Татьяна Алюшина - Любовь со вкусом вишни
– Это всенепременно! – засмеялся Сергей.
Как там еще у Симонова? «Ваш муж не получил письма, он не был ранен словом пошлым, не вздрогнул, не сошел с ума, не проклял все, что было в прошлом!»
С ума Кнуров, конечно, не сошел, но он был ранен пошлостью ситуации и проклял все, что было в прошлом.
Он не проклял весь женский род – не-а, этого не дождетесь! – и не страдал мужским шовинизмом, не презирал и не испытывал ненависти к женщинам.
Нет, конечно!
Женщин он очень даже любил и уважал некоторых его, то есть женского рода, представительниц, правда, весьма редких.
У Сергея замечательная мама, которую он нежно и преданно любил и преклонялся перед ее силой и мужеством. Она жила в Сочи. Отец всегда сильно болел, он был ребенком, прошедшим концлагерь в войну, и мама увезла его жить к морю, к своей маме. У бабушки недалеко от Сочи имелся домик. Отец умер, и бабушка тоже, а мама так и живет в том доме, отказываясь вернуться в Москву.
У него была хорошая, дружная и любящая семья.
Но для себя Сергей как-то понял и сделал вывод, что семейная жизнь – это обман, иллюзия счастья, до первого «Лени» и квартирного вопроса ребром. Видя, как его друзья и знакомые проходят измены, непонимание, ненависть в семьях, а что говорить про его клиентов – там вообще полный «абзац». Чем больше денег, тем грязнее, часто смертельнее в прямом смысле, семейные дрязги! Впрочем, неистовые семейные драмы и разборки, пожалуй, на любом уровне достатка происходят, можно и кастрюлю до смертоубийства делить.
Нет уж!
Хватит и одного развода! Кнурова вполне устраивала его жизнь, легкие, ни к чему не обязывающие отношения. И женщин, и их интереса к нему всегда и вполне хватало, даже с перебором, и были эти дамы разные, но он умел сохранять дистанцию, отточив за годы это мастерство. И как только какая-то из них пыталась придать серьезности и постоянства их отношениям, Кнуров решительно пресекал эти попытки, разрывая всяческое общение. Правда, всегда старался не обидеть женщину, откупаясь дорогими подарками, присовокупив к этому объяснения, что, мол, это он такой козел непостоянный и гулящий, а она самая-самая, и таких он не встречал раньше, и если что-то и могло у него получиться в жизни, то только с ней, и бла-бла-бла в том же духе.
Удивительно, но с многими своими бывшими любовницами Сергей в дальнейшем почти дружил. Ну, задушевных друзей, понятное дело, из них не получалось, но все же!
«Что это меня на воспоминания потянуло? – Он тряхнул головой, прогоняя размышления неуместные, и поворчал про себя. – Что, из-за этой вишневой?»
Ему казалось, что она его тихо ненавидит, ну, может, и не ненавидит, но испытывает стойкую неприязнь, точно. Вот сидит рядом, молчит и терпит его присутствие.
Вообще-то он зря всполошился. Девушка не делала никаких попыток понравиться и привлечь к себе его внимание. Не строила глазки, не кокетничала, а очень не по-женски, прямо и жестко смотрела в глаза и отвечала на вопросы.
Вот и славно!
Чем меньше он ей нравится, тем лучше! Для дела так вообще отлично!
Кнуров увидел указатель с названием интересующего их поселка.
Мужчина сбавил скорость и начал присматриваться к местности. Они проехали мост через небольшую речушку, Сергей рассмотрел несколько машин, стоящих по берегам вдоль речки, и расположившиеся возле них компании, приехавшие на пикник по случаю выходного и необыкновенно теплой погоды.
Съехав с моста, автомобиль медленно покатил по грунтовой колее. Присмотрев небольшой пятачок возле реки, Кнуров плавно поставил машину и заглушил мотор. Справа по берегу, ближе к трассе, метрах в двадцати, стояла черная «Волга», и веселая компания, установив недалеко мангал, разводила в нем огонь. Жиденький, неубедительный кустик прикрывал от них машину Сергея. Слева же, довольно далеко от места их стоянки, вниз по течению, пристроился «тойотовский» джип, и оттуда доносились веселые громкие голоса, перекрикивающие музыку.
«То, что нужно», – решил он.
И повернулся к девушке Веронике:
– Дальше пойдем пешком.
Она молча кивнула и взялась за ручку дверцы, собираясь выходить.
– Подождите. Вы знаете эти места?
– Нет. – Зеленые глаза посмотрели на него в упор.
– Как идти к дому, вы запомнили?
– Да, но я шла от платформы, а до станции мы еще не доехали.
– Ладно.
Слегка задев ее локтем, Сергей перегнулся и достал из бардачка блокнот с воткнутой за железную спиральку ручкой.
– Вы сразу нашли нужный адрес?
– Нет, я немного поплутала, два раза попадала не на ту улицу, но, когда шла назад, дедушка меня провожал по короткому пути к станции.
– Нарисуйте план, все, что запомнили, и название улиц, хоть приблизительно.
Она взяла блокнот, сосредоточилась и стала рисовать.
«Странно, что, никаких дополнительных вопросов не будет? Типа: «А почему пешком?», «Зачем это нам нужно?», «И почему мы здесь остановились?», что-нибудь в обычном женском стиле!»
Нет. Вопросов не последовало, Вероника просто рисовала план.
Это он сбился с ее волны, позволив себе, под шелест шин, воспоминания ненужные, рассуждения и настройку на обычную женскую логику.
А эта Вероника совсем необычная, другая.
Достаточно вспомнить, как она вчера отвечала, рассказывала, реагировала на его вопросы, жесткий темп их разговора, ее точные ответы – никаких эмоций и бесполезных рассуждений – только факты. Холодно, четко, никакого дребезжа.
Ни слез, ни соплей, ни страхов – жесткий контроль за тем, что говорит.
Хотя даже ему на ее месте это было бы трудно.
Черт! Она ему нравилась! Вот черт, черт!!
«Стоп, стоп, Кнуров! Тормози! – тут же приказал себе он. – Мне нравится ее поведение в трудной ситуации, ее сила воли, это очень облегчит работу. И все! Никаких нравится! Все!»
Она передала ему блокнот.
Рассмотрев рисунок, Сергей улыбнулся про себя, в последний момент удержавшись, чтобы не улыбнуться открыто. С памятью у девушки все было в порядке, и с топографией тоже. Рисунок оказался как-то сбоку, а не по центру листа. Все-таки она женщина, и, начав рисовать с центра, получилось сбоку.
– У вас хорошая память, – похвалил он.
Молчание. Ни «спасибо», ничего.
– Вот что, Вероника, – вдруг разозлился Кнуров и принялся наставлять: – Если вы действительно хотите благополучно вылезти из этой вашей странной ситуации, то должны быть готовы к тому, что я буду знать о вас все, абсолютно все, о вас и ваших близких. И стану задавать нетактичные и очень неудобные вопросы, вплоть до ваших критических дней и марки любимых прокладок, и вы будете мне на них отвечать, причем самым правдивым образом, и мне придется читать ваши личные письма, и никаких обид или обвинений в нетактичности и бесчувственности категорически не разрешается. Подумайте еще раз, готовы ли вы к этому.
