Соль под кожей. Том первый - Айя Субботина
Тошнота подскакивает к самому горлу. Я знаю, что на этот раз не смогу ее сдержать, и мысль о том, что я стою по пояс в воде и буду плавать в собственной рвоте, подстегивает выбраться на берег. Волшебным образом даже умудряюсь переставлять абсолютно деревянные ноги. Когда подбираюсь ближе, незнакомец протягивает руку, чтобы помочь, но я игнорирую подачку. Он сделала все, чтобы испортить даже этот полностью прогнивший день.
Вываливаюсь на берег.
Падаю коленями в песок и мой желудок исторгает из себя то немногое, что в него попало за последние дни — дешевый растворимый кофе, черствый бутерброд с сыром, несколько кислых яблок, которые удалось найти на дереве в какой-то подворотне. Не так уж много, но меня рвет добрых несколько минут, пока живот не становится настолько пустым, что любой позыв трансформируется в болезненные колики.
Я обессилено переворачиваюсь на спину, пытаюсь отдышаться и сплюнуть непонятно откуда взявшийся песок в горле. Над головой возникает рука с железной флягой, в которых обычно носят горячительные напитки, и хоть меня тошнит от одной мысли про алкоголь, я все равно делаю пару глотков. К моему удивлению, внутри обычная кола.
— Прикинь? — как будто поддакивает моим не озвученным мыслям незнакомец. — В моей жизни есть только одна страсть.
Он пару раз чиркает зажигалкой, давая понять, о чем речь.
— Та фотография… Я не пьяная и никогда ничего не принимала. Просто мне стало очень плохо. Не знаю почему. Может, просто несвежие креветки и…
— Зачем ты оправдываешься? — перебивает мой лепет незнакомец.
В самом деле — зачем?
— Я не знаю, как она попала в сеть, — все-таки упрямо продолжаю свою никому не нужную исповедь. — Там точно не было журналистов. Но, может, кто-то из прохожих заснял? Я правда не знаю. Оно было сделано за месяц до того, как отец… как отца…
До сих пор не могу набраться смелости произнести это вслух: «… до того, как как отца бросили в тюрьму».
— Я даже не знала о его существовании.
— Самое паршивое фото вдруг всплывает в самый «подходящий» момент. — Мой собеседник снова растягивает слова как жвачку.
— Дерьмо случается, — произношу затертую до дыр фразу.
— Правда в это веришь? — Он хмыкает и, проиграв атрибутом своей единственной страсти, капитулирует и закуривает. Но на этот раз дым от его сигареты уже не кажется таким тошнотворно горьким. — Знаешь, русалка, я голодный. Вставай, покормлю тебя чем-нибудь, от чего тебя стошнит чем-то более благородным на вид.
Я не понимаю, почему вместо очевидного отказа, моя голова согласно кивает, а тело как по команде поднимается ему навстречу. Правда, подняться довольно тяжело, как раз сейчас его помощь была бы кстати, но он больше не пытается. Наоборот — как нарочно отходит подальше, словно боится замараться в исходящий от меня запах. Как раз сейчас я отчетливо слышу, что пахнет от меня совсем не нишевым парфюмом.
Мой спаситель что-то бормочет себе под нос, потом собирает разбросанное по песку содержимое моего рюкзака и начинает швырять в воду, как будто участвует в не объявленном конкурсе «кто дальше». Это так его забавляет, что на какое-то время он как будто вообще забывает о моем существовании, но потом вдруг резко оборачивается, окидывает взглядом с ног до головы и снова командует:
— Раздевайся.
— Что?
— Не хочу, чтобы ты испачкала мой новый кожаный салон.
— Ты вообще нормальный?! — У меня зуб на зуб не попадает то ли от холода, то ли от возмущения.
— Я обычно не повторяю дважды, но сделаю скидку на твое состояние и со всем участием к твоему положению, сделаю исключение. — Мужчина становится напротив, подается вперед, слегка вторгаясь в мое личное пространство, но ощущается это так, будто в ответ на еще одно непослушание, он просто меня проглотит. — Ты грязная. От тебя воняет. А у меня выписанный из Италии эксклюзивный бежевый кожаный салон. Очень дорогой. Слишком новый, чтобы я хотел от него избавиться таким варварским способом. Поэтому, если ты готова к нашему дальнейшему сотрудничеству и хочешь иметь меня в качестве… ммм… покровителя, то тебе придется научиться беспрекословно мне подчиняться. Учиться нет времени, начинать придется прямо сейчас. Прости, что не могу дать фору, но если это тебя утешит — я никому не иду на уступки и принципиально не играю в поддавки: слабакам это не поможет, сильных унизит.
Теперь я уже могу хорошо рассмотреть его лицо. И он оказывается немного моложе, чем мне показалось в самом начале. Лет двадцать пять — самый потолок. Черты лицо, которые трудно назвать привлекательными в прямом смысле этого слова, потому что они настолько заостренные и резкие, что страшно резаться даже простым взглядом. Короткий «ёжик» выбеленных, как нарочно волос, маленькая родинка над правой бровью, шрам поперек переносицы — небольшой, но непроизвольно притягивающий внимание. И глаза. Стеклянно-серые, холодные, жесткие. Точно такие же, как его тонкие, немного бесформенные губы.
А еще он довольно бледный, хотя вряд ли такой человек не может себе позволить круглый год носить натуральный средиземноморский загар.
Я не задержала бы на нем взгляд, если бы случайно встретила на улице, но однажды посмотрев — от него невозможно дистанцироваться, и будет хотеться смотреть снова, и снова, и еще, и опять. Не красивый (в привычном смысле слова) магнит.
Только когда мои ноги снова внезапно окунаются в холод, я замечаю, что все это время непроизвольно пятилась назад, и мои ноги снова по щиколотку в воде. Только сейчас она ощущается настолько ледяной, что идея искупаться и снять жар, которая еще полчаса назад казалась мне вполне здравой, теперь смахивает на внезапный приступ безумия.
Его телефон снова настойчиво трезвонит, и пока незнакомец перефокусирует внимание на звонок, я, согнувшись чуть не вдвое, выбираюсь обратно на берег. Подальше, так, чтобы до меня не долетали даже колючие брызги.
Мысль о том, чтобы раздетой сесть в машину в совершенно незнакомому мужчине уже не кажется такой безумной. В конце концов — разве мне есть что терять? У меня теперь даже документов нет, хотя плавающие в воде жалкие крохи моей жизни — последнее, о чем я стала бы горевать. Оказалось, что даже самых принципиальных легко сломать голодом и лишениями.
Пока мой собеседник отходит, сдержано, но не менее зловеще отчитывая кого-то на том конце связи, я медленно стаскиваю с себя сначала штаны и носки, потом —
