Аньес Ледиг - Уходи с ним
И не откладывая!
Воистину так.
Принято к сведению.
«Маленькая симпатюшка по имени Марсия». Неизвестно, что получится, но он, по крайней мере, попробует.
Следующая жизнь
Мари-Луиза и Жан сидят бок о бок на крошечном балконе в доме престарелых. Два стула и маленький столик – больше сюда ничего не влезет. Они нежатся в лучах солнца, падающих на их кожу, морщинистую, как песчаная дюна, обдуваемая постоянными ветрами. Они просто держатся за руки.
– Я беспокоюсь за внучку, Жан.
– Почему?
– Потому что она не приехала в субботу на нашу встречу в кондитерской. Она всегда приезжает. У нее грустный вид, и мне это совсем не нравится.
– Вернее, тебе не нравится ее сожитель, так ведь?
– Да, не очень. Он плохо с ней обращается. И со мной тоже, но мне плевать.
– А что говорят ее родители?
– Что он очарователен. Он умело ведет игру. Но когда Джульетта рассказывает мне, что ей приходится терпеть дома, я понимаю, что она угодила в пасть к волку, а я ничего не могу поделать.
– Ты не можешь увести ее оттуда силком, она должна сама все осознать.
– Знаю. Но мне потребовалось пятьдесят лет, чтобы все осмыслить, поэтому я и говорю себе, что лучше б ей поторопиться, чтоб у нее еще остались время и силы на новую жизнь.
– Однако ты сама знаешь, что так нельзя. Нас всех иногда заносит, но каждому приходится самому решать свои проблемы. Иначе ничего не получится.
– Знаю, но это так несправедливо.
– Такова жизнь. И она, возможно, подскажет ей выход.
– А тем временем я боюсь ее потерять.
– Она знает, что ты рядом…
– А я счастлива, что рядом со мной ты…
– Все приходит вовремя к тем, кто умеет ждать.
– Ну, знаешь, ждать целую жизнь…
– Наверстаешь в следующей, используя весь опыт, накопленный в этой.
– А ты тоже там будешь, в моей следующей жизни?
– Конечно!
Некоторые симптомы, которые тоже начинают проявляться
«Дорогая Джульетта,
не волнуйтесь, это будет последнее письмо, но я не мог оставить ваше без ответа, вот почему я пишу на адрес больницы, надеясь, что вы все-таки его получите.
Не отвечайте, я этого не жду. Мне просто очень нужно, чтобы вы знали: конечно, мне невероятно грустно, что наша переписка так резко оборвалась, но я выкарабкаюсь – ради Ванессы, ради вас, – и даже если у вас не будет никаких вестей, знайте, что можете мной гордиться, что не зря вы меня обнимали, когда мне это было необходимо, и не зря вы меня встряхнули, когда я готов был опустить руки.
А еще знайте: что бы ни случилось в вашей жизни, даже если мы не сможем общаться долгие годы, для вас я всегда буду рядом. У меня нечто вроде долга по отношению к вам, и просто быть счастливым, на мой взгляд, недостаточно, чтобы этот долг покрыть. Вы знаете, где я.
Я там буду.
Обнимаю вас очень крепко.
Позаботьтесь о себе, Джульетта, и я вам желаю обрести однажды ребенка, которого вы так ждете,
Ромео.P. S. Думаю, Ванесса влюблена. Все симптомы налицо. Я счастлив за нее. У меня тоже некоторые симптомы начали проявляться…»
Три года спустя
Слишком много дождя
А ведь я считала, что уже несколько месяцев в безопасности.
Если хорошенько подумать, в первый раз я действительно испугалась его, когда он прочел письмо Ромео. Этот непередаваемый отблеск во взгляде, который отражает абсолютное всемогущество и заставляет тебя ощутить, что ты ничтожнее, чем горстка пыли. В тот момент я для него была просто ничем. Обычной вещью, которую он заказал и которой может пользоваться для своих животных потребностей. Мне кажется, именно с того дня ситуация покатилась под откос.
На протяжении недель и месяцев я не видела дальше собственного носа, полностью поглощенная лечением и своим желанием родить ребенка, и на многое безропотно соглашалась. Сопротивляться я пробовала, только когда он делал мне больно или требовал таких сексуальных отношений, которые вызывали у меня отвращение. Но я только пробовала, и быстро выяснялось, что напрасно. И в конце концов я смирилась. Или так, или остаться одной, а значит никакого зачатия, никакого ребенка. Когда он грубо брал меня, я думала о ребенке, который так мне нужен, и мои мучения будто подергивались мягкой дымкой.
Уже несколько месяцев я уверяла себя, что в безопасности, потому что ребенок, которого я ношу в своей утробе, должен послужить надежной преградой его жестокости. В конце концов, Лоран тоже его хотел. Ну, я так думаю. Хотя последние недели он говорит о нем как о сопернике. И я еще больше боюсь его.
Когда я увидела, как он заходит в спальню, где я отдыхала, вытянувшись на кровати и вышивая крестиком слюнявчик, то сразу заметила тот же неописуемый отблеск всемогущества. Но сегодня к нему добавилось еще нечто вроде решимости, более мощной, чем все преграды, которые мне удалось возвести благодаря своей беременности, чтобы защититься от него.
Я мгновенно поняла, что безопасности для меня больше не существует. Но я твердо решила сопротивляться.
– Ты по-прежнему не желаешь ничем заняться?
– Нет.
– Тебе и впрямь на меня плевать!
– Я устала.
– Ты целый день сидишь дома и смеешь говорить, что устала.
Продолжая говорить, он медленно приближается ко мне, как убийца из вестерна, который позволяет себе потянуть время, прежде чем прикончить другого ковбоя, потому что судьба того все равно уже решена.
– Ты прекрасно знаешь, почему.
– И то верно, столько месяцев таскать такую тушу. Тут и корова устанет.
– Я делаю, что могу.
– Ты делаешь, что хочешь, это да. Но я же имею право трахаться, верно? А? Ты просто придумываешь медицинские предлоги, чтобы избегать меня.
– …
– Это чтобы избегать меня? Отвечай!
Преграды рушатся одна за другой, я чувствую, как зверь продвигается вперед. Мне страшно. Хочется позвать на помощь, но кого? И как? Я как газель, которую сейчас сожрет лев. Думаю о Малу, о родителях, о друзьях детства, которых любила и потеряла, думаю о Гийоме и коллегах, которых мне так не хватает, думаю о Ромео и его последнем письме, где он сказал, что в любой момент готов прийти на помощь. Я мечтаю, чтобы он сейчас зашел в комнату, да, прямо сейчас, и вмешался, и стал моей защитой, и выплатил свой долг. Но он не зайдет, потому что я одна. Одна в мире, вместе с этим ребенком, в этой комнате, где, судя по ненависти в глазах его производителя, я знаю, что меня ждет. Я прикрываю руками живот. Прячься, малыш, прячься, я защищу тебя. До самого конца. До конца чего, я не знаю, но до самого конца.
