Подсолнух - Ирина Воробей
На входе снова собралась стройная колонна посетителей. Охранник деловито пожимал плечами, отвечая на вопрос первой в очереди на вход пары. Татьяна с Адлией обошли клуб с торца здания и вошли через служебный вход. За неделю там ничего не изменилось. Идя впереди по узкому коридору, Адлия сказала:
— Здесь наша подсобка.
Она подошла к единственной с левого бока двери, вставила ключ и отворила ее. Подсобка оказалась тесной комнатенкой, наполненной химическими ароматами средств для уборки. По стенам стояло несколько тележек с ведрами и швабрами, железные стеллажи с расходными материалами и пара табуретов вокруг небольшого прямоугольного стола, половину которого занимала заляпанная желтыми брызгами микроволновка.
Татьяна осознала, что комната отдыха для сотрудников клуба не предполагала размещение там уборщиц. Им выделили убогую подсобку, совмещенную со складом рабочего инвентаря. Девушке стало обидно, ведь комнату отдыха для остальных сотрудников обустроили комфортабельными диванами и креслами, чистым столом, шкафами и кофемашиной. Там сама обстановка располагала к расслаблению. А здесь было так тесно, сыро и воняло химикатами, что даже после нескольких часов напряженной работы аппетит не смог бы появиться. Но Адлию ничто не смущало. Она повесила сумку на вешалку сразу у входа, сняла с крюка пакет с формой и начала переодеваться прямо здесь.
— Туалеты надо убирать каждый час. Мы с напарницей чередуемся, — говорила женщина, стягивая пестрое льняное платье, сшитое самой для себя. — У тебя когда перерыв?
Платье украшали крупные листья папоротника насыщенно зеленого цвета на бежево-песочном фоне. Фасон предполагал широкую свободу действий и комфорт. Такое платье ее заметно молодило и сразу ставило в один ряд с модницами.
— Не знаю, как скажут. Может быть, сейчас сразу, а может быть, через двадцать минут, — ответила Татьяна.
— Аа, — протянула Адлия, запахивая халат. — В общем, туалет я пойду убирать без пятнадцати одиннадцать. Если будешь свободна, приходи сюда. Так-то тут, пока клуб работает, убирать, кроме туалетов, особо нечего. В бар и в ресторан, правда, часто зовут. Очень редко приходится на танцпол выходить. Ну, если вдруг что-то только. А так мы здесь большую часть ночи проводим. Так что можешь приходить сюда в перерывах. Настоящая уборка начнется после четырех утра.
— Хорошо, — согласилась Татьяна.
Сюда ей приходить казалось гораздо приятнее, чем в наполненную игнорирующими ее людьми гримерку или забитую равнодушными незнакомцами комнату отдыха. Там пахло кофе, высокомерием и жалкими остатками гламура, а здесь — химикатами и простотой.
Но перед началом работы все равно нужно было зайти в гримерку, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Танцовщики шумели и смеялись. Татьяну никто не замечал, точнее, все делали вид, что ее не существует. Только «кореянки» односложно поздоровались. Татьяна им улыбнулась, но выражения их лиц остались равнодушными к ее приветливости. Они и с остальными так себя вели. Красивые, хладнокровные, себе на уме, сестры снова оккупировали пуф в углу и первым делом проверили смартфоны. Всеобщее игнорирование угнетало, но теперь у Татьяны была Адлия и подсобка, где она могла спрятаться от презрительного равнодушия. Это заметно облегчало участь.
Света прибежала позже всех. Быстро раздала указания: кто, где и в каком порядке сегодня танцует, и побежала за ширму. Для Татьяны ничего не изменилось. Она выступала второй, на подиуме за баром, возле туалета. Сегодня выходить в зал девушка боялась меньше: все-таки за плечами имела две ночи танцев в клубе и два уличных выступления. Опыт давал свои плоды. Но неловкость и неуверенность Татьяна все равно ощущала, хоть и отрепетировала дома самые популярные связки движений, которым научилась у Светы.
Она решила повторить их перед зеркальными дверцами шкафа, не обращая внимания на оставшихся в гримерке Олю и Юлю. Татьяна положила смартфон с открытым видео на столик и, встав к ним спиной, повторяла движения, пыталась отчеканить быстрые переступы ногами, заострить откидывание волос назад и сделать более плавным изгиб спины, который уже повторяла на площади. Когда Татьяна стояла с широко расставленными прямыми ногами и опущенной вниз головой за ней возникла Оля, которую она видела верх тормашками. Та строго на нее посмотрела и поджала губы.
— Знаешь, ты как-то неправильно делаешь, –девушка тряхнула каре. — Ты сейчас сильно выгибаешь спину, потому тебе подниматься тяжелее.
Она встала рядом в такую же позу и плавным движением корпуса показала, как надо. Татьяна наблюдала сбоку, не меняя позиции.
— У тебя очень пластичное тело, — заметила Оля. — Но ты торопишься. Как будто боишься, что к тебе сейчас сзади кто-то пристроится.
Юля рассмеялась, но Оля была предельно серьезна, как будто преподавала конфуцианство в императорской школе в эпоху династии Цин.
— Расслабься, — продолжала она наставления. — Здесь тебя за такое не освистают. Ты делаешь так, будто хочешь поскорее спрятать свою попу, а надо наоборот, дать людям насладиться этим видом.
Татьяна и без того покраснела, потому что стояла вниз головой, но после таких слов кровь ринулась к лицу с удвоенной скоростью в троекратной объеме. Девушка не выдержала и выпрямилась, но Оля подошла к ней и снова наклонила, поддерживая руками живот и спину. Она заставила Татьяну сделать движение попой вверх. Затем еще раз и еще, пока результат ее не удовлетворил.
— Вот так, — коротко сказала Оля и вернулась на пуф к сестре.
Юля продолжала смотреть на Татьяну испытующим взглядом, то ли выискивающим слабинку, то ли, напротив, сильные стороны.
— Я бы прогиб в спине все-таки увеличила, — добавила, наконец, она, спустя минуту наглого разглядывания Татьяниных ягодиц, и тоже подошла к ней. — Ну-ка!
Одной рукой она схватила девушку за шею, а вторую положила на поясницу и повела голову подопытной вниз, прогибая спину почти с усилием. Татьяна с трепетным спокойствием вновь прибывшего падавана терпела все манипуляции со своим телом. Если не считать заплывшей кровью головы, урок «кореянок» пошел ей на пользу. Она еще несколько раз отрепетировала это движение, как бы закрепив его в мышечной памяти, а потом наступила пора выходить в зал.
На подиуме у туалета ее по-прежнему не замечали. Точнее, смотрели как на красивую игрушку или задающий темп механизм с искусственной улыбкой. Но Татьяна в уме хвалила себя сама, как раньше всегда делал отец. Даже если преподаватель ругал Татьяну за корявость движений, отец, сперва поворчав, пускался в расхваливания дочери. Это сглаживало все негативные впечатления и поднимало самооценку. Теперь отца рядом не было, и за такое он бы вряд ли ее
