Мама знает лучше - Ария Тес
— Какую…
— Я все узнал, Аури. Я все знаю о них…
— Сема…
— Все хорошо. Я же борец с ветряными мельницами, помнишь?
Громко, уродливо всхлипываю. Пальцы скользят по его коже, железом пахнет еще сильнее.
Он очень слабо сжимает мое предплечье и улыбается.
— Прости меня. За то…за все прости…
— Блядь, не смей прощаться!
— Ты должна знать. Я жалел, что тогда так сделал, но…не знал, как это сказать.
— Сема…
— Я люблю тебя.
— Да пошел ты!
Резко отстраняюсь, оглядываюсь, нахожу глазами на вид чистое полотенце, срываюсь и хватаю его. Потом прижимаю к ране, сверху кладу его руку и киваю.
— Они не приедут?! Значит, мы поедем сами! Давай! Вставай, сука! Ты не сдохнешь здесь! Не сдохнешь!
Адреналин с новой сильной наполняет мою кровь, и я почти легко поднимаю Сему на ноги. Потом тяну его к машине. Тяжело, наверно, но я не чувствую.
Я ничего не чувствую, хотя сама больше похожа на оголенный нерв.
Мы доезжаем до больницы за десять минут. Никто не едет нам навстречу — значит, он был прав.
Им дали отмашку.
Сегодня мой лучший друг должен был умереть.
«Бонус на твоем уровне»
Аури
Здесь ужасно воняет.
Резкий запах лекарств, отвратительное освещение холодных ламп, тишина, как в морге.
Здесь по телу идет холод.
Здесь умирает и возрождается надежда. Буквально, сука, каждую секунду!
Здесь — это комната ожидания для родственников, которые отчаянно верят, что с их близкими все будет хорошо.
И я верю. Пытаюсь верить.
Смотрю на свои руки, меня немного трясет. На них уже нет крови, но я все равно ее вижу и чувствую.
Меня только что отпустили. Сотрудники полиции лениво провели опрос, но по их посылу я уже понимаю, что никакого расследования не будет. Дело просто замнут, потому что им тоже дали отмашку.
Я чувствую себя абсолютно беспомощной. Где-то вдалеке жужжит и тихо вибрирует уродская лампа, а я потеряна, напугана и одинока.
Как никогда в жизни.
Тихо дышу, стараясь не бередить внутренности, которые до сих пор не в порядке. Истерично тру пальцы. От них разит дешевым, отвратительно-химозным ароматизатором со вкусом клубники.
Ненавижу клубнику.
Теперь навсегда.
Быстрые шаги по пустому, глухому коридору отвлекают меня от страшных мыслей о Семене. Внутри все снова подбирается. Шаги становятся ближе, и страх лижет меня между лопаток.
Я знаю, кто это.
Мы не виделись столько лет, но я ее чувствую.
Это Алина.
Ей позвонила медсестра по просьбе главного хирурга, потому что не факт, что Сема доживет до утра. Нужен близкий родственник, который в случае чего сможет принять какие-то решения.
Не представляю, что она почувствовала, когда ей это все выдали холодным, я бы даже сказала, сухим тоном.
Такое ощущение, что у этих людей нет абсолютно никакого сочувствия! И все они точат вилы. Все они ждут приказа. Все они готовы броситься и растерзать, как когда-то растерзали и меня.
Я не знаю, как это описать, и, возможно, все дело в моей бурной фантазии, но я это чувствую и ничего не могу с собой поделать. Будто город берет и восстает против тех, кто неугоден их предводителям. Будто они действительно короли. Будто от их милости зависит жизнь каждого, даже второсортной медсестрички без каких-то перспектив и планов.
Очень хотелось спросить: какого черта ты-то себя так ведешь?! Если будешь помягче, то что?! Тебя на кол посадят?! Или твоя жизнь станет полным говном?
Хотя, может быть, и станет. В любом стаде ведь как? Хочешь удержаться, гаси со всеми, или сдохнешь в одиночестве. В своем доме, например, с заточкой под ребрами. Перспектива еще хуже, согласна. На своей шкуре это прочувствовала.
Алина заворачивает за угол, и через мгновение я вижу ее. Говорят иногда, что «ты так изменилась за все эти годы, что я бы тебя не узнала!». Это не про Алину. Она все такая же маленькая, только больше теперь похожа на Сему. У нее кучерявые волосы каштанового цвета и очень большие глаза. Голубые. Как у их мамы.
Я слабо улыбаюсь, когда вижу знакомое лицо. Оно, как спасательный круг в океане дерьма. Но улыбаюсь я рано. Стоит мне подняться на ноги, а ей еще приблизиться, то я вижу…как злость искажает ее милое личико.
И злость эта направлена на меня.
Даже ненависть. Густая, как кисель. И ядовитая, как самая опасная химическая формула.
Не понимаю.
Такая встреча вводит меня в еще больший ступор, поэтому я не успеваю сделать абсолютно ничего. Алина подскакивает ко мне, как дикая кошка, а потом со всего размаха дает звонкую, сильную пощечину.
Аж в голове потряхивает.
Но, знаете? Бодрит.
Я берусь за горящую щеку, медленно перевожу на нее взгляд и вижу, как ее грудная клетка ходит ходуном, а нижняя губа подрагивает. В глазах стоят слезы, страх и паника.
Хмыкаю.
— Я, конечно, тоже рада тебя видеть, но позволь не бить в ответ, окей?
Алина сужает глазки и делает на меня шаг.
— Шутишь?! Хватает наглости?!
Хмурюсь.
— Прости?
— Это твоя вина!
Я теряюсь окончательно. Весь разговор этой идиотки-медсестры и Алины я слышала, поэтому откуда девчонка берет этот бред, совершенно неясно. Нет, я понимаю. Когда тебе преподносят страшные новости, а новость «ваш брат, возможно, умрет утром» — это страшная новость, и в голове твоей мешается абсолютно все! Но не до такой же степени, алло!
— Это не я его пырнула, — оправдываюсь, на что получаю злобную усмешку и кивок.
— Ты не стала бы делать это сама!
— Ты в чем меня обвиняешь, дура?! Я понимаю, что ты боишься и волнуешься, но берега не путай!
— Я говорю правду, Аурелия! Если бы не ты, ничего бы этого не было! — Алина жестко разводит руки в стороны, а у меня кое-что все-таки сходится.
Она обвиняет меня не в том, что я его ранила. И даже не в том, что я его заказала. Алина точно знает, чьих рук это дело, но…что тогда имеет в виду эта истеричка?!
— В каком смысле?!
Сделав на меня последний шаг, становится вплотную
