Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна
Саша засмеялся. Мысль понравилась, хотя некоторые сомнения встрепенулись — единство времени и места соблюдают даже в африканском театре, как он сам убедился, и по возможности — единство действия. А он? Он хочет устроить для себя спектакль, но…
Он не додумал до конца свою мысль, и даже не потому, что она ускользала и Саша не мог ее оформить. На самом деле была одна главная мысль в голове Решетникова, которая не просто выталкивала все остальные мысли, она их нещадно пинала, больно и сильно.
Рита. Ребенок…
Рита Макеева его потрясла, теперь он понял. Он врет, что раньше рассмотрел в ней такую женщину или хотя бы зачатки нынешней женщины. Если честно, ничто в прошлом не обещало подобной трансформации, неужели… она все это проделала с собой сама? Или… нет, конечно, нет; только мужчина способен переделать женщину, примчалась на помощь спасительная мысль, которая никогда не требовала никаких доказательств в мужской голове. Кто-то…
Красивая женщина. Уверенная в себе. Причем эта уверенность не простая фанаберия, под нее Рита заложила такую основу, что конкуренты зубы обломают, но не съедят. Она не просто талантливый таксидермист, она прекрасный делец. Да не один мужик разрыдался бы, увидев свою рысь накануне открытия салона с дырками вместо глаз! А Рита? Что сделала Рита Макеева?
Она не только не пустила слезу, а извлекла пользу. Местное телевидение устроило по этому поводу настоящее шоу, австрийская фирмачка — новые заказы Рите. Да если бы какие-то идиоты не пошли на подобное, это надо было устроить самой, в духе ныне модного черного пиара! А он-то, дурак, вот уж точно, тундра тупая, пытался ее научить, дать ценный совет!
Решетников с отвращением вспомнил свой назидательный тон во время торжественного обеда в день сбора выпускников:
— Ты должна научиться вести дела, Макушка. — Он нанизал на вилку тонкий ломтик свежего огурца, послушав ее рассказ о встрече с иностранными коллегами. — Ты познакомилась с таксидермистами из Парижа и Лондона, да?
— Они приезжали к нам на зимний салон, — кивнула Рита, отпив из бокала апельсинового сока и промокая губы желтой бумажной салфеткой.
— Ты им уже написала? — спросил Решетников, жуя огурец и пытаясь уловить его вкус. Но никакого вкуса, отозвался лишь избыток соли. Парниковый огурец, понятное дело, разочарованно отметил Решетников. Ни запаха, ни вкуса. Он ухмыльнулся про себя. Как Рита Макеева в школьные годы.
— Нет, пока ничего такого я не сделала. — Она улыбалась и смотрела на Решетникова, будто ожидала его оценки. И дождалась.
— Не сделала? — Он не сразу соотнес ее ответ с собственным вопросом, но быстро поискал в голове, о чем это он спросил. — В том-то и дело! — Решетников наконец настиг убежавшую было мысль и с радостью поднял вверх палец. — Ты должна была написать им вслед писульку или сбросить по электронной почте.
— А… что написать? Зачем? — Рита отодвинула бокал с недопитым соком, он стекал по стенке, торя рыжую тропинку.
— Чтобы они тебя не забыли.
— Они и так меня не забудут, — фыркнула Рита, и ее глаза стали голубоватыми.
— Ты так считаешь? — Решетников не донес вилку до рта, на которой колебался, словно раздумывая, упасть или удержаться, новый ломтик огурца. Он с каким-то ему самому непонятным упорством пытался распознать его вкус.
— Да. — Рита смотрела на него, и глаза ее сейчас снова стали серыми. Они меняли цвет от серого до голубого в зависимости от освещения и внутреннего состояния. У Вили были похожие глаза. И похожая уверенность. Когда глаза становились серыми, это означало, что теперь с места не сдвинуть. Вилю. А значит, и Риту.
Решетников почувствовал раздражение, как будто только ему позволительно упрямо настаивать на своем. Он не любил подобной уверенности в женщинах, хотя всякий раз его тянуло к таким.
Что ж, Рита говорит правду, наконец, уступил он и стиснул зубами ломтик огурца. Он оказался другой породы, и Саша почувствовал настоящий свежий огуречный вкус. Да, такую, какой Рита Макеева стала сейчас, не забудешь ни в Париже, ни в Лондоне.
Натуральный огуречный вкус пропал во рту, его смыл глоток минеральной воды из обычного граненого школьного стакана. Рита молчала, наблюдая за ним, ему показалось, что он заметил на ее лице отсвет… победы? Победы над ним? Она что же, считает, что он зря тратит слова?…
— Ты должна написать, что с радостью вспоминаешь, — услышал он свой голос, и его охватила досада на самого себя. Идиот.
— Но ничего не было.
— Не важно.
— Значит, им надо написать, что я радостью вспоминаю, что ничего не было? — Макеева насмешливо посмотрела на него, откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. Решетников знал эту позу — теперь человека ничем не прошибешь, но продолжал с упрямством голодного овцебыка:
— Ты напишешь, что благодарна им за то, что они тебе уделили внимание.
— Это я им уделила внимание! — Рита положила ногу на ногу.
Решетников прекрасно понимал, что она закрылась от него, от чужих слов и наставлений.
— А они разве не уделили тебе внимания в ответ?
Рита захохотала, она раскинула руки, она затопала ногами, как ребенок, который чему-то радуется, ее смех был таким искренним, что Решетников решил не обижаться. Он тоже хохотал вместе с ней.
Вспоминая свой назидательный тон и глупую настойчивость, он даже сейчас порозовел. Это ведь потом он узнал, кто такая Рита теперь…
14
Рита с самого начала отнеслась к даче всерьез. Если в своей маленькой однокомнатной квартире она не могла ничего или почти ничего сделать так, как ей хотелось, то уж на даче она не ограничивала себя в желаниях.
Комнату Ванечки сначала хотела устроить в мансарде, откуда открывается вид на бескрайнее гречишное поле. Оно становилось похожим на желтое море, когда набегал ветер и колебал цветущие растения. Мириады пчел со всей округи устремлялись туда на сладкий аромат, даже Рита со своим тонким обонянием чувствовала вечерами нагретый за день медовый запах, когда ветерок дул с поля. Осенью она покупала банки гречишного меда на зиму у хозяина поля.
Но Рита не поселила Ванечку в мансарде, потому что выяснила, что детям там не место, поскольку балки перекрытия, как правило, строители оставляют незаделанными, что плохо для энергетики комнаты. Рита оставила мансарду для гостей, втащила туда кровать, стол, кресло-качалку, чтобы гости могли убаюкивать себя не только видом из окна, но и ласковым движением…
Ванечке она отвела комнату внизу. Устраивая детскую в соответствии с новейшими воззрениями на этот счет, Рита купила даже колокольчики. Оказывается, если развесить колокольчики в северо-западной и в северо-восточной части комнаты, ребенок будет хорошо учиться. Входя в его комнату, Рита всякий раз качала колокольчики — обычные рыбацкие, которые купила в магазине для рыболовов.
— Вы как, дамочка, ловить собираетесь? В какое время? — свел кустистые седые брови хозяин, выкладывая товар на прилавок, когда Рита попросила его показать колокольчики. — Вот эти — на донку, а вот те… — Он повернулся к полке, на которой лежали крупного размера колокольчики.
— Да-да, мне вон те, покрупнее.
Она не стала выяснять, для ловли кого они предназначены, но для нее они в самый раз.
Хозяин с уважением посмотрел на Риту, которая в бледно-зеленом брючном костюме была заметной женщиной. Пшеничные волосы оттеняли бледную кожу лица.
— Удачи вам, любезная, — сказал продавец, упаковывая колокольчики в коробочку с золотой рыбкой на крышке. — Смотрите шляпу наденьте, а то загорите на бережку как следует, — подмигнул он ей.
— У меня есть шляпа с широ-окими полями. — Рита раскинула руки, изображая диаметр шляпы.
— Это прямо зонт, а не шляпа, — усмехнулся продавец, довольный вниманием такой приличной дамы.
Теперь эти колокольчики радостно звенели, обещая, что Ванечка непременно поймает удачу в жизни под их охраной.
