Книжный фургончик Арии - Ребекка Рейсин
Неудивительно: ведь это тема его последнего романа. Но хоть раз в жизни мне хочется, чтоб хоть кто-то меня поддержал.
– У меня уже была великая любовь, и я знаю, что ее не заменить, – слова вылетают, словно заученные, как и всегда. Я произношу их и чувствую, насколько они пустые. Я правда до сих пор в этом уверена или просто привыкла держать оборону?
– И для тебя это конец? Ты никогда даже думать о любви не будешь? – его голос сочится неверием, и он смотрит на меня своими завораживающими, бездонными глазами. Я быстро отворачиваюсь, чтобы не потеряться в них.
– Дело не только в этом, – получается как-то отрывисто.
Мне тяжело понять, кем я должна с ним быть. Развеселой Арией, которую видит весь остальной мир, или собой настоящей?
– Но ты еще…
Я обрываю его:
– Не смей говорить «молодая».
Он улыбается.
– Я собирался сказать, «заслуживаешь любви».
Мое сердце пропускает удар.
– А вот и нет.
– Теперь никогда не узнаешь.
У него всегда выходит разрядить обстановку, и какая-то часть меня наслаждается тем временем, что мы проводим наедине. Его темные волосы вьются у ушей, и на какое-то мгновение инстинкт шепчет мне отвести локон прочь, но я ловлю себя и отдергиваю руку. К счастью, он не замечает, а я силюсь сосредоточиться на разговоре.
– Ты любил раньше? – спрашиваю я, стряхнув оцепенение. – По-настоящему, когда сердце колотится в груди, этой волшебной, пьянящей любовью?
– Конечно. Я же не монах.
– И как она закончилась?
– Для меня – не очень. Я даже не подозревал, что конец близок, не было и намека.
За этим явно кроется какая-то история, но я его не допрашиваю.
– Вот и разница. Твоя закончилась добровольно. Мне же не оставили выбора.
– Но как бы она ни закончилась, разве это не грустно? – его бархатный голос нежен, и я предполагаю, что Джонатан один из тех людей, кто, когда любит, отдает всего себя. – И что бы ни случилось, она оставила свой след.
– Вы, писатели, всегда пытаетесь приукрасить.
Любовь – такая запутанная тема…
Он смеется.
– Мои отношения закончились несчастливо, но когда бывает по-другому? Не то чтобы люди праздновали разводы. Мы изменились, мы оба, как люди, как партнеры, а обратно вернуться уже нельзя, понимаешь? Но это не означает, что я не смогу полюбить вновь.
Он тоже говорит словно заученно, будто он повторял это снова и снова. Я знаю, потому что отвечаю так же на все расспросы о Ти Джее. Что такого случилось с этим милым парнем, от чего он оказался на краю света? Отчего-то я уверена, что вряд ли они просто остыли друг к другу.
– Должно быть, было тяжело, но я рада, что ты остался открыт к другим людям.
Может, все решает смерть? То потрясение, которые испытываешь от потери кого-то навсегда, понимание, что утерянного уже не вернуть.
Его лицо сияет под лунным светом.
– Я надеюсь. Что если первая любовь была всего лишь прелюдией к чему-то большему? Ты не согласна?
– Не для меня. Не думаю, что для меня это возможно.
Ти Джей всегда останется для меня единственной истинной любовью. Иначе какой бы я была женой?
– Ах, ну ты же не можешь знать этого наверняка.
– Могу.
– Не можешь.
– Мое сердце знает.
– Сердце переменчиво.
– Может, твое. Но не мое точно.
Он приподнимает бровь.
– Иногда надо лишь сделать шаг, а там время покажет.
Мы идем в тишине. Я не могу придумать такого ответа, который он поймет и который не будет звучать так, будто я обрекаю себя на жизнь в чистилище. Мы подходим к знаменитому мосту Жака Габриэля[28]. Под светом луны он кажется желтым, река Луара нежно накатывает на берега. Картина как из сказки.
– Разве тебе не бывает одиноко? – спрашивает он.
Каждый чертов день.
Он замечает мое промедление и продолжает:
– Я большую часть жизни провел в одиночестве.
– Даже несмотря на то, что тебя окружает толпа обожающих фанатов по всему миру? – мягко дразнюсь я.
Он улыбается, но эта улыбка не трогает глаз. Одиночество окружает его, словно парфюм, и его легко увидеть, если сумел распознать. Грусть в глазах, полуулыбка. То, как он всегда смотрит куда-то поодаль, словно ждет, как что-то материализуется.
– Им нравятся герои, а не автор.
– Я очень сомневаюсь. Так почему бы не найти эту великую новую любовь, о которой ты говоришь?
– Я пытаюсь.
Он отводит взгляд, и я не знаю, что сказать. Он имеет в виду меня? Выбери меня, хочется крикнуть мне, но я быстро исправляюсь: прости, но я недоступна. И вот мы оба, потерянные в этом мире, оба бежим от боли, вынужденные носить притворные улыбки и делать вид, что мы живем полными, счастливыми жизнями, хотя на самом деле у нас внутри – пустота.
Неужели для нас наступил конец?
Но ведь у его ног весь мир. Люди снуют вокруг, надеясь взглянуть хоть глазком. Если у кого-то и есть возможность отыскать любовь, так это у него. Или же им нравится лишь его образ, то, что он знаменитость, и он на самом деле одинок? Я чувствую, как меня тянет к нему, словно мы оба учимся жить после потери, хоть потери эти и разные. Он напоминает мне героя его книги, настолько ослепленного разбитым сердцем, что он не видит происходящего прямо перед носом: слишком занят тем, что смотрит в прошлое. Или это скорее я? И снова накатывает чувство, что слишком тяжело будет размышлять об этом посреди разговора, поэтому я убираю эту мысль подальше, чтобы развить потом.
– Мне любопытно. Почему ты не сказал мне, что писатель, когда мы познакомились в прошлом году на фестивале?
Когда он переводит на меня взгляд, сердце останавливается. Его глаза полны желания. Что он ищет? Принятия? Понимания?
– У тебя не было никаких ожиданий, ты меня не знала, ничего от меня не просила. Мы просто разговаривали как два человека, которые любят слова. Зачем же было это портить?
Я киваю.
– Люди начинают вести себя по-другому, когда узнают, кто ты такой?
– Бывает. Не то чтобы я Боно или кто-то вроде. Но всегда что-то меняется, если люди понимают, кто я. Я не против, сам такой с любимыми писателями. Но если я хочу узнать кого-то, особенно книголюба… Мне показалось таким новым то, что мы просто сошлись, не зная ничего друг о друге.
А вот он и Боно. Только его литературный эквивалент. Рози говорит, что в списке бестселлеров он где-то рядом с Николасом Спарксом.
– Я понимаю. Так что ты большую
