Развод и прочие пакости - Татьяна Рябинина
Антон заметно нервничал, это сказалось и на его манере вести оркестр. Но я была спокойна, как удав. И в первом отделении, а уж во втором – тем более. То, что я собиралась сделать, требовало особого мастерства. И хладнокровия.
После «Возвращения Пер Гюнта» на сцену вернулась и Инесса.
Ну держись, сучка!
Следующая прода в понедельник
Глава 3
У певцов и музыкантов особые отношения. Похлеще любовных. На эстраде своя специфика, в опере тоже, а вот для солистов, выступающих в камерном формате, концертмейстер-аккомпаниатор – самый важный и одновременно самый опасный человек. Он может вытянуть провальное выступление, а может завалить самое идеальное. Причем так, что все помидоры достанутся исключительно вокалисту.
«Песнь Сольвейг» Григ изначально написал как миниатюру для сопрано и скрипки, позже переработанную в оркестровую партитуру. В принципе, с музыкальной точки зрения произведение несложное, его исполняют даже школьники. Но есть в нем одно узкое место – там, где мелодия скользит, плывет по полутонам. И вот тут необходима абсолютная гармония певца и аккомпаниатора. Малейшая фальшь того или другого буквально режет уши. Не зря на концертах певицы редко исполняют «Песнь » в оригинальном варианте, чаще берут тот, что со скрипкой и фортепиано, где аккомпанировать в этом опасном месте доверено последнему.
В оркестровом сопровождении все не так критично, поскольку скрипок порядка тридцати, а то и больше. Но фишечка была в том, что для этого концерта мы взяли редкий вариант со скрипичным соло – моим. Именно вот в этом месте. Потому что красиво и необычно. Вот только Ирочка прекрасно знала, как надо грамотно слажать, чтобы все лавры за это достались Инессе. Наши, конечно, догадаются, а слушатели в зале – точно нет. Если они не профи с абсолютным слухом.
Инесса, похоже, это понимала, потому что покосилась на меня с опаской, замешанной на ненависти. Ей и так было непросто петь с губой-вареником, а тут еще и полная зависимость от меня.
Оркестровое вступление, первые фразы – и…
Мало кто исполняет «Пер Гюнта» на норвежском, слишком сложно. Вот и Инесса пела по-русски. На словах «и ты ко мне вернешься, мне сердце говорит» я провела где-то повыше на четверть тона, где-то пониже. Инесса попала в свои ноты идеально, но прозвучало это так грязно, как будто по ушам изнутри прошлись наждачкой. И еще разок на следующий строках. А потом шел вокализ в фольклорном стиле – распев одного звука под оркестровку с тонкими завитушками, которые Инесса срывала одну за другой.
Солистка! Прима!
А впереди был еще второй куплет.
Она, разумеется, прочухала, что произошло, но сделать ничего уже не могла. Петь по своим нотам – будет звучать лажа. Попытаться идти за мной – получится двойная лажа.
В общем, аплодисменты Инессе достались весьма сдержанные. Оркестранты давили усмешки. Антон побагровел, но старательно улыбался, одними губами, стиснув челюсти.
На бис мы всегда играли от одного до трех произведений, в зависимости от интенсивности аплодисментов. В этот раз они были средние, поэтому ограничились двумя: арией из «Травиаты» в исполнении баритона Ивана Ежова и моей коронкой - каприсом Локателли «Лабиринт». На мой взгляд, на редкость некрасивая вещь, однако входящая в список самых сложных виртуозных произведений для скрипки. До Давида Ойстраха мне было как до луны пешком, но и моя игра всегда вызывала бурные овации. Когда-то я даже победила с ним на конкурсе молодых исполнителей в Люблине.
Настала очередь момента, которого, наверно, ждал весь состав. По традиции, после окончания концерта дирижер всегда пожимает руку первой скрипке, благодаря в ее лице оркестр. Если это дама, то руку целует. Правда, дамы редко бывают первыми среди первых. Тем более в моем возрасте. Многие были уверены, что я заняла место концертмейстера скрипичной группы исключительно половым путем. Эта должность действительно досталась мне через два года после свадьбы, но все равно последовательность была обратной. Антона я зацепила именно талантом, а не красивыми глазками или другими частями тела. Наверно, слишком нагло говорить о таланте применительно к себе, но что поделаешь, если это правда. В конце концов, не гением же я себя называла.
Антон широким взмахом показал публике на меня: мол, вот кто главный герой, любите его немедленно. Потом с поклоном взял мою руку и красивым жестом поднес к губам. Глаза у него при этом были бешеные. Если бы он мог, наверняка откусил бы мне кисть по самое запястье и выплюнул в зал. А приходилось улыбаться.
Улыбайтесь, господа, улыбайтесь, как говорил барон Мюнхгаузен*.
- Да, мать, ты сильна, - обняла меня Лерка, когда мы сдали инструменты и ушли в артистические комнаты. – Как ты ее уделала! Вот это по-нашему, по-скрипичному!
- Марков чуть палочку свою не проглотил, - подхватила Марина.
- Лучше бы он сел на нее, - пробормотала я, закинув руку за спину, чтобы расстегнуть молнию на платье.
Вот теперь завод у меня кончился. Хотелось поскорее вернуться в гостиницу, выпить кофе с коньяком, упасть на кровать и наконец от души поплакать. Даже самой железной леди хочется иногда пожалеть себя.
Из здания я выходила одной из последних, нога за ногу. Ничего, без меня точно не уедут. Подождут.
- Ирина, это было очень… элегантно. Просто браво!
Вздрогнув, я обернулась. За спиной стоял Феликс Громов, виолончелист. Я с ним была почти незнакома, он пришел к нам всего месяц назад вместо Лены Столяровой, ушедшей в декрет. Слышала только, что его попросили из оркестра Александринки из-за какого-то конфликта с дирижером. Антон наверняка знал, но я как-то не интересовалась, не до того было. Хотя девчонки шушукались, что парень интересный и, вроде, холостой.
Вот сейчас, глядя на него, я вынуждена была признать, что и правда интересный. Не совсем мой типаж, но контраст темных волос и голубых глаз производил впечатление.
- Спасибо, - кивнула, пытаясь улыбнуться. – Я старалась.
--------------------
*известная цитата из фильма М. Захарова «Тот самый Мюнхгаузен»
Глава 4
Это была воистину адская ночь.
Одно дело держать лицо на публике и совсем другое остаться со своим горем наедине. Пережить ее - эту самую первую ночь. Потом должно стать легче. Я это уже проходила когда-то. Когда мама ушла от
