Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора

Кстати, с момента отъезда он общался с женой только в вотсапе и всего раз. Вечером в пятницу, после выезда «в поле», отправил панораму живописного уголка, где вскоре, дай-то Бог, будет современный комфортабельный посёлок. Получил в ответ фото жениного кладбища. Видимо, в обед гулять пошла. Диалог, последовавший за обменом фотографиями, насторожил бы, если бы не восторг из-за отмены визита в филармонию:

Артём: «Как вы?»

Ульяна: «Норм»

Артём: «Все здоровы?»

Ульяна: «Да»

Артём: «Как погода? Здесь ветрено»

Ульяна: «Ночью шёл дождь. Кольцо утром было скользким»

Артём: «Какие планы на субботу?»

Ульяна: «Ждём родственников к 15–00»

Артём: «Хорошо. Всем привет. Шлите фото»

Ульяна: «Ок»

И на этом всё.

Не считать же за общение субботние десять фото с празднования Надюшкиного девятилетия?

С тех пор тишина везде: в чатах мессенджеров, в телеграмме, в соц. сетях — никаких новых постов, про звонки можно и не вспоминать.

И вот как это понимать?

Ладно, надо еще поработать, потом покурить, потом обед.

Уля, кстати, уже на работе должна быть. Может, позвонит или напишет?

Собрался с мыслями, вчитался в предоставленные документы. Начал набирать заключение по рассматриваемой заявке. Но вот где засада: глядя в подмигивающий курсором монитор, вместо пояснительной записки к предложению Архитектурной студии «Ар-деко» виделось почему-то серое питерское небо, низко летящие над Невой альбатросы и задорная девчонка с рыжим кудряшками. Такой он увидел Ульку в далёком двухтысячном, на молодёжном фестивале, проходящем в сквере у Медного всадника.

А потом телефон брякнул сообщением. От Влада. Три фото, и после них знак вопроса.

В груди запекло, в ушах застучало, дыхание перехватило. Он не мог вдохнуть, кажется, вечность.

Сидел и, до рези в глазах, всматривался в проклятые фотографии.

Первое: на переднем плане — офигенный харлей. А за ним — Ульяна, стоит у припаркованного рядом с мотоциклом Тигры в офисном прикиде. На ногах у жены балетки (она на каблуках не водит, когда считает нужным, надевает туфли после приезда на место), в руках подарочный новогодний пакет. Если сильно увеличить снимок, можно опознать в торчащем из пакета фрагменте вязаную корзинку из трикотажной пряжи. Но это всё фигня. На фото есть ещё один персонаж. Рослый качок, обряженный с головы до ног в чёрную кожу, золотые патлы до плеч — видимо, тот самый Львёнок. Эта зараза лыбится во всю ширь квадратной челюсти и протягивает Ульке веник из бордовых роз.

На втором фото пара запечатлена за дальним столиком летней веранды «Моджо»: Ульяна сидит на диване, в руках большая кружка, перед ней на столе термос с чаем. Судя по склонённой к плечу голове и выражению лица — внимательно слушает, что это недоразумение, устроившееся напротив и облокотившееся на стол, ей вещает. На краю дивана, рядом с Улькиной сумкой, лежит стопка документов.

Третье фото демонстрирует, судя по всему, момент прощания: водительская дверь машины жены распахнута, Ульяна стоит рядом и смотрит внутрь салона, а чёртов Львёнок обнимает её со спины, пряча свой наглый нос в Улькиной лохматой макушке.

Так и просидел до самого обеда.

Тупо глядя в телефон.

С сердцем, то замирающим, то бухающим в голове.

49. Ульяна. Август. Санкт-Петербург

Человек такая забавная тварюшка — ко всему привыкает. И к душевыворачивающим родственным нашествиям тоже. Казалось бы, это просто невозможно вынести в состоянии неизменённого сознания, но трое детей не оставляют выбора. Поэтому взираю на разгул нечисти, пардон, родственников всех мастей и разной степени близости, трезвым взглядом, потягивая из своей литровой кружки чай с валерианой. Хотя и употребляю его в последнее время часто — по-прежнему успокаивает. Надолго ли?

Сборище было не таким грандиозным, как в прошлом году, но не менее эпичным. У нас всегда трэш, когда собираются все эти люди. А как иначе? Ничего, кроме нашего брака и детей, их не объединяет и объединять не может. Любви и привязанности между ними особых не образовалось за двадцать лет, но не обливают оппонентов вином или кофе при встрече — это уже хорошо, я считаю.

Все собравшиеся — люди воспитанные, хоть и разных: уровней дохода, культурных традиций, верований и семейных паттернов, так что очень широко и столь же неискренне улыбаются друг другу, передают тарелки с бутербродами и вазы с салатами, ежегодно хвалят наследственный семейный хрусталь и «Мадонну», которую мы достаём из запасников исключительно в честь таких сборищ.

В этот раз всё было почти так, как и всегда, за исключением, пожалуй, того, что каждый гость по прибытии задавал неизменный вопрос, а потом, в течение вечера, раза по три сожалел, об отсутствии отца семейства. Ну, и младший деверь злобным букой сидел в углу и косился на меня с непонятным выражением лица, даже с крестницей не общался. А мог бы. Хоть раз в год, зараза.

Матушка моя и примкнувшие к ней обе свекрови, общающиеся все время нашего брака исключительно через неё, в своей неподражаемой манере обсуждали сначала отпуска прошедшие, потом — грядущие. И, где-то там, в середине этого завуалированного обмена ядовитыми шпильками, проскочила новость про Нину Эдуардовну и наше грядущее сотрудничество. Когда дамы, повысив голоса, дабы привлечь максимум внимания публики к обсуждаемому вопросу, перешли к конкретике, оживился даже Владик, кажется.

— Уля, что с договором? — полюбопытствовала матушка, которая всю неделю была очень занята и со мной общалась мало.

— Вчера Леон привёз подписанный экземпляр от Нины Эдуардовны.

— А ты?

— Подписала. Один экземпляр им вернула.

— Это понятно, как с вязанием-то? — я уже упоминала, что мать моя очень дотошная и въедливая дама?

— Отдала первый, пробный, транш: три корзинки, пончо, кошку и зайца.

— Прекрасно. А ты ведь не хотела вообще даже говорить об этом, помнишь? А вот, при правильном настрое, смотри, пошло дело, — мама была очень благодушна. Не совсем понятно от чего — от того, что я этой вязальной эпопеей, всё же, занялась или от брюта. — Так вы вчера с Леоном, получается, виделись?

— Да, он примчал на харлее из Первопрестольной, и мы поужинали в «Моджо». Обменялись, так сказать, пакетами: он мне с документами, я ему с вязанием. Передавал всем привет. В следующие выходные тоже приедет — обещал же сводить девочек на аттракционы.

Дамы зашушукались, уточняя подробности, а Влад вдруг выполз из-за стола и пошёл на улицу, видимо, проветриться, ибо, вроде как, до сих пор не курил.

После экспресс-конференции по вопросу Леона и его общения с моими дочерями, мамы вернулись к обсуждению перспектив вязального бизнеса:

— О! Это прекрасно. Ульяна, ты такая молодец. Столько всего успеваешь, — свекровь номер два, то есть, мачеха моего мужа, всегда говорит мне комплименты и разные подбадривающие слова, но этот её взгляд. Смотрит обычно, как змея — внимательно, холодно и с ожиданием. Ну, и я, ясное дело, всегда предполагаю подвох с её стороны.

— Если честно, я особенно много не планирую, всё же времени у меня не слишком. Да и вяжу я больше для душевного успокоения. Так что — как пойдёт. Условия нашего договора не предусматривают каких-то жёстких сроков и объёмов.

— Ниночка так хвалила Любочкино пончо и Надюшкину кофточку, а уж Верочкино платье вообще фотографировала со всех сторон, — да, моей маме всегда есть что сказать.

Свекрови согласно кивают.

Поля и Сеня тихо ржут с девчонками в зале, предусмотрительно утащив с собой бутылку красного.

Отцы, мой и мужа, мирно выпивают на пару в уголке, совершенно никак не участвуя в общей движухе.

Я употребляю свой чай. В промышленных количествах. Скоро в ушах забулькает.

Вот такой у нас детский день рождения.

Да, немного приличных фото с начала праздника, я мужу, естественно, отправила.

Безответно.

50. Ульяна. Август. Санкт-Петербург