Шарон Сэйл - В глубине сердца
— Хотела бы я, чтобы мой преследователь оказался здесь прямо сейчас, — прошептала Саманта, придвигаясь еще ближе.
— Почему? — спросил Джон Томас, озадаченный ее неожиданными словами.
— Потому что я хотела бы поблагодарить его за то, что он вновь вернул мне тебя. Когда я потеряла тебя в прошлый раз, моя жизнь, весь мой мир опустел.
«Ты лжешь!»
Мысль появилась столь внезапно, что Джонни почти не запомнил, как оттолкнул от себя руки Сэм и откатился к краю кровати. Любовная игра неожиданно прекратилась.
— Джонни?
В комнате было так темно, что она могла лишь догадываться о том, что написано у него на лице. Но тут вновь сверкнула молния, короткой вспышкой света озарившая комнату. И хотя длилось это какую-то секунду, Саманта все же успела заметить гримасу боли на лице Джонни.
— Ты не потеряла меня, Саманта Джин. Ты меня бросила.
Он вскочил с кровати, схватил на ходу свои джинсы и выбежал из комнаты, не в силах оставаться и выслушивать очередную ложь. Но он также не мог признаться самому себе, что, несмотря на все, что Саманта когда-то совершила, он жаждет ее еще больше.
Сэм отшвырнула простыни, схватила свою рубашку и последовала за Джонни на кухню.
— Я бросила тебя?! Я так не думаю! — кричала она. Ее страстность удивила его. Онемевший, он мог лишь стоять и слушать ее дальше.
— Это я поверила тебе, когда ты сказал, что любишь меня. Это я ждала, и ждала, и ждала… — Ее голос сорвался, но она справилась со слезами, подступившими к глазам. — А ты, именно ты, даже не написал. Когда мы переехали, у меня не было другой надежды, кроме как дождаться письма с адресом твоей воинской части. Письма, которое — я была абсолютно уверена — скоро придет.
Саманта ненавидела себя за желание расплакаться. И в то же время ненавидела Джонни за то, что тот заставил ее переживать горе утраты еще раз.
— Черт бы тебя побрал, Джонни, за то, что ты отказался от меня и от всего, что было между нами! — И Сэм схватила первое, что ей попалось под руку.
Кофейная кружка просвистела у его головы и вдребезги разбилась о стену за спиной. Саманта выскочила из кухни и побежала в свою спальню.
Джон Томас остался стоять, пораженный ее яростной вспышкой. Ему впервые пришло в голову, что, может быть, винить стоит кого-то еще. В реакции Сэм было столько боли, что посчитать ее неискренней было просто невозможно. Может, Саманта вообще не получала его писем? Может быть, это ее родители отсылали их обратно? Он перешагнул через осколки чашки и пошел за щеткой. Странная, чуть кривоватая усмешка появилась у него на лице, пока он аккуратно сметал остатки ее атаки. Закончив, Джонни выключил свет и направился в свою комнату, только на этот раз один.
Около ее двери он остановился и прислушался. Судя по непрекращающемуся скрипу пружин, она металась на постели.
— Сэм.
Скрип немедленно прекратился. Саманта не ответила. Но это было не важно. Он привлек ее внимание, и это было все, что сейчас требовалось.
— Я тебе писал.
Джон Томас вошел в свою комнату и прикрыл дверь. Пусть подумает об этом на досуге, мелькнула мысль. Он-то уже точно подумал.
Сквозь сон Саманта почувствовала аромат свежесваренного кофе. Она открыла глаза и с удивлением обнаружила стоящего у кровати Джона Томаса.
— Доброе утро, — сказал тот.
Она ответила тем же и сразу возненавидела себя за то, что хочет его так же сильно, как прошлой ночью, до того как он ранил ее сердце и вызвал сумбур в мыслях.
Джонни выглядел великолепно. Волосы, еще влажные после душа, блестели, словно черный мех котика. В джинсах, сапогах, с обнаженным торсом, он настороженно протянул ей кружку кофе и отступил назад. Саманта поставила кофе на столик рядом с кроватью и вгляделась в полуодетого мужчину, стоявшего рядом с ее кроватью. Но по его грустным глазам невозможно было прочесть, что он чувствует, что думает о происшедшем между ними прошлой ночью.
Эти проклятые три слова, которые он произнес, перед тем как скрыться в своей комнате, лишили ее покоя и причинили боль, из-за которой она не могла уснуть добрую половину ночи. Но, наконец-то заснув, Сэм продолжала видеть перед собой юношу со слезами на глазах, повторявшего одно и то же: «Я тебе писал. Я тебе писал».
Сейчас она чувствовала себя еще более несчастной. А что, если он говорил правду? Но если так, то почему она не получила написанных им писем? Один и тот же ответ, о котором ей не хотелось думать, продолжал настойчиво стучать у нее в голове. Если он говорил правду, то это означало лишь одно: ее отец или мать, а может, оба вместе были виноваты в их разлуке. То, что они оба умерли и не могли ей ответить, лишь все усложняло. Саманта не умела обижаться на призраков.
— Куда ты собрался? — спросила она.
— На работу. Я только хотел сказать, чтобы ты одевалась, а то опоздаешь.
Она продолжала смотреть на него. И тут он потерял самообладание.
— Чего ты, черт побери, хочешь от меня?! — взорвался он.
«Только правды».
Но она не произнесла этих слов вслух. Это привело бы лишь к возобновлению того же порочного круга обвинений, не ведущего ни к чему — лишь обратно к началу.
— Так я и думал, — прорычал он. — Поторопись, Сэм. У меня на восемь назначена встреча.
После их ссоры прошло два дня. За это время их любовь окрепла, но совместная жизнь стала еще более трудной. Саманта стала возражать против того, что каждый день ее тащат в офис шерифа, словно щенка, способного потеряться без поводка. К тому же у нее оставалось все меньшей развлечений в Раске. У Джона Томаса была его работа. Ей же оставалось лишь дожидаться пяти часов, чтобы прокатиться с ним до дома. Медленные, ленивые дни, полные жары и скуки, вынудили ее заупрямиться на третий день после памятной им обоим грозы.
— Но со мной все будет в порядке, — доказывала она, стоя рядом с Джонни у джипа. — Я не в депрессии и не страдаю, упаси Боже, синдромом самоубийства. Клянусь, Джонни, если я еще раз увижу, как та женщина меняет товары на витрине в «Монике», я закричу. У любой женщины есть предел для развлечений, если только она хочет остаться в здравом уме.
Он вздохнул, понимая, что их нынешний распорядок действительно трудно терпеть. Ни разу с тех пор, как они покинули Лос-Анджелес, не произошло ничего, что могло бы нести хотя намек на угрозу. Может, детектив Пуласки поторопился со своими выводами? Ясно, убийца узнал, что Саманта Карлайл уехала, но это не значит, что ему известно — куда.
— Не знаю, — проговорил он, наблюдая, как отчаяние на ее лице становится все сильнее с каждой минутой. Что-то слегка толкнуло его в ногу. Джон Томас посмотрел вниз и сразу же попытался увернуться от мокрого грязного пса, только что вернувшегося с поля, что лежало по ту сторону дороги.
