Барбара Картленд - Звезды в моем сердце

– Мне жаль, что вы несчастны, – сказала Гизела.

– Вам жаль меня! – воскликнул лорд. – Думаете, мне нужна ваша жалость?

Он задал вопрос очень резко, но потом вроде бы опять смягчился.

– Это не так, – сказал он. – Я хочу убедиться, что вы помните прошлое, что как бы там ни было, но для вас Имре жив.

Он замолчал и посмотрел на Гизелу, которая наконец обрела голос.

– Вы говорите, что были с Имре большими друзьями, – произнесла она. – И все же я думаю, что вы не так хорошо его понимали, как вам казалось. Если любят по-настоящему, то стремятся защитить любимого человека, оградить его от всех возможных страданий, спасти от несчастий. Имре так относился бы ко всем, кого любил; и если бы ему не ответили тем же, то он понял бы и простил, потому что знал, что такое любовь. Нельзя силой заставить людей чувствовать то, что, по вашему мнению, они должны чувствовать.

– Да, истинно так, – согласился лорд Куэнби. – Но кто сказал вам об этом? Кто научил вас так думать? Имре или, быть может, кто-то другой?

В его голосе зазвучала презрительная насмешка, и Гизела вся напряглась. Она встала с кресла и произнесла:

– Я выслушала вас, милорд. А теперь я пойду спать. Если вы предпочтете не встречаться со мной утром, я покину ваш дом, как только графиня сможет отправиться в путь. Если, однако, мне предстоит провести здесь несколько дней, о чем говорилось в вашем приглашении, то я предлагаю больше не возвращаться к этой теме. Я понимаю и сочувствую вашему горю; но уверяю вас, что в данный момент я не в состоянии что-либо сказать или сделать, что хоть как-то могло бы изменить случившееся. Верьте мне. Я говорю правду.

Лорд Куэнби смотрел на нее со странным выражением.

– Я верю вам, – сказал он. – Сам того не ожидал. Думал, в вас нет ни грана правды. И все же я верю вам.

– Вот и все, что я могу сказать, – продолжала Гизела. – Надеюсь, утром вы сообщите мне о своем решении – уехать мне или остаться.

Говоря это, она протянула руку. Секунду он просто держал ее в своей руке, а затем поднес к губам. Гизела хотела уже уйти, но он не отпускал ее руку.

– Я начинаю многое понимать из того, что раньше было от меня скрыто, – сказал он.

Она не знала, что он имеет в виду, и поэтому, когда он отпустил ее, быстро направилась к двери.

– Доброй ночи, милорд, – спокойно произнесла она.

Он распахнул перед ней двери, и они вместе вышли в просторный холл, обитый дубом. Их шаги гулко раздавались, когда они шли по мраморному полу в той части, где не было ковров. Лорд Куэнби молчал, а Гизелу вдруг охватило страшное смущение, и она не смела поднять на него глаза.

Они дошли до лестницы. Она стала медленно подниматься по покрытым мягким ковром ступеням, зная, что он смотрит ей вслед. Рукой она опиралась на перила, так как чувствовала, что не сможет обойтись без поддержки. После всего пережитого ноги еле держали ее, но, несмотря ни на что, Гизела в душе осталась довольна, что хорошо держалась. Девушка представить себе не могла, что может произойти нечто подобное, и все же с честью выдержала испытание, не подвела императрицу.

Гизела дошла до самого верха, и тут, как во всякой женщине, в ней победило любопытство. Она должна оглянуться, должна посмотреть, не ушел ли он. Он стоял на том самом месте, где они расстались, и все так же смотрел ей вслед, его лицо было хорошо освещено канделябрами на лестнице. В его глазах она заметила что-то совершенно новое, но что именно – она не поняла.

Глава 7

Гизела пробудилась ото сна, когда горничная раздвигала тяжелые шторы на окнах. Весеннее солнце проникло в комнату и золотом разлилось по ковру. В первое мгновение девушка не могла понять, где находится, а потом с радостным волнением вспомнила. Она сейчас в замке Хок, в гостях у лорда Куэнби, под видом императрицы Австрии; пока ей удалось оправдать доверие, которым ее облекли, и не уронить достоинства императрицы.

Хотя вчерашний обед с лордом Куэнби проходил нелегко, а временами просто ужасно, в Гизеле жила уверенность, что за целый вечер он ни разу не подверг сомнению подлинность ее титула. А это, как она считала, было самым важным.

Минувшей ночью она долго лежала без сна, мысленно возвращаясь ко всему случившемуся накануне, снова содрогаясь при воспоминании о том, какие горькие обвинения были брошены ей в лицо, когда лорд поведал о событиях и лицах, совершенно ей неизвестных. Но он так ничего и не заподозрил. Его ни разу не удивило, почему она ему не отвечает, он не подумал, что за ее молчанием скрыта какая-то причина.

Гизела вздохнула с облегчением, а когда горничная поставила возле кровати элегантно сервированный поднос с утренним чаем, ей сразу бросился в глаза большой белый конверт с надписью «Графине Гогенемз».

Ее охватил минутный приступ отчаяния. А вдруг все-таки что-то случилось? А вдруг после бурной беседы вчерашним вечером лорд Куэнби решил бросить ей новый вызов, а потом, в точности как она, вспоминая их разговор, заподозрил что-то неладное? Почему она не сумела ему ответить? Почему она не сумела опровергнуть позорные обвинения в свой адрес? Чувство облегчения исчезло без следа. Она почувствовала, что дрожит, но, взяв себя в руки, не подала и виду.

– Как себя сегодня чувствует графиня? – поинтересовалась Гизела.

Мария, услышав, что к ней обратились, сделала быстрый реверанс.

– Ее по-прежнему лихорадит, фройляйн, – ответила служанка по-немецки, – а в остальном, как она говорит, ей немного лучше.

– Если лихорадка не прошла, ей не следует вставать, – сказала Гизела. – Передайте графине, что я позже зайду ее навестить.

Камеристка слегка смутилась.

– Было бы лучше, фройляйн, если бы графиня зашла к вам, – предложила она.

– Нет, нет, – решительно запротестовала Гизела. – Ей нельзя подниматься с постели. Я сама приду к ней.

Мария еще раз присела в реверансе и вышла из спальни. Теперь наконец Гизела осталась одна. Она протянула дрожащую руку к белому конверту.

Почерк очень характерный для него, подумала она. Четкий, прямой, все буквы выведены удивительно высокомерно. Все-таки было в нем что-то очень положительное, решила Гизела. Качество, которое она раньше никогда не встречала ни у одного мужчины. Можно возненавидеть его, но не заметить, проигнорировать – никогда.

Гизела развернула листок, слова расплывались у нее перед глазами, так она нервничала, так боялась. Потом прочитала:

«Мадам,

Мне кажется, вчера вечером я потерял рассудок, когда разговаривал с Вами. Быть может, Вы уже отдали распоряжение готовиться к отъезду, ведь я так плохо справился со своими обязанностями хозяина. Но позвольте мне просить Вас дать мне еще один шанс. Мне очень многое нужно Вам сказать.