Галина Врублевская - Загадки любви
С яростью вскрыла упаковку колбасной нарезки и вцепилась зубами в дробленный жиринками твердый кружок. Челюсти ритмично двигались, будто перемалывали беглеца! Что теперь делать, как вести себя? Еще утром я умно вещала студентам про то, как следует разрешать семейные конфликты, и была уверена в эффективности алгоритмов. Но проверить эти способы на практике я уже не смогу: интуиция подсказывала, что Кир ушел совсем! Он не вернется.
Достав из холодильника початую бутылку водки, я плеснула в стакан, ненароком налив до половины, и, морщась от отвращения, выпила до дна. Пока я жевала второй кусок колбасы, приятная теплота обволокла меня, острота положения притупилась. Прислушалась к себе. Болит душа? Точит обида? Ничего, полный штиль.
Слегка касаясь рукой стенки, прошлепала в комнату и, не раздеваясь, распласталась на неразобранном диване. Устремила взгляд к потолку, к трехрожковой люстре, висящей над головой. Люстра заметно покачивалась вместе с потолком, а я испытывала тупое безразличие. Отстраненно вспоминалась история нашего знакомства с Киром. Вспоминалась будто недавно просмотренное кино.
Мы впервые увиделись с Киром, когда я проводила в его фирме тренинг продаж. Как директор, он был вправе отказаться от участия в ролевой игре, однако выразил желание наблюдать за процессом. Рослый, крепкого сложения, Кир выглядел весьма солидно. Директор сидел, вальяжно откинувшись в рабочем кресле и вытянув ноги вперед, будто дома перед телевизором. Краем глаза я заметила, что на меня он смотрит чаще, чем на свой персонал. После завершения тренинга он пригласил меня в ресторан, на неделе мы сходили в кино, а в следующие выходные я осталась у него на ночь. Вскоре я переехала на съемную квартиру Кира.
Наши отношения походили на те, что складываются у пассажиров дальнего поезда. Мы ехали в одном купе, забыв о том, что на любой станции один из нас может сойти. Продлись наша поездка дольше, может, мы бы и скорректировали свой маршрут в единый, но не успели... Регулярный секс вместо ежевечернего дорожного чая и совместный просмотр фильмов перед сном как замена разглядывания проносящегося за окном поезда пейзажа – только это и отличало нас от железнодорожных попутчиков. Почему лишь сейчас, когда Кир оставил меня, я поняла это?
Как большинство мужчин, Кир не распространялся о своих чувствах, у меня тоже потребности обсуждать их не возникало, потому и романтика в наших отношениях быстро выветрилась. Да и в самом начале вместо томных взглядов мы обменивались лишь мелодиями на мобильниках. Иногда меня охватывали сомнения. Уйти? Остаться? Но он ушел первым...
Яркие лампы слепили глаза, и я смежила веки, прибегнув к испытанному средству: психологическому аутотренингу. Никаких трагических мыслей, никаких тревожных воспоминаний. Руки-ноги наливаются теплотой, ресницы тяжелеют. Легкая улыбка растянула мои губы. Кир ушел, и я свободна! Я никого не люблю и любить не собираюсь. Впрочем, нельзя при самопрограммировании использовать частицу «не», потому что до сознания дойдет только ненавистное «люблю». Но правильная форма не приходила в захмелевшую голову. Поленившись встать, чтобы выключить верхний свет, я натянула на лицо покрывало и вскоре забылась исцеляющим сном.
В середине ночи лень-матушка отомстила мне: ярко горящая люстра, бьющая светом в глаза, причудливым образом преобразилась в сновидческий глюк – слепящий свет в конце темного тоннеля. Про такой свет вспоминают очевидцы, пережившие клиническую смерть. Но в этом ярком пятне передо мной возник не благословенный образ Спасителя, а всего лишь полузабытое лицо мальчика из школьной поры. Он протягивал ко мне руки, он беззвучно звал меня, шевеля пухлыми губами. Но в тот момент, когда кончики наших пальцев соприкоснулись, меня обожгло невыносимым жаром и выбросило из сна. Поэтому я так подробно и запомнила свой сон.
Сердце било в набат, как в школе на уроках физкультуры, когда приходилось бежать ненавистный кросс. Я еще ощущала покалывание в пальцах, и не только в пальцах: бешеным ритмом пульсировала кровь в глубине меня.
Артур! И вовсе не пресный, лысеющий толстяк, что писал мне письма в Интернете. А тот Арт, что с огромным трудом был выкорчеван мною из сердца. Тот, что сохранился в пыльной папке воспоминаний с пометкой «первая любовь». Наяву я давно контролировала себя, избавилась от любовного невроза, но рецидивы его вылезли через сон. В этом сне я испытала чувство ошеломляющей радости! Эта радость короткой вспышкой полыхала во мне еще несколько секунд после просыпания. Неужели избавление от болезненной влюбленности – это всего лишь спасительное самоутешение?
Мой любимый Арт приходил в мои сны считаные разы. Приходил таким, каким он помнился мне по выпускному классу: юный атлет, с густыми темными волосами и тренированным, мускулистым телом. Расстегнутый ворот рубашки выгодно открывал взору окружающих накачанные мышцы шеи: большой кадык, соблазнительная ямка под ним. Возможно, этот образ с расстегнутым воротом так впечатался в мое подсознание, поскольку когда-то Артуру пеняли за разгильдяйство – ради дисциплины требовалось, чтобы мальчики в старших классах носили галстуки. Но вне школы – а нам приходилось общаться всюду – его шея зимой и летом была открыта всем ветрам.
* * *Мне посчастливилось часто бывать в компании с Артуром, потому что у него был брат Витя, и я считалась его девушкой. Однако о Вите, хотя я дружила с ним, я почти не думала, как и о прочих одноклассниках, но сейчас я вновь вспомнила всех.
Братья Палецкие, Артур и Витюша, появились у нас в предпоследнем перед выпуском классе. Они были погодки, Витюша—младший, но из соображений удобства родители определили их в первый класс одновременно: старшему брату, когда он пошел в школу, сравнялось почти восемь, а младший не дотягивал до семи. Витя позднее рассказывал, что, когда братья пошли в школу, внешне их разница в возрасте почти не проявлялась, потому что Витя был крупным ребенком, а его старший брат имел средние данные.
Но в переходном возрасте разница в год сказалась в пользу Артура. В девятом классе он, как часто бывает у мальчишек, начал стремительно расти и намного обогнал Витю. Причем, занимаясь спортом, вытянулся не только вверх, но и раздался в плечах. Так что, когда оба появились у нас в классе, Артур казался старше брата года на два – неудивительно, что он пользовался успехом у девочек. Даже фамильная черточка их внешности – слегка расплющенная, вогнутая переносица, – хотя и придавала сходство братьям, порождала разные ассоциации. Артур походил на боксера, чей нос ненароком пострадал в ожесточенной схватке, а Витюша выглядел просто курносым, по-девичьи круглолицым домашним мальчиком.
