Крепче виски. Слаще колы (СИ) - Бауэр Алика
Я недоверчиво покосилась на свою заколку в его руках, но действительно почувствовала короткий прилив блаженства. Но виновны ли были в этом распущенные волосы? И мне почти удалось собраться с мыслями, пока мужской голос не зазвучал достаточно тихо и до ужаса интимно.
— Она была невыносимо прекрасна в своей неопытности, и порочность её мыслей порой сводила его с ума… — хищный блеск, что с недавних пор стал вызывать у моего сердца тахикардию, промелькнул в глазах.
— Она?
Павел Александрович кивнул.
— Предлагаю примерить на себя роли твоих персонажей. Так тебе будет проще понять и прочувствовать свою героиню, чтобы потом доходчиво описать все в книге. Сейчас есть только он и она.
— Х-хорошо. Это можно попробовать, — произнесла я, чуть запинаясь от неловкости нашей близости.
— Хорошо, — повторил мужчина за мной с ухмылкой, и этот момент буквально кричал, что на самом деле ничего хорошего не предвещается. — Он знал, что за целомудренными и огромными свитерами, что были неотъемлемой частью её гардероба, прятались хрупкие и весьма привлекательные изгибы женского тела.
Томный голос замолчал, а я, наконец, смогла перевести дыхание. То, как он говорил. То, как он смотрел на меня в этот момент, было самым интимным, что было в моей жизни по сей день.
— Но сегодня, по воле случае, на ней была блузка, от которой он собирался избавиться в кротчайшие сроки, — Павел Александрович наклонился к моему уху и спросил шепотом, — Она… позволит ему эту маленькую прихоть?
В легкие не поступал кислород уже давно, хотя они так были наполнены только ароматом его парфюма.
— Да, — сказала я на выдохе и добавила на вдохе, — она позволит.
Волосками я снова почувствовала его ухмылку. Он вновь чуть отпрянул от меня и, не переставая смотреть в мои глаза, потянулся к лентам банта на воротнике блузки.
— Он с удовольствием подмечает родинки на её плечах, пока стягивает с них блузку. Но, конечно же, сильнее всего к себе привлекает внимание её… — преподаватель сделал многозначительную паузу и, игриво наклонив голову в бок, спросил, — Как ты думаешь, что это?
Чуть прочистив горло, я пробормотала:
— Скорее всего, это грудь.
— Умница, — он одобряюще улыбнулся, а мне захотелось еще раз угодить ему, чтобы снова увидеть эту улыбку. — Он проводит пальцем между грудей, недовольно озираясь на ткань её бюстгальтера, что закрывает вид на… Продолжи, Василиса.
— На её горошины…
— Нет никаких горошин. Есть соски. Тугие и аппетитные. Вспомни о том, чему мы сейчас пытаемся научиться.
Если бы это было так просто… И словно специально отвлекая, путая мысли, теплые пальцы скользнули по обнажённому участку шеи, очерчивая тонкие линии над кромкой воротника, а затем медленно поползли вниз по ткани.
— И так… Он заводил руку ей за спину. Оба затаили дыхание, и в тиши комнаты отчетливо слышен звук расстёгнутой застёжки бюстгальтера, — его пальцы начали играть с лентами банта, находясь непозволительно близко от моей собственной груди. — Когда последний и мешающим им атрибут одежды летит на пол, он видит её тяжело вздымающуюся…
— Грудь, — резко заканчиваю я.
—Именно, грудь, — он поднимает одну бровь и говорит то, от чего мне становится неловко до предела, — ни холмики, ни персики, ни, черт их побери, колокола. Серьезно? Колокола? Я сначала даже не понял, о чем речь, когда читал это.
Я стремительно краснела и не находила слова в свое оправдание, чувствовав себя нелепо и странно. Но вместе с этим внутри зарождалось нечто сильное и незнакомое. Нечто, питающее фантазию. И в первые за долгое время ощутив резкий прилив волнительных и будоражащих эмоций, я не собиралась прекращать обучение.
— Продолжим, — вкрадчиво произнес преподаватель, снова примеряя на себя роль героя-любовника. — Он лихорадочно пытается решить, какую из грудей начать ласкать первой.
Пальцы задели край белья под блузкой, и я опасливо затаила дыхание.
— Что она чувствует? —спросил Павел Александрович.
— Неловкость, — сдавленно прошептала я и добавила, — и, скорее всего, ей холодно.
Павел Александрович сдержал смешок от моего комментария, на секунду опустив взгляд на бант, которому сегодня отдавалось слишком много внимания.
— Он обхватывает её грудь ладонями, сжимая. И для справки, на грудь не любуются долго. Её мнут, целуют, облизывают, кусают, но никак не просто смотрят. Поняла?
Я кивнула, пытаясь устоять на месте от того, как с последним словом он намотал ленты на кулак и потянул чуть на себя. Дрожу от всего, что происходит, от всего, что слышу. Но не спорю. Не сопротивляюсь.
— Он берет её руку и кладет ладонь на свою ширинку, и девушка чувствует…
— Его возбуждение, — уверенно заканчиваю я, но вместо одобрительной улыбки получаю хмуро сведённые брови.
— Его член. Не длину, не мужское естество или нефритовый стержень.
Он в молчании сощуривает глаза, и я понимаю, чего он от меня ждет. Только произнесли это, у меня не хватает смелости, да еще и в лицо преподавателю, который от моей заминки наклонился еще ближе, и я почувствовала его горячее дыхание, отдающее чем-то сладким, напоминающее жвачку со вкусом банана.
— Скажи это, — не дожидаясь моего ответа, продолжает. — Смелее, ведь он чувствует, как она горит в его руках. Буквально плавится. Между её ног ощущается приятная тяжесть, которая все же начинает доставлять дискомфорт. И она жаждет, чтобы её заполнили…
— Членом.
— Каким?
— Что? Еще прилагательное называть?
— А ты разве не претендуешь на звание писателя?
Зажмурив глаза, на одном дыхании быстро произношу:
— Крепкий. Твердый. Горячий.
— Молодец, — шепчет он мне на ухо, ощутимо задевая губами мочку.
Когда он сделал шаг назад и лишил меня его гипнотической ауры, и заодно забирая с собой запах своего парфюма, я словно вынырнула из толщи воды, жадно глотая воздух.
— На сегодня все, — совершенно спокойным и нормальным голосом сказал он.
Будто еще несколько минут назад не было этого томного шепота и невинных, но провокационных прикосновений.
— Что вы себе позволяете? Вам не кажется, что вы перешли границы?
— Границы устанавливаешь здесь лишь ты.
— А как же субординация между учителем и учеником?
Он долго на меня смотрел. Больше не было в его взгляде игривой нотки. Режущая сталь, от которой становилось не по себе.
— Я буду ждать Вас через неделю. Если, конечно, вы все еще будите нуждаться в моей помощи, — произнес он и демонстративно прошел мимо меня к шкафу, повернувшись ко мне спиной, всем видом показывая, что на этом действительно «Всё».
Сколько бы возмущения не бурлило во мне весь остаток дня, только вот вечером несколько строчек сами пришли ко мне на ум.
«Он уткнулся носом ей в шею, тяжело дыша, насытившись женскими стонами на своем языке. Обхватив рукой основание члена и приставив головку к истекающим половым губам, он дожидался в её взгляде согласия…».
***
Он знал, что я соглашусь. Знал, что я приду к нему за новой дозой вдохновения. Ведь попробовав один раз что-то новое, даже запретное, мозг и тело с утроенной силой начинают просить о добавке.
Глава была написана на одном дыхании за вечер, и в порыве я тут же опубликовала её на своей странице. Она имела успех, а я - чувство облегчения, что как автор не была потеряна для этого грешного мира.
Наверное, Павлу Александровичу достаточно было лишь моего счастливого взгляда на следующий день, чтобы понять, что наше обучение не закончено. Его методы…интересны. Необычны. Волнующие. И непредсказуемы. И даже не знаю, что именно из этого списка мне нравилось больше. Наверное, он сам целиком.
Никогда не думала, что мне будут симпатичны мужчины «постарше». Но ничего зазорно в том, что он привлекал к себе внимание харизмой, умом и даже неким холоднокровием к окружающему, я не видела. Да и разница в десять лет не так уже велика. Многие девушки моего возраста имели парней в разы старше их самих. Но стоп-кран в голове все же срабатывал, когда вспомнила, что этот обаятельный мужчина - мой преподаватель.
