Екатерина Вильмонт - Девственная селедка
Вечером подруги накрыли стол, украсили еловые ветки, нарядились и вдвоем уселись у горящего камина, хотя обычно праздники в этом доме встречали в небольшой, но уютной столовой.
– Ну, подружка-атеистка, с Рождеством Христовым, хотя видит его отец, Господь Бог, что к нам этот праздник в сущности отношения не имеет. Мы ж из России, там раньше вообще этого праздника как бы и не было, а теперь отмечается седьмого января… Но уж коль скоро мы тут живем волею судеб, почему ж не попраздновать, тем более это такой красивый праздник… Давай что ли выпьем?
– Ну ты и болтушка, Ирма, – улыбнулась Лали.
Они выпили.
– Знаешь, Иваныч тоже всегда немного смущался… Хотя любил этот праздник, особенно, когда мы сюда переехали. Я его как-то спросила, еще в Москве: «Иваныч, ты что, в Бога не веришь?» А он ответил: «Я верю только в судьбу. Вот она послала мне тебя, ты стала моим счастьем и избавлением. Я жил как-то зло, лелеял мысль о мести жене, ненависти во мне много было, а вот встретил тебя… и как отрезало…»
– Лали, а у тебя есть фотографии молодого Иваныча? Ой, прости, я дура… Прости…
– Нет, Ирма, спасибо, что ты спросила… Мне иногда хотелось посмотреть эти снимки, но я боялась… А сейчас вдруг почувствовала, что наверное уже смогу, тем более, что он там совсем другой. У меня мало этих снимков… Я сейчас…
Ирма нещадно ругала себя. Теперь Лали расстроится, еще чего доброго плакать начнет… Вот дурища паршивая, и кто меня за язык дергал?
Вернулась Лали с небольшим альбомом.
– Вот!
– Лали, может, не стоит?
– Стоит. Я даже хочу… Вот смотри, эта наша первая общая фотография. Накануне свадьбы.
Фотобумага была скверного качества, снимок черно-белый. На нем юная красавица с толстой косой и рядом казавшийся скорее ее отцом немолодой мужчина с улыбкой во весь рот, некрасивый, но, по-видимому, очень счастливый. Оба одеты совсем плохонько, даже убого.
– С ума сойти… Какой он тут… Я когда его первый раз увидала, это был такой интересный, жутко респектабельный мужчина, уверенный… Как ты его разглядела-то?
– С первого взгляда.
У Лали блестели глаза, на щеках выступил румянец.
– Расскажи, – попросила Ирма.
Лали рассказала. Видимо, этот разговор, как ни странно, доставлял ей удовольствие.
– С ума сойти… Вот прямо так – увидала пожилого зэка…
– Ирма, ему было столько, сколько нам сейчас.
– Но тебе-то он показался пожилым?
– Даже старым.
– И прямо вот так сразу его захотела?
– Да. И он тоже. Мы потом много об этом говорили…
– И тебе сразу с ним понравилось? С первого раза?
– Не то слово… Я знаю, теоретически в этом возрасте у девочек редко так бывает, но я просто с ума сошла… И он…
– А я только в двадцать семь лет что-то расчухала. Знаешь, мне всегда казалось, когда я видела вас вместе, что вы как первовлюбленные…
– Так и было… нам было вместе так хорошо… Мы с ним ездили в день нашей свадьбы куда-нибудь, где можно побыть вдвоем, и вот на пятнадцатилетие поехали в круиз по Карибскому морю. Он подарил мне вот эти сережки и сказал: «Девочка моя, я даже не смел рассчитывать, что наша любовь будет такой долгой и счастливой… И не только любовь, но и страсть… Я сейчас хочу тебя не меньше и не реже, чем в наш первый год. Видно, мы с тобой то самое исключение, которое подтверждает правило…»
– И он тебе ни разу не изменил?
– Я, во всяком случае, ничего об этом не знаю… Может, когда-нибудь и трахнул кого-то мимоходом… когда работал в Швейцарии… Он же тогда пять дней проводил на объектах, к нам приезжал на выходные только… Но я ничего не замечала, он приезжал такой изголодавшийся по мне… Хотя, не скрою, у меня подобные мысли возникали, я была очень внимательна, но ничего, никогда…
– А ты ему изменяла?
– Я? Боже сохрани. Мне никогда никто не был нужен, к тому же Иваныч был ревнивый…
– А ты подавала поводы?
– Ему не нужны были поводы. Если он видел, что кто-то на меня не так посмотрел, готов был убить. Он любил меня по-настоящему. Думал о будущем. Понимал, что может раньше уйти… Знаешь, говорят, счастье эгоистично. Он был счастлив, я знаю, но эгоистом не был… Я была, а он нет…
– Получается, что твой Иваныч был идеалом мужчины?
– Мне практически не с кем его сравнивать, но для меня – да.
– Он был у тебя первым и единственным?
– Нет, был до него один… Но там и говорить-то не о чем. Мне казалось, я в него влюблена, даже замуж собиралась… В институте за мной многие приударяли, но мне никто не нравился, меня считали гордячкой и холодной стервой, а один парень, которого я отшила, прозвал меня «девственной селедкой». А знаешь, почему я сбежала с Корфу?
– Знаю твою версию.
– Это чепуха. Нет, Ирма, дело в другом. Там я встретила одного человека…
– Я вся внимание.
– Он жил в соседнем номере… И сразу стал за мной ухаживать… Он был приятный, очень привлекательный…
– Русский?
– Да.
– И что? – затаила дыхание Ирма.
– Ничего. Я сказала ему, что люблю мужа. Вернее, память о нем… Он понял, был более чем деликатен. Но один раз мне было очень плохо, я сидела на берегу, он увидел, подошел, предложил помощь, и я… Я пригласила его выпить чаю у меня на террасе… Он был так внимателен, скромен, но я же видела… он в меня влюбился… И я испугалась… А утром уехала…
– У вас так ничего и не было?
– Что ты! Я даже подумать не могла…
– Нет, ты сама себе врешь. Очень даже подумала. Потому и сбежала. Ну и дура. Сколько тебе лет? Собираешься до гробовой доски хранить верность Иванычу? Глупо. Я уверена, что сам Иваныч этого не хотел бы.
– Не хотел, – кивнула Лали. – Мне Петька сказал, что отец ему говорил, когда они рыбачили в Норвегии, – если со мной что-то случится, пусть мама чувствует себя свободной. Кстати, Петьке этот мужик очень понравился.
– Так почему ж ты сбежала? Он же не стал бы тебя насиловать.
– Нет, но просто он… Понимаешь, он оказался старшим братом Платона, ну того… моего первого…
– Да хоть бы братом Сократа, какая разница? Он тебе нравился?
– Платон?
– Да нет, брат, как его, кстати, зовут?
– Родион. Нравился, но я… я боюсь.
Ирма очень внимательно на нее посмотрела.
– Лали, я не поверю, что ты испугалась переспать с понравившимся мужиком… Тем более что со смерти Иваныча прошло уже почти два года. Тут что-то другое… Слушай, ты, конечно, можешь не отвечать, но я, кажется, знаю, в чем дело.
– Да? – каким-то ненатуральным голосом спросила Лали.
– Я, конечно, в генетике не специалист, но мне сдается, что если у отца и матери глаза голубые, а у сына карие, то тут не обошлось без заезжего молодца… Так? И этот молодец Платон?
– Ирма! – смертельно перепугалась Лали.
