Любовь не для заучек (СИ) - Ареева Дина
Руки приходится сцепить в замок, чтобы не тряслись. Губу закусить, чтобы не подрагивала.
На похудевшем лице глаза вспыхивают как молнии. Демьян приподнимается на локте и вперяется в меня ненавидящим взглядом.
— Зачем пришла? Чего смотришь, убогая? Я спрашиваю, зачем приперлась?
— Демьян, я... — сглатываю подкативший к горлу ком и едва успеваю увернуться от чашки, которую в меня запустил Каренин.
Чашка со звоном разбивается о белую плитку.
— Пошла вон! Я сказал, нахер пошла отсюда. И чтоб я тебя больше не видел!
Вслед за чашкой летит стакан. Я отскакиваю в сторону, и его постигает судьба чашки. Каренин свешивается с кровати, упираясь руками в пол.
— Уходите! — администратор буквально выталкивает меня из палаты. — Да идите уже, Господи, вы же видите, как он нервничает. Демьян, Демьян, успокойтесь, все хорошо, она уже ушла. Что вы делаете, лягте обратно на кровать! Давайте я налью вам воды... Уйдите же!
Это снова мне.
Выпадаю в коридор, мимо меня в палату вбегают медработники. Иду и реву, размазывая слезы по щекам. А перед глазами стоит перекошенное от злости лицо Каренина.
За что он так со мной? Что я ему сделала?
Дома тоже реву весь вечер, не обращая внимания на мамины уговоры и расспросы.
Он правда считает меня виноватой? Но в чем?
Он ведь даже ничего не сказал, просто прогнал.
Я пролежала в полной прострации три дня, мама уже собиралась везти меня в больницу. Как тут новостные каналы взорвала информационная бомба.
Арестован Геннадий Вишневский за покушение на Демьяна Каренина. По его заказу была повреждена тормозная система автомобиля Демьяна. По завещанию Каренин должен был вступить в наследство, а Вишневский как его опекун решил присвоить наследство себе.
Эта новость поражает меня не меньше, чем полные ненависти глаза Демьяна.
Он знал, что я ни при чем. Я ведь думала, что он не справился с управлением, а у него были повреждены тормоза. Водитель не может этого не знать, какая тогда причина его ненависти?
Но мне не суждено больше узнать даже о том, в больнице Демьян или дома. Вечером приезжает Григорий с ошеломляющей новостью — Анна Вишневская подала на развод, выставила дом на продажу, а персонал уволила.
— Ей теперь придется на всем экономить, чтобы поставить сына на ноги, — говорит Григорий Константинович, сидя у нас на кухне. — Этот пиздюк Геннадий грабил ее без зазрения совести.
— Гриша! — мама с упреком смотрит на мужчину и показывает глазами на меня.
— А что я такого сказал? — удивленно вскидывается тот. — Или Ангелинка не слышала слова «пиздюк»? Ты лучше скажи ей новость.
— Какую новость? — спрашиваю настороженно.
— Мы подали заявление в ЗАГС, — отвечает Григорий, не дав маме открыть рот. — Так что твоя мама можно сказать, невеста.
Два месяца спустя
Я больше ничего не знаю о Демьяне. В универе начались занятия, но узнать мне не у кого. Я в первый же день подстерегла Артура, чтобы спросить, но он только хмыкнул свысока.
— А я откуда знаю, что там с Демьяном? Мы с ним больше не друзья. По твоей же милости. Ну подумаешь, трахаться захотел! А ты не видела, что я бухой? Надо было бежать и ябедничать. Теперь Демон меня знать не хочет. Он вообще никого видеть не хочет, насколько я знаю.
Спорить с таким бесполезно, поэтому больше к нему не подхожу. У нас лекции в разных корпусах, так что мы даже не пересекаемся.
Мама с Григорием поженились, он сейчас живет у нас, пока в его квартире идет ремонт.
Сегодня дома только мы с мамой. У нее выходной, Григорий поехал к себе проследить как кладут кафель. Я пришла из универа, и мы собираемся обедать.
Звенит домофон, мама включает динамик, и я слышу ее непривычно сухой голос.
— Не уверена, что это нужно, Анна Александровна.
— Пожалуйста, Лидия, — звучит из динамика вымученное, — впусти меня. Умоляю...
У меня чуть вилка не выпадает из рук. Выползаю из-за стола, выхожу в прихожую, и когда вижу Вишневскую, внутренне ахаю.
В кого превратилась за такой короткий срок эта холеная ухоженная женщина? От яркой внешности не осталось и следа, лицо осунулось, под глазами пролегли темные круги.
Волосы тусклые, стянуты на затылке в гульку. Но главное, глаза. Если раньше они ярко блестели, то сейчас ее взгляд потухший и усталый.
— Спасибо, что впустила, Лида, — говорит она просто и смотрит на меня. — Я пришла к тебе Ангелина.
— Я... Слушаю вас, — лепечу, потому что сердце сжимают щупальцы страха. И предчувствия меня не обманывают.
Вишневская внезапно бухается на колени и хватает меня за запястья.
— Спаси моего сына, Ангелина, — она некрасиво кривит лицо, по которому бегут прозрачные струйки, — прошу тебя. Спаси его.
— Что... что с ним? — мой голос срывается, получается сипло и отрывисто.
— Он не хочет жить! — женщина передо мной заходится в рыданиях, и мы с мамой обе бросаемся к ней, чтобы поднять.
Усаживаем ее на пуфик. Мама бежит за сердечными каплями, я присаживаюсь на корточки.
— Прости меня, детка, — шепчет она, вытирая слезы, — я столько гадостей тебе наговорила. Я же не знала, не знала. Думала, он тебя правда виноватой считает, пока Геннадия не забрали...
— Он считает, — говорю ровным голосом, — и ненавидит. Я была у него в больнице, он меня выгнал.
— Знаю, детка, знаю, — качает головой Анна, — только дело совсем не в этом. Он просто... Просто не хотел, чтобы ты его видела таким, понимаешь? Он и сейчас не хочет. Но я слышу, как он тебя во сне зовет.
Грудь сдавливает тисками. Демьян зовет меня, я прихожу к нему во сне. Он ведь тоже, тоже мне снится...
Мама приносит лекарство. Вишневская запивает водой таблетку и с благодарностью возвращает стакан.
— Но почему, Анна Александровна? — не могу сдержать всхлип. — Почему вы говорите, что он не хочет жить?
— Когда нас выписали домой, врачи давали сдержанные, но неплохие прогнозы, — отвечает она медленно, откинувшись на стену. — Главное добиться чувствительности, тогда можно будет говорить об операции. Нужны массажи, растирание, тренировки. Я верила, поддерживала Демьяна, и он тоже верил. Но сейчас... Он потерял веру. Целыми днями лежит, смотрит в потолок. Не соглашается ни на какие процедуры, а я договорилась, что буду возить его в реабилитационный центр. Даже массаж сделать не дает. И я боюсь, что он... что он...
Она рыдает, мама смотрит на нас, поджав губы. Весь ее вид транслирует «Не смей!»
Отворачиваюсь, поднимаюсь с корточек, стараясь на маму не смотреть.
— Я поеду с вами, Анна Александровна. Не знаю, что из этого получится, но я попробую с ним поговорить.
Под перекрестными взглядами двух женщин — убийственным маминым и благодарным Вишневской — разворачиваюсь в сторону комнаты и иду переодеваться.
Глава 20
Демьян
Я долго верил, что это ненадолго.
Да бля, я вообще не сомневался. И врачи твердили в один голос, что я встану и пойду. Что у меня что-то там куда-то сместилось, и это что-то просто надо вставить обратно.
— Имеет место временное онемение конечностей, — успокаивал очередной профессор, — а как появится чувствительность, мы вас прооперируем, молодой человек, и будете как новый.
— Но почему сейчас нельзя? — спрашивала мама.
— Нежелательно, — уклончиво отвечал профессор, — зачем лишний раз применять наркоз? Это никакому организму не на пользу, даже такому молодому и крепкому.
Я не спрашивал, потому что и так понимал — им нет смысла со мной мудохаться, если заведомо известно, что я не пойду. Впадлу тратить время и силы, это ясно и понятно.
Но время шло, нихера не появлялось. Энтузиазм моих докторов поубавился.
— Реабилитация затянулась, так бывает, — мямлил профессор, отводя глаза. — А мы можем пока подобрать подходящее кресло. Есть современные модели на электронном управлении. Можно управлять со смартфона...
