Моя чужая женщина - Ольга Дашкова
Собрала волосы под ворот свитера, спрыгнула легко, медленно прошлась вдоль дома, уже окончательно стемнело, но над крыльцом висел фонарь. Постоянно оглядываясь на дом, подошла к джипу, припарковали его крайне неудачно, чтоб выехать, придется развернуться во дворе, но зато не видно из окна.
– Господи, храни всех идиотов и дебилов, – вырвалось само собой, потому что ключ так и был в замке зажигания.
Я раньше также бросала тачки везде, Костя орал, а я бунтовала.
Без куртки замерзла сразу, можно, конечно, остаться в машине, заблокировать двери, но это надолго не поможет, а сопротивление вызовет агрессию. Обошла внедорожник, все так же поглядывая на крыльцо, они точно придут проверить, как я там, не померла еще, не стала удобрением для подснежников?
Когда открыла багажник, трясло от холода так, что, кажется, звенели мозги. Схватила какую-то черную тряпку, это оказалась мужская куртка, надела, жутко запахло бензином. А когда взгляд в темноте зацепился за канистру, застыла на месте. Мысли были совсем нехорошие.
Глава 26
Арина
– Надо было сразу отвезти ее в город, не нравится мне вся эта история.
– Плохо человеку, плохо, куда везти, опомнись, сынок. Отлежится немного, уж тогда и отвезем, чай, не без сердца мы люди. Спит уже вторые сутки, бледная вся, ничего, травок моих попьет, все хорошо будет.
Сквозь густую, как утренний туман, дрему слышу голоса, уже ставшие для меня знакомыми. Женский – заботливый, теплый, с такой интонацией может говорить только добрый человек. А еще у нее интересный говор, мне нравится.
– Как очнется, оклемается, поедет в город, наверняка ее кто-то ищет, такие тачки, на которой она въехала в сосну, просто так не теряются.
Голос грубый, резкий, взволнованный, слышу шаги, женщина что-то шепчет, чувствую на лице влажную и прохладную ткань.
– Прекрати, я тебя не так воспитывала, нужно помогать людям. Девочка могла насмерть замерзнуть, тебя ей сам бог послал.
– Бывает, поможешь, а беды потом не оберешься. Ладно, я сделаю объезд, скоро буду, не открывай никому. Мать, ты поняла?
– Да, иди уже.
Хлопнула дверь, я напряглась, хочется повернуться, а еще пить, болит правое плечо и голова. Пытаюсь открыть глаза, во всем теле слабость, но как только я это делаю, меня уносит в сторону, картинка начинает медленно кружиться.
– Давай, девочка, давай, просыпайся. Вот, я тебе помогу, надо это выпить.
Меня приподнимают, на губах влага, вкус травы, терпкий, горький. Делаю несколько глотков, но меня заставляют выпить все. Не помню, как я здесь оказалась, вообще не знаю, кто эта женщина. Лежу несколько минут, поднимаю левую руку, трогаю губы, мне кажется, но пальцы пахнут бензином, а я вся пропахла гарью.
– Как тебя зовут? Ты не спишь, я знаю, сейчас станет лучше.
Голос женщины где-то сбоку, она не рядом, звон посуды, шаги. Мне действительно становится лучше, глаза открывать страшно, но я пытаюсь снова. Коричневый потолок, деревянные балки, повернув голову, морщусь от боли. На окнах веселые занавески с голубыми цветами, а за стеклом белая пелена.
– Так как тебя зовут?
В заднем кармане джинсов был паспорт, точно помню, что был, а таблетки в куртке – в той, что осталось в доме с моими похитителями.
– Есения.
– Это не твое имя.
Женщина ответила так просто, словно я не отгадала детскую простую загадку.
– Почему не мое?
– Тебе виднее.
Теперь она рядом, наклоняется, закрывая собой свет, глаза не так режет. Худощавое лицо, темные с сединой собранные волосы, тонкие поджатые губы, внимательные, глубоко посаженные глаза. По голосу я представляла ее другой – пышной и круглолицей.
– Арина.
Нет смысла врать.
– Да, это твое имя, тебя так сильно хотели, вот ты и родилась.
Она говорит это без эмоций, глаза темные, ее сухая ладонь ложится на мою кисть, пальцы сжимают. Нет, я не верю в ведьм и колдуний, в провидиц или кто там еще есть? Но ее взгляд затягивает, головная боль отпускает, вспыхивают настолько яркие воспоминания: я бегу по коридору, смеюсь, мама хочет меня догнать и заплести непослушные волосы. Я часто оборачиваюсь, но солнце настолько яркое, что я не вижу маминого лица, лишь зеленую блузку и расческу в руках.
Слезы обжигают щеки, трудно дышать, мне одновременно больно и радостно.
– Ты похожа на нее.
Лучше бы я осталась с Кобой и его коллегами в том доме, чем вот так, позволять ковыряться в своих мозгах.
Резко сажусь, хочу это все остановить, немного ведет в сторону, прикрываю глаза, держусь за плечо.
– Обезболивающего у вас нет? И спасибо, что приютили. Как вас зовут?
Как можно медленнее поворачиваюсь, смотрю на женщину, та уже отошла в сторону и что-то разглядывает в тряпичном мешочке. Вся комната, в которой я нахожусь, увешана такими мешочками, веточками трав, это кухня, есть холодильник и вполне современная плита.
– Я Серафима.
– Серафима – и все?
– Таблеток у меня сроду не водилась. Только травы, все лекарства у нас под ногами, бери и пользуйся, нет, все пичкают себя этой отравой.
Вздыхаю, это все прекрасно, и то, что сын этой странной женщины спас меня, но мне нужно уходить, а лучше позвонить.
– У вас есть телефон?
– Тебе он не нужен.
– Почему?
– Там и без тебя забот хватает.
– Где?
Я, конечно, могу додумать сама, каждую ее фразу логически продолжить, но это странно, очень странно.
– Вот, выпей это, немного неприятно, но терпимо, тебе можно.
В руки дают стеклянный бокал, жидкость цвета крепкого чая, плавают травинки, нюхаю, мне уже все равно, что пить в этом доме, лишь бы вновь начавшуюся боль в голове остановить, а еще плечо. Делаю несколько глотков, прислушиваясь к ощущениям.
– Спасибо вам, что приютили.
– Сына доброго воспитала, это ты не смотри, что грубый да резкий, сердце у него золотое.
– Да, спасибо ему.
У меня забирают стакан, прикрываюсь теплым одеялом, я, оказывается, раздета, на мне лишь плавки, а убегала я в джинсах и свитере. Вновь оглядываю помещение – все, как в деревенской избе: тканые половики на полу, ведро с водой, ковшик, коромысло в углу, русская печь, за занавеской комната.
Не думаю, что они сгорели, нет, не должны, в комнате было открыто окно, да и они были не пьяны, я ведь слышала крики и мат, пока ногти ломала о замерзшие затворы на воротах.
– А как можно в город добраться? Мне очень надо.
Женщина повернулась, вытерла руки о фартук,
