Далекое море - Джиен Кон
Уже по привычке достав из сумочки очки и нацепив их на нос, она взяла в руки журнал авиакомпании. И вдруг подумала, что за прошедшие годы ею прочитано много книг, даже слишком много… И кто знает, возможно, она просто-напросто завидует молодежи Майами, которая имеет смелость сбросить одежду, стесняющую тело… Она уже давно привыкла думать, что ее клонящаяся к закату жизнь, в которой не было не то что любви, но даже и жгучей ненависти, остановилась той зимой. И единственное важное событие, пережитое ею с тех пор, не любовь, а расставание… хотя и оно могло не произойти, если бы муж, пристрастившийся к гашишу, покорно не согласился разорвать отношения. И даже развод стал для нее всего лишь эпизодом обыденной жизни. Обошлось без скандалов и взаимных упреков, так часто сопутствующих расставанию, словно она никогда не испытывала к нему сердечной привязанности. Ни накала страстей, ни ненависти. Она даже оплатила годовую аренду за его жилье.
Бывает же холодное лето, как то, сорок лет назад, когда посевы пострадали от холода; бывает и такая же жизнь, в которой ни капли страсти. И если, как она думала, молодость была утрачена и у нее не было возможности ею насладиться, то и состариться не получалось. Бытие, наполненное законсервированными словами… жизнь слишком рано повзрослевшего ребенка, так и не успевшего достичь зрелости, – вот ее удел.
Вчера вечером, пропустив со своими спутниками по бокалу вина, она первая оставила компанию и вернулась к себе в номер. После чашки теплого чая хотела было пораньше лечь, но ощущение, что так просто уснуть не получится, заставило ее, по обыкновению, открыть тоненький сборник стихотворений На Хидок[3].
Признание одного дерева
Моих засохших веточек концы Истончены донельзя, И больше нет живого места… Дыханием своим меня не осеняйте! Боюсь, коснетесь краешком одежд — И на себя пеняйте: я снова зацвету[4].Что-то отдалось в дальнем уголке сердца. Там, в глубине, возникла неведомая ранее режущая боль, словно с него, как с письма, сорвали закаменевшую пломбу. Невольно она приложила руку к груди. По ее личному опыту, это не предвещало ничего хорошего. В конце концов ей пришлось вынуть из мини-бара маленькую бутылочку и налить ее содержимое в стакан.
Морское побережье за окном светилось огнями, а в ушах зазвучала мелодия фортепиано. «Гимнопедия № 1» Эрика Сати… Она помнила, кто играл ее на рождественском вечере зимой того года.
Она открыла телефон и написала в заметках:
Сколько лет прошло…
Сижу у окна в чужом городе и потягиваю виски.
В моей голове звучит прекрасная мелодия фортепиано из воспоминаний, и люди там, за освещенными окнами, должно быть, не могут уснуть.
Ну здравствуй, мое одиночество!
Мой старый милый сумеречный друг!
Стоя у окна, она снова заглянула в сборник со стихотворениями.
От корней
Когда-то уповал на корни я, Затем на ствол мой взгляд переметнулся, А со ствола – на ветки, С веток – на листву… Теперь же верую я в лепестки Цветов, что, опадая, в воздухе плывут, плывут… Все тоньше, все прозрачней… Всегда готовые рассеяться то там, то тут…[5]Когда раздалось: «Уважаемые пассажиры, наш самолет следует в аэропорт Ньюарк города Нью-Йорка», она запоздало собралась перевести телефон в режим полета и обнаружила два сообщения. Одно от дочери:
Мам, в Сунчхоне, в храме Кымдунса, зацвела красная слива. И сегодня на рассвете луковицы нарциссов наверняка закопошатся в промерзшей земле. Послышится шуршание от потягивания личинок цикад и первый треск кокона бабочки-капустницы… Весь земной шар потряхивает в предвкушении зарождения новой жизни: «Мы растем! Мы растем!» От этого шума я так и не смогла уснуть.
И знаешь, мама, что случилось на рассвете? Только вообрази: внутри меня Лу – твой внук – в такт земным ритмам принялся толкать своими пяточками меня в живот.
Я немного всплакнула, думая про тебя. Ведь со мной в животе ты испытала подобное ощущение.
Это таинство, которое мужчинам не дано познать, даже если у них будет шанс родиться вновь.
Казалось, будто внутри меня другая вселенная.
Как может существовать одна жизнь в другой?! Невероятно! В одной живой душе – еще одна, аж мурашки по коже!!!
Ах, мама! Я впервые, впервые в жизни радовалась тому, что я женщина и у меня есть матка… Это произошло со мной впервые!
Ты же сегодня летишь в Нью-Джерси? Бабушке тоже от меня привет… Хорошего путешествия!
Послание дочери словно бы расцвело меж строк цветами красной сливы, роняющей бордовые капли крови.
И было еще одно сообщение. От него.
В Нью-Йорке холодно. Минус два и сильный ветер. Надеюсь, ты тепло оделась? Если вдруг удастся приехать на Манхэттен к обеду до двух часов дня, дай знать. Мой офис рядом с Центральным парком, так что можно и пообедать. Если получится, то смогу даже заехать за тобой.
Только теперь она поняла причину этой подспудной ноющей боли, что не оставляла ее со вчерашнего вечера и до сегодняшнего утра.
Далеко-далеко, в южных краях родной земли, наконец-то расцвела красная слива, в мерзлой почве горделиво расправляют плечи луковицы нарциссов и гиацинтов, блаженно потягиваются личинки цикад, трескаются коконы капустной белянки, а под сердцем дочери замаршировали ножки внука, толкая родную мать в бок. По всем жилам матушки-земли пульсировало: «Новая жизнь! Новая жизнь!» – а вот для нее и стихи, и это утро ощущались ужасно тягостными. Ее настиг едва уловимый аромат весенней ночи… Как же жестока пробуждающаяся весна по отношению к стареющему человеку. Ко всему прочему, тот, кто был для нее всем в пору цветущей юности, ждал ее в Нью-Йорке.
Она положила руку на свой слегка разгоряченный лоб.
4
Аэропорт Ньюарк Либерти, где она оказалась впервые, меньше аэропорта имени Джона Ф. Кеннеди, потому не такой суматошный.
Ее встретила сестра.
– Выглядишь довольно измотанной. Как прошел полет?
Сестра была младше на целых десять лет. Первые роды сильно ослабили мать, и потом долгие годы ее преследовали выкидыши. Вот и вышло, что, будучи вплоть до десятилетнего возраста единственным ребенком в семье, она не смогла войти в роль старшей сестры и частенько вела себя как избалованная принцесса. Младшая же сестра, напротив, порой больше напоминала старшую, так как через год после ее рождения мать родила младшего брата.
– Что хочешь на обед? – поинтересовалась сестра по пути к парковке.
– А мама что?
– Ждет. Вообще-то, я вчера затарилась по полной в корейском супермаркете, но мама сказала, решим с едой, как приедешь.
– Мама все такая же?
Обе без всяких объяснений прекрасно понимали, что означает это «такая же».
– Такая же… до безобразия. – Сестра многозначительно усмехнулась.
– Из-за мамы я у тебя в вечном долгу… – повинилась она, загрузив чемодан в багажник и усаживаясь в маленькую машину сестры.
