Пять мгновений любви - Мария Савельева
— Извини, пожалуйста, а есть свободные номера? — обратилась к Наташе. Та находилась не в духе, а приторный цветочный запах вперемешку с алкоголем противно щекотал нос, отчего Ярослава поморщилась.
— Свободных. Номеров. Нет. — Чётко, как для отстающей, произнесла Наташа. — Я вам сразу об этом сказала.
— И что мне теперь делать? На полу спать?
Та перекинула копну рыжих волос на одну сторону и оценивающе осмотрела Яру.
— Ну почему же на полу? Переночуй у парня, который за тобой весь вечер увивается. Думаю, он не будет против, а только рад.
Взгляд Ярославы потемнел, сейчас она ненавидела эту нахалку покруче, чем Сорокину.
— М-да… — она тоже оценивающе оглядела её вульгарное платье, выставляющее все прелести напоказ. — Как говорится: у кого что болит…
Кто-то рядом хмыкнул, кто-то присвистнул. Она же с трудом удерживала фокус на своей собеседнице, до которой, видимо, долго доходило.
— Переночую на диване в холле, думаю, никому не помешаю.
С этими словами Яра хотела повернуться, но её немного повело из-за высоких каблуков и ужасной боли в ступне. Она взмахнула рукой, стараясь поймать равновесие, но поймала горячую смуглую руку, которую узнала бы из тысячи: так долго они с ним просидели, раскрашивая декорации к новогоднему концерту. Юра придержал её.
— Спасибо, сейчас… Я только туфли сниму, — она, действительно, вцепившись в его руку, сняла туфельки и направилась к выходу.
— В холле спать нельзя! — донесся до неё чуть ли не звериный рык.
— А я твоего разрешения и не спрашивала! — Ярослава, не оборачиваясь, показала неприличный знак, и нетвердой походкой, двинулась между отдыхающими, которые вовсю горланили песню "Новогодние игрушки". Каждый шаг отдавался ноющей болью в ступнях, но наслаждение, которое она испытала, сняв каблуки, невозможно сравнить с чем-либо.
Уже около выхода из зала, она почувствовала, как на ее талию легла теплая рука, а другая легонько придержала под руку. Ей не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто это. Привычный запах геля для бритья, банного мыла и мужского тела, а к нему примешивался слабый запах алкоголя. И непонятно, от какого из них закружилась голова. Или ото всех сразу?
Аккуратно, даже нежно руки поддерживали ее и вели в сторону лифта.
— Куда ты меня ведешь? Что вообще себе позволяешь? — начала упираться Ярослава, но лишь скользила по кафельному полу.
— Переночуешь у меня, — услышала тихий, но не терпящий пререканий голос.
Пролог. Новый год. Часть 3
— Переночуешь у меня, — услышала тихий, но не терпящий пререканий голос. Захотелось сразу вытянуться в струнку и промаршировать до кровати.
— Я не просила…
— А я и не предлагаю, а констатирую факт, — и немного помолчав добавил: — Мест свободных все равно нет.
— Но Стас…
— А Стасу нельзя было тебя одну оставлять. О чем он вообще думал?
Ярослава даже перестала упираться от таких слов. Он так и не отпустил ее до тех пор, пока не подвел к двери. Тогда ему пришлось шарить по карманам в поисках ключа.
Она неловко топталась на месте, не зная, куда себя деть. Ноги мерзли через тонкий капрон, а ледяной кафель, казалось, высасывал все ее тепло.
Наконец дверь открылась, и она вошла в темноту комнаты, отчего сразу отпрянула назад и прижалась спиной к груди Юры. Когда свет залил пространство и ее глаза привыкли, она обнаружила аккуратную небольшую комнату. В углу стоял открытый чемодан, а других вещей больше и не было, будто никто в ней до сих пор не жил. Около стены располагалась односпальная кровать, застеленная точно таким же пледом, как и в их номере.
— Ого, односпальная кровать! Неожиданно.
— Ты еще не проветрилась? Или ты думала, что я вообще не сплю? Или сплю стоя? На полу? В гробу, как вампир?
Яра хихикнула, хотя уже начала приходить в себя.
— Последнее. Да просто я думала, что когда парень зовет девушку к себе, то у него должна быть хотя бы полуторка.
Юра закатил глаза и положил ключ на тумбочку. В это время она вольготно разлеглась на кровати и уткнулась в подушку носом, которая насквозь пропиталась его запахом, отчего Яра чуть не замурлыкала от удовольствия.
— Ты случайно не обнаглела? — вырвал в реальность из мира грез насущный вопрос. — Я хотел тебе на полу постелить.
Она подняла голову и посмотрела на Юру. Он говорил это таким серьезным тоном, а на лице ни намека на улыбку, поэтому Яра не могла понять: он так над ней шутит или…
— Ты серьезно?
Он продолжал молчать, его силуэт темнел на фоне окна.
— Так, либо мы оба спим на полу, либо я сплю на кровати, а ты — на полу.
— Нифига себе заявочка, — присвистнул он.
— Да, как бы назвался груздем — полезай в кузов.
Юра улыбнулся. УЛЫБНУЛСЯ! Кажется, она впервые увидела его улыбку и готова была упасть, хотя итак лежала.
— Но ничего, я, так и быть, отдам тебе одеяло и подушку, а то тебе будет твердо спать.
— Какая забота! Комната вообще-то моя. Сейчас ты пойдешь спать на балкон, там много места. Или двигайся к стенке.
— Ты, правда, хочешь, чтобы мы спали рядом на односпальной кровати? — Яра встала и, уже довольно твердо стоя на ногах, подошла вплотную, вглядываясь в бездонную темноту глаз, сама понимая, что играет с огнем. Оставшиеся пузырьки от шампанского устроили прощальный салют у нее в голове и вовсю веселились, отключая какой-никакой инстинкт самосохранения. Она заигрывающе провела пальчиком по пуговицам на рубашке и остановилась на ремне, невинно похлопала ресницами и хихикнула.
Юра заметно напрягся. Его зрачки расширились, отчего глаза стали казаться еще темнее, и вздохнул, но Яра не смогла разгадать: был ли это вздох разочарования или сожаления. Однако уже через несколько минут удобно укладывалась на предоставленную ей кровать и наблюдала, как он расстилает себе на полу одеяло.
— Дай мне, пожалуйста, одежду, а то мне так неудобно и прохладно, — Яра чинно сложила руки на коленях, будто это не они только что бесстыдно гуляли по его телу.
— Боже, взял ребенка на свою голову, — проворчал Юра, наклоняясь к чемодану, отчего пряди волос упали ему на глаза.
Воронцова сердито надула губы:
— Я — не ребенок!
— Да ну? — он явно ее подначивал и не торопился исполнять просьбу. — У меня есть доказательство, которое говорит об обратном. — Он достал телефон, что-то полистал, и наконец, предъявил на свет “улику”. То была фотография с дневного детского праздника, где Яра светится от счастья,
