Крис Мэнби - Месть моя сладка
— Да ладно тебе заливать, Шенди, — пробормотала я. — Кого ты думаешь провести? Держу пари, у него член как у слона или что-то еще в этом роде.
Марина тревожно всхрапнула и шевельнулась. Я продолжила вчитываться в галиматью Шенди, но вслух уже ничего не комментировала. Удивительно, но о физических достоинствах Тома Шенди умолчала. Похоже, разгадка его романтической неповторимости и впрямь таилась в приготовлении чая и возне с ее драндулетом. Покончив с чтением, я отложила журнал в сторонку, опасаясь, что меня стошнит прямо на откровения Шенди, прежде чем я успею ознакомиться с правилами конкурса.
Ну как можно, объясните, состряпав подобную лажу, выиграть полностью оплаченный отдых в Южной Африке? Да я бы в тысячу раз лучше написала!
На улице накрапывал ледяной дождь. Зима обещала быть зябкой и промозглой, но я стойко обдумывала возможность провести две райские недели на Антигуа, «острове, где круглый год царит лето». Вскоре я принялась набрасывать свои мысли на бумажном пакете.
Пусть я и не была в этот вечер с Дэвидом, но уж думать о нем мне не возбранялось. О его карих глазах, подернутых поволокой нежности, о пушистых, чуть завивающихся волосах… О мягких губах, заразительном смехе… Если бы это помогло мне выиграть конкурс, я даже смогла бы представить, как он меняет колесо моего автомобиля или навешивает полку в кухне. Но как описать все его достоинства, уложившись в какие-то пятьсот слов? Мне для этого и пяти тысяч не хватило бы! Однако выбора не было, так что пришлось сразу сочинять сокращенную версию.
«До встречи с Дэвидом мне всегда казалось, что любовь — это досужие выдумки людей, которым просто нечем заняться» — так я начала.
Прежде чем заполнить журнальный купон начисто, я набросала аж три черновых варианта. Затем, аккуратно выдрав купон, я сползла с кровати и, морщась от боли, похромала к столу ночной дежурной. Поразительно, но, помимо целой стопки конвертов, в ее сумочке нашлась даже почтовая марка. Я поинтересовалась у медсестры, не удивляет ли ее, что пациенты посреди ночи выпрашивают у нее почтовые марки. А в ответ услышала, что как-то раз больной из урологического отделения упрашивал ее сделать ему минет.
Затем эта добрая самаритянка пообещала, что утром, когда сменится, опустит конверт с моим опусом в почтовый ящик, и я возвратилась в свою палату, приняла пару таблеток и вскоре заснула.
На следующий день, как только разрешили посещения, меня навестили папа с мамой. Джо и Джейн, по их словам, отсыпались после вчерашней гулянки. Оказывается, во время рождественской мессы Джо вела себя совершенно возмутительно. Так, впрочем, бывало всегда.
Папа с мамой внимательно наблюдали, как я разворачиваю подарки. Японская керамика с глазурью. Очень мило. Большущая банка соли для ванны с лавандовой отдушкой (идеально подходит, чтобы заглушать запах кошачьей мочи, — хотя этого я предкам, конечно, не сказала). Новая ночная рубашка (черная и очень строгая, с отложным бархатным воротничком и тесемками — такую вполне могла надеть Мария Стюарт в ночь перед казнью).
— Та, в которой ты была вчера, показалась мне немного прозрачной, — пояснила мама.
— Как ты заботлива! — воскликнула я.
— Надеюсь, когда ты в следующий раз угодишь в больницу, то будешь уже во всеоружии, — торжественно произнесла мама, поправляя мне подушку.
Откровенно говоря, меня такая перспектива не слишком прельщала. Однако родителям всегда свойственно делать полезные подарки. Я же ждала на Рождество лишь одного настоящего подарка. От Дэвида. (Не говоря, конечно, о новорожденном Иисусе.) «Интересно, что преподнесет мне Дэвид? — думала я, разворачивая три очередных шоколадных апельсина от отца. — Украшения, духи, пару компакт-дисков? Или, может, совершенно прозрачную ночнушку?»
А на другой кровати Марина так же радостно квохтала над подарком мужа — черной ночной рубашкой, точно такой же, как у меня. Можно подумать, что эта пара решила больше не заводить детей!
— А Дэвид звонил? — осведомилась я, в четвертый раз выслушав рассказ о безобразном поведении Джо во время ночной литургии. (Моя непутевая младшая сестрица то и дело громко икала. Принимая причастие, споткнулась и растянулась во весь рост. А чего еще, скажите на милость, ожидать от девчонки-подростка, весь вечер напролет лакавшей ликер «Бейлиз»?)
— Дэвид? — переспросила мама. — А с какой стати ему нам звонить?
— Да я так просто подумала, — ответила я, пожимая плечами. — Может, ему захотелось спросить, как у меня дела. Сюда он мне не звонил.
— Наверное, он скоро придет, — предположила мама. — Видимо, хочет тебе сюрприз устроить.
Однако настало время обеда, а Дэвид так и не появился. Я с трудом заставила себя вкусить больничной стряпни. Индейку, поданную по случаю Рождества, похоже, нашпиговали фаршем из историй болезни.
В три часа дня, когда сестра Марвин отдернула шторы, ограждавшие мою кровать (таким образом меня защищали от пистолетов, стреляющих шариками для пинг-понга, которые принесли с собой малолетние бандиты, дети Марины), мои надежды вспыхнули вновь. Медсестра известила меня о приходе посетителя. Однако это оказался не Дэвид, а Эмма, моя подружка, на пару с которой я снимала квартиру. Мое лицо вытянулось.
— Что ты здесь делаешь? — тупо спросила я.
— Не изображай такой восторг по поводу моего прихода, — сказала Эмма, устраиваясь в изножье моей кровати.
— Я думала, ты сегодня обедаешь у своих родителей, — нелюбезно сказала я.
Эмма усмехнулась.
— Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь удобным случаем, чтобы улизнуть из дома и избавиться от необходимости стоять, пока королева не произнесет свою длиннющую речь? — спросила она.
Я понимающе кивнула.
— Значит, тетя Мэвис все-таки сумела к вам приехать? — осведомилась я. — Она ведь, помнится, в доме для престарелых живет, да?
— Угу. Едва рассвело, как двое дюжих санитаров вкатили ее к нам на инвалидной коляске. Представляешь, как легко ей требовать, чтобы мы все стояли как пни во время королевской речи? Сама-то в коляске сидит! Кстати, старушка просила тебе привет передать. И вот этот подарок. Ты ведь у нас теперь тоже инвалид.
С этими словами Эмма небрежно бросила на мое одеяло небольшой сверток. Я взяла его без особого восторга, поскольку была уверена: внутри носовые платочки, украшенные монограммами. Похоже, их запасы у престарелой тетушки Мэвис поистине неисчерпаемы.
— В чем дело? — спросила Эмма, видя мое замешательство. — Что тебя смущает? Цвет, что ли, не тот? Ну, ничего, зато я припасла для тебя нечто иное. — Она раскрыла сумочку и извлекла из нее продолговатый, аккуратно упакованный предмет. Подарок меня сразу заинтриговал. Я выхватила его из рук Эммы и стала нетерпеливо ощупывать, пытаясь угадать по форме, что за сюрприз приготовила мне подруга.
