Теряя Контроль (ЛП) - Фредерик Джен
Нил предпочитает почасовую оплату, потому что считает, что так его курьеры будут меньше подвергаться опасности. Если мы не ограничены во времени и не заинтересованы в том, чтобы доставить большее количество предметов, то не будем врезаться так часто. Врезаться — это удариться в резко открывающуюся дверь автомобиля или специально завалиться вместе с велосипедом, чтобы этого не случилось. Или, как в случае с моим бывшим, полететь прямиком в лобовое стекло. Пришлось накладывать двенадцать швов.
Самое важное, что мне дали наши непонятные и постоянно прерывающиеся отношения с Колином Карпентером — это наводка на курьерскую службу «Neil's». Он работал там, а я искала работу, потому что трудиться официанткой оказалось не так просто. Я отлично запоминала заказы и разносила блюда, но медленно все записывала из-за моей гребаной дислексии*. Владелица ресторана была хорошей женщиной и пыталась помочь, но это был ад. Меня выгнали через две недели.
Колин завозил вещи в соседний магазин и налетел на меня. Мы обменялись номерами, а той же ночью занялись сексом. На следующий день я начала работать в службе доставки. Одолжила велосипед у друга, пока не разорилась на свою собственную «машину»: односкоростной «Nature Boy», в котором можно менять шины на зимние.
Мы расстались с Колином через несколько месяцев, потому что он не хотел встречаться с одной девушкой, а я не хотела быть частью толпы. Он получил работу с комиссионными и убрался с глаз подальше. Но стоит тебе один раз с кем-то переспать, как становится ужасно удобно продолжить эту связь, даже если это плохо закончится. Но я попрощалась с Колином навсегда, когда мама оправилась после первого боя с лимфомой. Нам хватило по горло плохих новостей, и я решила расстаться с нездоровой привычкой в виде Колина.
Но ничего лучше подобрать не смогла. Городские мужчины не славятся своей преданностью и выдержкой. По крайней мере, те, которых я встречаю. Но, как я решила, мне двадцать пять, и у меня еще куча времени. Есть намного более важные вещи для размышления, например, как заработать денег, чтобы оплатить первый и последний месяц нашей съемной квартиры и внести залог на кредит за новую с лифтами.
Мой вчерашний телефонный звонок был первым шагом для решения проблемы. Ну, если я не против действий, от которых меня засунут в карцер на пятнадцать лет, когда поймают. Зато у меня там будет свободная комната.
Я езжу все утро, и у меня совсем нет настроения узнать, что одна из последних доставок откладывается. Когда я вижу записку на окне с текстом: «Вернусь через пятнадцать минут», то издаю стон от досады и со всей силы пинаю дверь.
— Плохое утро?
Вопрос задан глубоким, бархатистым голосом за моим правым плечом. Какой-то тупой актер. Каждая нотка звука отрегулирована, как будто он годами тренируется, совершенствуя тональность и глубину для выступлений перед аудиторией.
— Ага, а вам то что? — резко говорю я.
У меня нет никакого желания болтать с продуктом Бродвея, репетирующим свои новые роли на девочке из доставки.
Мой презрительный взгляд исчезает, как только я вижу обладателя чудного голоса. Темноволосый и кареглазый, незнакомец лениво улыбается, замечая мою реакцию. Он высокий, намного выше меня.
Я осматриваю его, чтобы получить полную картину. И здесь есть, на что обратить внимание — от его узкой талии и до широких плеч, облаченных в серый шерстяной пиджак. Он сидит так хорошо, словно сшит прямо на мужчине. Крошечные стежки на отвороте доказывают дороговизну костюма. Загорелая шея переходит в твердый подбородок и пухлые губы.
«Ужаленные пчелой» — так описывают подобные губы, как я слышала. Эти губы — единственное мягкое место на нем. Они и морщинки по бокам, затем эти же губы искривляются в усмешке. Морщинки слишком мелкие и широкие, чтобы быть ямочками, но они сводят с ума.
Одна рука в кармане, пиджак над ней натягивается, показывая плоский живот. Пуза у этого парня, конечно же, нет.
Вокруг насыщенная сексуальная аура. Небрежная поза, томный взгляд и пухлые губы приглашают порвать все пуговицы и рассмотреть, что же там под тканью.
Делая вид, что мне нужно почесать подбородок, я дотрагиваюсь до челюсти, чтобы удостовериться, что она не отвисает до пола. Да этот парень может репетировать со мной все, что угодно!
Он ухмыляется:
— Видимо, замечательный день для выбивания дверей.
Очевидно, он в курсе того, какой эффект производит на женщин. Как жалко, что я не могу его сфотографировать для мамы. Любое словесное описание будет несправедливым.
— Если я не доставлю эти вещи, у меня не будет времени, чтобы наслаждаться этим самым «замечательным днем»! — я показываю сверток для «Waggin' Out».
Он кивает и отходит от столба, к которому прислонялся:
— Я полностью согласен. Предлагаю проигнорировать наши обязательства и пойти в парк.
Мужчина сгибает руку, обнажая часть рукава и тонкие часы с открытым механизмом. Они выглядят очень дорогими. Незнакомец слишком хорош для актера. К тому же они носят костюмы только для вечерних ток-шоу и сцены. Его одежда скорее подходит для района финансистов, где подоткнутые кнопками воротники и бледно-голубые галстуки с крошечными белыми точками в паре с белоснежными рубашками абсолютно нормальны. Это для инвесторов, не для актеров.
— Вы что, потерялись? — выпаливаю я, не думая.
— Это из-за костюма, да? — он дотрагивается до кончика своего галстука и одаривает меня шаловливой усмешкой.
Что там говорила Пэм из «Арчера»? Ах да: «в моих трусиках можно утопить младенца».
— Да, это из-за костюма, — подтверждаю я.
— Не потерялся, — говорит незнакомец. — Но если бы это было так, Вы бы подали мне руку?
Он сгибает руку под углом, чтобы я за нее взялась. Я смотрю на руку и замечаю, что она на многое способна. Сильная. Чтобы удержать тебя, когда ты споткнулась. Я хочу схватить ее и прижать к себе. Это не рука инвестора. Я вообще не могу наклеить на него какой-либо ярлык, он выше этого. Поэтому делаю шаг к нему.
— Да, — говорю я.
А кто бы ни сказал?! Любой турист уйдет с дорогущего бродвейского мюзикла, если ему понадобится помощь.
Мой немедленный ответ вызывает еще более широкую улыбку. Она волшебна. Мое плохое настроение, переживания по поводу матери, стресс из-за нехватки денег — все сразу тает, как мороженое на тротуаре в солнечный день. Я хочу стоять здесь вечность и нежиться в тепле его улыбки.
Мы улыбаемся друг другу, словно счастливы разделить этот момент. Его рука все еще поднята, незнакомец ждет, что я возьмусь за нее. Я медленно поднимаю свою руку и дотрагиваюсь до его, заранее зная, что она сухая и теплая, твердая, но не причинит боли. Мужчина не сдвигается ни на миллиметр, будто понимает, что может меня спугнуть.
— Куда вы меня поведете? — спрашиваю я.
Рука на руке.
— Куда пожелаете.
Голос, низкий и щекочущий нервы. Он явно думает о чем-то более интимном.
Между нами, что-то есть. Мои глаза расширяются, и я чувствую толчок, непреодолимый толчок вселенной, пихающий меня к нему. И не могу остановиться. Чем ближе я к нему, тем больше понимаю, что мужчина чувствует то же самое.
Мы не незнакомцы. Должно быть, мы где- то виделись, а сейчас об этом вспомнили.
— Эй, привет, — мягко говорит он, словно мы только начинаем беседу.
Но это не приветствие, а признание, что между нами есть связь.
Между нами считанные миллиметры, и мужчина обвивает рукой мою талию. Он собирается поцеловать меня прямо сейчас, здесь, на улице, и я очень сильно, страстно и странно хочу этого.
Жители Нью-Йорка не целуются посреди дня. Мы даже не встречаемся взглядами. А словно окружаем себя стенами в автобусах и метро, чтобы до нас никто не дотронулся.
И вот она я, несусь в руки человека, о котором даже мечтать не могла. Он слишком богат, слишком холен, слишком роскошен для меня.
Мой класс — это «пчелки-труженицы». А эта «пчелка» летает над небесами.
И все же он хочет меня. Я вижу это в его глазах, вижу, как они темнеют и наполняются желанием.
