Старше - Дженнифер Хартманн
Но… может быть, я хотела этого?
Чего-то, что привяжет меня. Удержит мое мечущееся сердце.
Я представила, как этот таинственный незнакомец везет меня домой в своей машине или грузовике, теплый ветер врывается в открытое окно, его запах смешивается с летним бризом. Мне было интересно, как от него пахнет. Мятой, горными вершинами, поросшими соснами, дешевым одеколоном. Он был слишком далеко, чтобы я могла различить запах мыла на его коже или шампуня в волосах, и я инстинктивно подалась вперед в воде, чтобы почувствовать запах непреодолимой неизвестности.
Искушение дразнило меня. Спасение.
Но я покачала головой в ответ на эту идею.
Если бы отец увидел незнакомого мужчину на нашей подъездной дорожке, он бы выскочил из дома с дробовиком в руках и навсегда отпугнул Рида. А возможно, и пристрелил бы его.
— Я доберусь сама.
Он снова опустил глаза на песок.
— Ты учишься в колледже?
Я сосредоточилась на его четкой линии подбородка и на том, как двигается его адамово яблоко, когда он сглатывает. Затем я напряглась, когда его слова дошли до меня, и смахнула с лодыжки намокший лист.
— Пока нет. Я все еще решаю, что делать со своей жизнью.
— Понимаю. Мне тоже потребовалось время, чтобы осознать это.
— Чем ты занимаешься?
— Раньше я был парамедиком. Но потом переключился на джиу-джитсу и сделал на этом карьеру. Я специализируюсь на самообороне.
Мои глаза загорелись.
Это было… впечатляюще.
Я не ожидала, что у Рида с его растрепанными волосами, повседневной одеждой и красивыми, вероятно, зелеными глазами, окажется такой респектабельный род занятий — как в области медицины, так и в боевых искусствах.
— Ты проводишь занятия где-то поблизости?
— Сейчас да. Некоторое время я жил в Чарльстоне и открыл там собственную студию. Потом моя дочь и ее мама вернулись в Иллинойс. И вот, по прошествии еще одного года, я передал управление бизнесом одному из своих сотрудников, а сам последовал за ними сюда. Я открыл вторую студию неподалеку. — Рид сжал губы, пряча застенчивую улыбку. — Прости. Наверное, я сказал больше, чем ты хотела знать.
Я уставилась на него, как завороженная.
— Нет, это потрясающе. Мне нравится идея помогать людям таким образом.
— Да, это моя страсть.
— Держу пари, твоя дочь очень гордится тобой.
— Трудно сказать. — Он тяжело вздохнул, пиная ботинком камешки. — Я надеюсь, что где-то между ее хмурым видом, надутыми губками и едким сарказмом скрывается гордость. — Пожевав нижнюю губу, он снова посмотрел на меня. — А что насчет тебя? Есть какие-нибудь грандиозные амбиции?
Мои губы сжались от разочарования, но затем оно покинуло их, найдя приют в моем сердце.
— Я бы хотела, чтобы у меня был достойный ответ, но мои цели пока неопределенны, и их трудно уловить. Думаю, то, что я люблю больше всего, на самом деле не имеет названия. Не вписывается ни в какие рамки, понимаешь?
Судя по его нахмуренным бровям, он не понимал.
Или… может быть, это была заинтересованность.
Рид наклонился вперед и провел пальцами по губам, его внимание было полностью сосредоточено на мне. Он ждал продолжения. В его глазах был блеск любопытства, который заставил меня говорить.
— Мне нравится запечатлевать неосязаемое, — объяснила я. — Вспышки, мерцание, переходные состояния. Я хочу увековечить их навсегда. Я пишу в своем дневнике, делаю наброски, иногда рисую. Но у меня не особенно получается. На этом не построишь карьеру.
Неуверенный смешок вырвался наружу, и я резко вытащила ногу из воды, забрызгав нас обоих.
Полетевшие капли заплясали по нашим ногам. Рид улыбнулся.
Тепло разлилось по моей груди, щекам, легким.
— Прости… в этом нет никакого смысла. — Съежившись, я пожалела, что не могу вернуть сказанные слова. — Наверное, я просто люблю моменты.
— Моменты, — повторил он, медленно кивая. Обдумывая. Позволяя моим словам впитаться. — Вспышки.
— Да… именно так. — Мой ответ долетел до него, как мечтательный шепот, на моих губах заиграла улыбка. Он понял. Никто другой никогда не понимал, потому что никто не удосуживался выслушать. — Жизнь — это череда мимолетных вспышек. Тех, что кажутся незначительными, когда происходят, но позже они становятся всем. Знаешь, как бывает, когда смотришь фильм и ставишь его на паузу, чтобы перекусить? Ты останавливаешь его на случайной сцене, и кадр замирает на том, как актер корчит странное лицо, которое заставляет тебя смеяться, или кто-то из массовки улыбается на заднем плане, или собака бежит по парку, пытаясь поймать бабочку взмахом хвоста…
Складка между его бровей не разгладилась, напротив, она стала еще глубже. Он выглядел задумчивым, полностью увлеченным моим объяснением.
Мне стало жарко, несмотря на холодную воду, остужавшую мою кожу.
— Меня это завораживает, — сказала я, усмехнувшись. — Я просто обожаю такие моменты, происходящие в реальной жизни. Хотелось бы иметь возможность запечатлеть их. Продлить их. Чтобы они сохранились навечно.
Рид впился в меня взглядом, и в его глазах светилась нежность, пока он, казалось, размышлял над моим длинным рассуждением о вспышках.
— А как насчет журналистики?
Я безнадежно пожала плечами.
Этого никогда не случится — у меня не было денег на колледж, и мне это было не по силам.
Стать журналистом было чертовски трудно.
— Облекать мысли в слова — не самая сильная моя сторона. Уверена, ты заметил. — Я слабо улыбнулась. — Моя бабушка всегда хотела, чтобы я занималась бизнесом, но мое сердце никогда не лежало к таким вещам, как цифры и доли.
— Похоже, твое сердце уже знает, чего хочет. Иди за своими вспышками.
— Хотела бы я, чтобы все было так просто.
— На самом деле, все так и есть. Люди всегда все слишком усложняют.
— Это потому, что жизнь сложна, — возразила я, глядя на него сквозь усеянные капельками воды ресницы.
— Разве? — Он выдержал мой взгляд. — Жизнь нужно жить. Если ты живешь не так, как хочешь, то какой, черт возьми, в этом смысл?
У меня в груди все затрепетало.
Я подумала о своей унылой жизни, в которой не было ни яркости, ни цели, о которых так уверенно говорил Рид. Все было пустым. Все, кроме моего сердца. А переполненное сердце в пустом мире — это недуг, который я не в силах преодолеть.
Я прикусила щеку и пошевелила ногами.
И каким-то образом… наши пальцы соприкоснулись.
Мои голые мокрые пальцы коснулись его
