Не просто лучший друг (СИ) - Оайдер Юлия
– Это хорошо, – как-то слишком облегченно выдыхает Сема. – Он хороший парень, видно, что ты ему дорога. Только не делай глупостей, ладно?
Киваю, задумчиво глядя куда-то сквозь брата. А что есть глупости в моей ситуации? Этого, увы, мне никто не пояснит, кроме меня самой.
– Я вообще удивлен, что он столько времени смиренно сидел у тебя во френдзоне, – усмехается брат.
– Ну, нет! Все не так трагично, как ты думаешь! – фыркаю я, ощущая даже себя виноватой перед Глебом за “френдзону”. – Все произошло недавно. Ну, то есть чувства, вот эта вспышка, искра… Он годами не мучался, как ты подумал!
– Ага, так он тебе и сказал, – ухмыляется брат. – Но, зная тебя, я не удивлен. Чтобы добиться твоей любви, нужно быть раненым котенком…
– Неправда! – огрызаюсь я и поджимаю губы. – Я люблю тебя. Люблю маму. И Глеба я тоже люблю и всегда любила, только все это разная любовь! Тебя – как брата, маму – как маму, Глеба – как друга и сейчас совершенно иначе, как парня…
– Вот в этом наши отличия, Лисенек, – улыбается Семен и берет меня за руку, – ты всегда придумывала какие-то классификации, определения… А я просто отвечал “да” или “нет”. Любовь одна: ты либо любишь, либо не любишь. А вот эти оттенки твои: “люблю как маму”, “люблю как брата”, “люблю как друга”, “люблю как парня” – фигня. Ну, вот, как если бы тебе дали откусить пирог и попросили сказать вкусный он или нет. Пирог нереально вкусный, начинка яблочная сладкая, а ты начинаешь придумывать: “тесто очень хрустящее, очень хорошо порезаны яблоки, пропечено идеально”. А тебя же спросили, всего-то, вкусно или нет. Будь проще. Но глупостей не делай! – строго завершает свою нравоучительную речь он.
Я, честно, собиралась еще что-то ответить, особенно про аналогию с пирогом, но нас отвлекает странный скрежет и грохот со стороны трека.
Мы с Семеном дергаемся одновременно и ищем источник жуткого звука. Не знаю, о чем думал он, но мое сердце буквально свалилось в пятки от страха того, что это упал Глеб.
Так и есть.
На повороте трассы трека лежит мотоцикл Стаси, тот самый старый, который она дала моему другу, а рядом на газоне сидит Глеб, потирая левое плечо.
– Блин! – вскакивает на ноги Сема и я вместе с ним.
Спускаемся с трибун, перепрыгивая через ступеньки и едва поспевая за собаками, которые сами несутся в сторону трека. Сердце бешено стучит в груди и страх становится каким-то слишком реальным. В том смысле, что я почти ощущаю чью-то холодную руку на своем горле, она сдавливает, делает больно и мешает дышать.
Рядом с Глебом мельтешит Стася и помогает ему снять шлем, когда мы с братом, наконец, добегаем до них.
– Что случилось?! – обращается к Стасе Семен.
– Как ты?! – срывающимся голосом кричу я и плюхаюсь рядом с Глебом на газонное покрытие. Анубис тоже почти что наваливается на парня и начинает тыкаться ему носом в лицо.
Осматриваю его лицо, совершенно не стесняясь, ощупываю щеки, шею, спускаюсь к плечам и боюсь увидеть что-то жуткое. Замечаю, что весь левый рукав куртки Глеба стерт до кожи его руки, видимо он счесал об покрытие трека, когда падал, а еще его джинсы на левой ноге постигла та же участь.
– Очень больно?! – мой голос предательски дрожит, а парень почему-то улыбается. Обнимает меня неповрежденной рукой за талию и попросту заваливается спиной на газон, утягивая меня следом. И смеется, блин, смеется!
Посттравматический стресс?
– Все нормально, жив, – продолжает нервно смеяться он, повернув руку так, что мне еще больше открывается обзор на содранную кожу.
– А я говорила, что не надо гонять! – почти всхлипываю я и ударяю парня кулаком в грудь. Выпутываюсь из его объятий и встаю на ноги, стараясь привести себя в эмоциональное равновесие.
– Он даже не разогнался! – укоризненно говорит Стася. – Просто потерял управление и не вписался в поворот!
– Нужно обработать царапины и, наверное, в больницу провериться на сотряс? – спрашивает Сема.
– Я думаю, что стоит, – кивает Стася и осматривает шлем, на котором появилась маленькая свежая царапина. – Не думаю, что что-то есть, но провериться стоит, соприкосновение было… Черт, прости, я должна была предложить тебе переодеться в защитный комбинезон или дать щитки…
– Забей, все нормально, – подает голос Глеб, продолжающий лежать на газоне и подставляющий лицо под слюнявые “поцелуи” Анубиса.
– Сомневаюсь, – почти шепотом отвечает Стася, наблюдая за этой картиной.
– Ну чего вы, все хорошо, как будто я не падал никогда! – огрызается парень и встает на ноги.
Корчится от боли в ноге, где сквозь разорванную часть джинсов уже видна мокнущая рана, но все равно делает вид, что все под контролем.
Так много хочется сказать Глебу, так много эмоций во мне сейчас бурлит, но при брате не буду. Если запал не пропадет, то я выскажу ему все дома вечером!
Сема со Стасей подвозят нас до травмпункта, где, после длительных препирательств с персоналом из-за отсутствия с собой нужных медицинских документов, Глеба все же отправляют на рентген. С большим трудом удается убедить недовольную женщину в регистратуре пробить паспортные данные Глеба Богова в общей базе, чтобы получить доступ к его страховому свидетельству и прочим медицинским данным.
Пока готовят снимки, врач проверяет парня на наличие сотрясения, но, как мы и надеялись, все обошлось. На снимках рентгена не нашлось ничего из ряда вон выходящего, кости целы, повреждения не серьезные, а значит можно возвращаться домой. Парню накладывают повязку на руку и ногу, рекомендуют купить какую-то мазь и отправляют прочь.
Несмотря на то, что все обошлось, меня до сих пор потряхивает. Наверное, я сегодня не усну… Стараюсь не смотреть на Глеба, потому что нервы сдают, мне очень хочется выругаться, пихнуть его в грудь со всей силы и разрыдаться. Эта эмоциональная встряска мне не идет на пользу, а наоборот все портит.
Возвращаемся домой, попрощавшись с Семой и Стасей, настроение у брата с девушкой тоже не очень-то веселое. Надеюсь, что они не поругаются из-за Глеба и произошедшего, это будет ужасно. Поднимаемся по лестнице молча: я иду с Анубисом чуть позади Глеба, а он впереди ковыляет, держась за перила. Прихрамывает, заметно, что ему больно и некомфортно, но он продолжает делать вид, что все в порядке.
Жалость и злость грызутся в моей душе из-за этого зрелища. “Бедненький, мучается теперь, ему же больно!” – ноет жалость. “Глупый! А если бы что-то посерьезнее ушибов и мелких ран?!” – рычит в ответ злость.
– Веснушка, ты обижаешься? – не выдерживает парень, когда мы заходим в квартиру.
Молчу. Не потому, что мне нечего сказать, а потому, что боюсь сказать лишнего.
– Все же нормально, ты чего? – растерянно произносит Глеб и снимает свою куртку.
Как только мой взгляд цепляется за стертую об асфальт часть рукава, за раскуроченную в ошметки кожу, что-то в моей голове щелкает и я взрываюсь.
– Это нормально?! – хватаюсь за рукав кожанки и смотрю в лицо парню. – Точно такая же дыра могла быть в твоей голове! – голос срывается и я, чтобы спрятать нахлынувшие слезы, отворачиваюсь в сторону.
Глеб берет мою руку, в кулаке которой я до сих пор стискиваю рваный рукав, и прижимает к своей груди. Чувствую эхо ударов его сердца и мне нравится, что они частые и гулкие, а не спокойные и размеренные. Значит, он тоже переживает, хоть и прячется под маской смельчака.
– Ты чувствуешь? Я живой, – усмехается Глеб, – и относительно здоровый.
– А могло быть иначе! – осипшим голосом отвечаю я и перед глазами сразу же рисуются кровавые картинки. Кровь стынет в жилах от того, насколько страшные ситуативные вариации мне способен подкидывать мой мозг.
– Веснушка, много шума из ничего…
– Ничего?! – возмущенно восклицаю я и, повернувшись, смотрю ему в глаза. – Ты мог вообще убиться, какого черта ты полез кататься?!
– Ты хочешь ругаться? Ругайся, – спокойно произносит Глеб.
– Нет, я хочу отдохнуть и прийти в себя, пусти! – убираю свою руку и как можно скорее иду в комнату.
