Врач - Трофим Романов
«Скоро» все не наступало. Они то ссорились, то мирились. Ссоры становились более жестокими и изящными. Примирение более агрессивно-страстным. «Ненавижу и люблю», — говорила она постоянно. «Уйди, отпусти меня, дальше будет тяжелее». Они оба понимали, что не уйдут и не отпустят друг друга. Но и так же хорошо понимали, что потом расставание будет не болезненным — оно будет для них смертельным.
Глава 4. Любовь. Исповедь
Переломный момент случился спустя год в их сложных и, на тот момент, совсем непонятных отношениях. Ей хотелось рассказать о нем всем. Всем вокруг. Она хотела делиться счастьем с близкими. Он же, напротив, скрывает ее ото всех. Лишь только друг знает и очень сочувствует ему, понимая, какую боль и страдания принесут эти чувства.
Ее окружение, подруги — змеи, одна за другой вливают в, и без того отбитый, мозг яд. «Он же женатый, у него дети. Его ухаживания и подарки — это лишь способ купить секс с молодушкой». Она очень переживала. Плакала. Единственный чисто любимый человек — мама, понимала ее, как никто другой, но не одобряла этих отношений. Да и есть ли на свете мать, которая с легким сердцем благословит свое чадо на такое?
Марк понимал, что пришло время бросать. Есть всего лишь две недели. Роковые две. Внеплановый отпуск. Две ничтожно коротких недели. Полный уход из социума. Дом. Родные с ним. Друг рядом. Все контакты заблочены, кроме одного…
Она обещала, что бы не случилось, быть с ним, как бы тяжело ему не было, они пройдут этот путь вместе. Они верили друг в друга. Она произнесла: «Люблю». И это было другое люблю, не то, что ранее. Это было особенное и самое настоящее «Люблю». Он не слышал этого никогда. В этом, как всегда тихо, произнесенном слове было столько заботы и самоотдачи, что они оба поняли — им никогда уже не быть врозь. С такой заботой можно сравнить лишь заботу матери о своем первом, долгожданном, выстраданном ребенке.
Тяжелейшая первая неделя. Понедельник. Утро. Он уверен, что не свернет. Ломка началась постепенно. Марк знал некоторые тонкости и нюансы и поэтому был готов. Ящик «Абсолюта» в холодильнике, кастрюля куриного бульона, блок сигарет «Kent 8». С каждым новым часом, а потом уже и минутой становилось все хуже и хуже. Первая бутылка ушла в три приема. Сигарета одна за одной. Плохо. Водка. Сигареты. Рвота. Хуево. В голове вертелась только одна мысль: «Ладно. Не сегодня. Брошу завтра. Сегодня можно вмазаться еще разок». Но тут же всплывал образ его девочки. Девочки, которая верит в него. Он готов был сделать все что угодно, но только не предать ее.
Чтобы уйти от наркотических мыслей, Марк стал писать стихи. Он и раньше писал, но это более походило на любительские стишки школьника для понравившейся ему одноклассницы. Он писал и писал. Рвал бумагу, ломал ручки. Агрессия переполняла его. Родные боялись. Некогда блестящие серо-голубые глаза, стали мутно-тусклыми, как затертое матовое стекло наручных дедушкиных часов на коричневом кожаном ремешке.
Вторник. Марк никогда не ждал утро так как ждал его сегодня. Ночь — ад. Пьет с утра. Рвота. Снова пьет. Сигарета не выпускается изо рта. Мама успевает влить вместо водки стакан теплого куриного бульона. Ломает. Слезы. Агрессия. Родные получают пиздюлей. Пьет. Пишет. Пьет. Снова пьет. Вырубился. Ночь проходит в тряске под одеялом. Температурный режим сбился.
Среда. Нихуя не легче. Бульон. Водка. Стихи. Отправляет ей. Она с ним. Даже если он пишет ересь, она с ним. Она понимает. Переживает за него. Сейчас больше всего она хочет быть с ним рядом. Она понимает, он нуждается в ней. Но там семья. Она рыдает у себя на кухне. Мама рыдает с ней. Она срывается с места в попытке приехать к нему. Мать стоит грудью. Нет. Фак.
Он на сломе. Но идет до конца. Слезы льются рекой в его доме, в ее квартире, друг тоже на измене. Голос в голове монотонно провоцирует на ширево. Бьет посуду. Все в крови. Пьет. Суставы взрываются все одновременно. Холодно. Рвота. Пьет. Вырубился.
Четверг. В почти разряженном, разбитом в угаре, телефоне сотни непрочитанных. Красные сердца. Миллионы сердец. Пьет. Рвота. Землистого цвета кожа с впавшими глазами, обтягивала и без того выпирающие кости. Движения болезненны. Поднять стакан водяры становится подвигом. «Мы пройдем этот путь вместе», — как мантра в его голове. Он знал: она с ним. Семья с ним. Друг с ним. «Марк, ты должен победить это в своей голове», — шептал он сам себе. Ломка не оставляла его ни на миг. Ручка в его руках становилась не орудием, а оружием. Он втыкал ее в стопку пустых белых листов. Он был опустошен. Не мог написать ни одной буквы. Горячая ванна. Водка. Ночь.
Пятница. Уверенность промелькнула в образе его девочки. Такая же хрупкая, такая же тонкая. Где-то вдалеке мотив знакомой до боли мелодии. «Ну же, сука, давай! — кричал он самому себе. — Собрался. Ты же Бог!» Водка уже стала приносить облегчение. Первая ночь с редкими эпизодами сна.
Суббота. Куриный бульон стал обретать вкусовую окраску. Он вышел на связь. Голос был еще болезненный, хриплый; прилипающий к щекам и нечищенным зубам язык, был скуп на слова. Но она чувствовала, что ему лучше. Она шептала: «Люблю, я с тобой. Мы сможем». Он работал над собой дальше. Близкие с надеждой улыбались. Они с нетерпением ждали его «возвращения». Остался еще один день.
Воскресенье. Утро. Помылся. Побрился. Голод. Ел немного. Он знал, что делает. Он готовился продолжить войну. Впереди еще неделя. Остались алкоголь и сигареты.
Бросить пить оказалось несложно после ада, в котором он побывал, да и рвотный рефлекс при виде «алкашки» был незамедлителен. Сигареты тоже ушли из жизни. Он не хотел уже куража, как раньше. Он хотел быстрее стать человеком и обнять свою малышку.
Глава 5. Воскрешение
Их жизнь и отношения заиграли новыми красками. Это были не банальные отношения мужчины и женщины, это был волшебный, созданный ими мир любви и музыки, переживаний и поддержки друг друга. Неприятности извне они вместе переживали и преодолевали играючи, как нашкодившие дети, получившие прощения от мамы.
Марк стал более ответственным. Окружающий его ранее, окутанный суетой мир стал чище, спокойнее и мелодичнее. Панк-рок сменила классическая музыка в современной обработке. Слова более сдержанными, но такими же прямыми и правильными, как раньше. Он не обращал уже никакого внимания на ежесекундные увлечения. Противоположный пол
