Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера (СИ) - Бергер Евгения Александровна

- И как, исправили? - почти выплевываю я. - Получилось?

У Катастрофы дрожит нижняя губа, но мне наплевать... Могу ли я вообще верить ей после этого?

И она как будто бы прочитывает мои мысли:

- В главном я тебя не обманывала, Юлиан, - повторяет упорно, словно молитву. - Как только поняла, что не могу больше водить тебя за нос, так сразу же и уехала...

- Так вот почему ты сбежала? - ерничаю я. - Мои оскорблениями были только предлогом. А разыграть оскорбленную невинность у тебя хорошо получилось: даже я поверил.

Но она повторяет:

- Я не обманывала тебя.

- Ты влезла мне в душу! - шиплю несвоим голосом, и Эмили восклицает.

- Думаешь, Алексу было легче? Ты подсунул ему Эстер, заставил поверить, что он ей небезразличен... Подарил пустую надежду. - Сглатывает, тяжело дыша: - Это было жестоко, Юлиан, очень жестоко, и теперь ты сам понимаешь, насколько.

Черт, это она не понимает: я хотел сделать, как лучше. Я подарил этому калеке шанс стать настоящим мужчиной!

- Не моя вина, что он в нее влюбился.

- А если я тоже влюбилась? - спрашивает Катастрофа. - Не хотела... не думала, но влюбилась. - Наши взгляды пересекаются, скрещиваются, словно две рапиры: - И да, если ты все еще не понял, я люблю тебя. Не по указке или за деньги - просто люблю. Вот и все.

Хочется усмехнуться, сказать что-нибудь оскорбительно-дерзкое, только не получается. Горло сводит судорогой, даже дышать тяжело... И я просто отворачиваюсь.

- Знаю, чувства тебя пугают, заставляют чувствовать себя слабым, втиснутым в рамки, беспомощным... Юлиан, - обманщица подается ко мне и хватает за руку, - ты сам говорил, "давай просто попробуем", и я согласилась. Пошла вопреки родительской воле... послушалась своего сердца. А что тебе говорит твое сердце? - Пытается заглянуть мне в глаза, но я упорно отвожу взгляд, а потом и вовсе произношу:

- Не думаю, что оно у меня вообще есть.

Откидываю вцепившуюся в меня руку и направляюсь к автомобилю. Эмили не спешит следом, только бросает в спину:

- Да ты еще больший лгун, чем я, Юлиан Рупперт. Ты так отчаянно обманываешь весь мир, что и сам поверил собственной лжи! - Невольно оборачиваюсь: - У тебя есть чертово сердце, - тычет в меня пальцем Катастрофа. - И чувства тоже есть, пусть ты и не хочешь в этом признаться. Только знай, однажды я хочу услышать о них вслух, точно так же, как делаю это сама, - и повторяет свое признание - я люблю тебя, Юлиан. Помни об этом, когда будешь носиться со своим оскорбленным достоинством и придумывать способы мести.

Выдав все это на едином дыхании, она замолкает, глядя на меня как будто бы в ожидании... Чего, спрашивается, ждет, не признания же в любви? Я вообще не уверен, что люблю ее, пусть даже ей и хочется в это верить. Хотеть я могу и нелюбимую... Даже сейчас при взгляде на Катастрофу в животе что-то переворачивается: в животе - не в груди.

Хочется затянуться сигаретой... до дрожи хочется. Запускаю руку в карман и вспоминаю, что выкурил последнюю еще прошлым утром, перед походом к Франческе. Кажется, в бардачке должен быть запас... Распахиваю дверцу автомобиля и начинаю рыскать в поисках «успокоительного»: сердце, которого, в принципе, у меня нет (и я этим всегда гордился), как-то неестественно быстро бьется.

Любит она меня, ага, так я и поверил...

Любит МЕНЯ... Идиотка.

- Юлиан?

Проклятье, ну что ей опять от меня нужно?! И сигареты, как назло, не находятся...

- Что тебе снова? - рявкаю я.

Катастрофа оказывается совсем рядом, запал, с которым она только что убеждала меня в своей любви, явно прошел - вижу ее блестящие глаза и закусанную губу.

- Так мне возвращаться в Эллинген? - спрашивает она. - Теперь у меня даже машины нет.

- Не дави на меня, - отзываюсь злым, недовольным голосом. Послать бы ее лесом, однако выходит только жалкое: - Просто дай мне время...

- Сколько?

Чуть больше вечности по ощущениям...

- Я не знаю.

Обманщица кивает, отступая в сторону. Тогда-то я и запрыгиваю в автомобиль и ударяю по газам... Тот срывается с места под истерический визг покрышек, похожий на крик моего собственного... гипоталамуса.

22 глава. Эмили

Этого я и боялась: разоблачения... оскорбленной гордости, злости, неприятия.

Но и смолчать было бы неправильно... Так что, даже хорошо, что все раскрылось вот так, как бы само собой. Пусть даже Юлиан и сбежал, оставив меня гадать о дальнейшем...

Хорошем ли, плохом ли - время покажет.

Турбобабули верят в лучшее: Хайди так и сказала: «Он вернется, не переживай. У парня слово «Любофф» прямо на лбу написано... большими буквами», а Мария похлопала меня по плечу, мол, все будут хорошо, не переживайт. Только Кристине было не до меня - она занималась Шарлоттой.

Теперь-то все это позади: Шарлотта родила чудесную девочку и ждет не дождется выписки домой. А пока ее нет, дом как-то враз обезлюдел: из всех живых душ тут только я да убирающаяся внизу приходящая горничная.

Юлиан в доме только ночует - мы и словом не обмолвились с прошлого раза на парковке.

Алекс тоже проводит время у Стефани... Его комната с бабочками стоит пустой и заброшенной - я специально в нее заглядывала.

Все это нагоняет на меня тоску...

А еще вчера позвонил Карл: сказал, что хочет увидеться и поговорить. О чем, ума не приложу. Я ответила, что не знаю, когда вернусь в Эллинген, но как только это случится, тогда можем и поговорить.

Ему это явно не понравилось... Но мне все равно - у меня полно других забот, помимо его царственной персоны. Что он вообще хочет?

К несчастью, ответ я получаю скорее, чем намереваюсь: утром следующего дня раздается звонок в дверь, и, так как я завтракаю в полном одиночестве, спешу отозваться на этот настойчивый призыв.

На пороге - Карл с приветливой улыбкой на лице.

- Здравствуй, Эмили.

- Здравствуй, что ты здесь делаешь?

- Приехал поговорить. - Его моя холодность нисколько не смущает, и он осведомляется:

- Могу я войти?

Нехотя, но отступаю, впуская его в дом. Надеюсь только, Юлиан ушел вместе с Адрианом...

- Так о чем ты хотел поговорить?

Видеть Карла под крышей этого дома кажется чем-то неправильным, выходящим за положенные рамки. Как будто бы прошлое прокралось в мое настоящее и высматривает, чем бы поживиться... Тем более, Карл действительно осматривается: вертит головой во все стороны и с удивлением констатирует.

- Красивый дом. Похоже, твой новый дружок не так прост, как кажется.

- Это дом его отчима, - нахожу необходимым объяснить я и любопытствую: - Как ты меня нашел?

- Твоя мать подсобила, - отвечает Карл с неизменной улыбкой. - Не сердись, она хотела, как лучше!

Нисколько не сомневаюсь... Она с самого первого дня была без ума от своего нового зятя, очаровалась, как и все остальные женщины в окружении Карла. Меня, похоже, так и тянет на обаятельных негодяев...

- Так о чем ты хотел поговорить? Мы виделись три дня назад, почему бы ни решить все тогда...

- Тогда я еще не знал своей дочери...

Эти слова, произнесенные с расстановкой, медленным, как будто бы просачивающимся в мозг тембром голоса, заставляют меня замереть от неожиданности.

Так он здесь из-за Ангелики? Не понимаю.

- Ты, должно быть, хотел сказать, «моей» дочери, - решаюсь поправить собеседника, и тот качает головой.

- Именно «нашей», Эмили, - возражает мерзавец. - Я все-таки тоже приложил к этому

руку.

- Руку, значит. - Ощущаю, как возмущение волной проходит по моему телу и выплескивается такими словами: - Это не твоя дочь, Карл. Ты отказался от нее сразу же, как только узнал о моей беременности. Сам ведь посылал меня на аборт...

- Я был не прав.

- Ты был чертовски не прав, - невольно повышаю голос, - и теперь не надо строить из себя доброго папочку. Ты нам не нужен! Мы с Ангеликой обойдемся как-нибудь без тебя. Можешь не утруждаться...