Владимирова Екатерина - И телом, и душой
Он привык к тому, что она всегда делает то, что он говорит.
А она привыкла к тому, что всегда пытается ему угодить.
Лена привстала с лавочки и, засунув руки в карманы бежевого плаща, направилась к выходу из парка медленными, но уверенными шагами.
Максим, Максим, Максим… За что ты так со мной? Ведь я тебя так сильно люблю!
Девушка опустила голову, упираясь взглядом в носки своих темных полусапожек, и улыбнулась, слушая восхитительное шуршание сухих листьев под ногами.
Она любила это место. Особенно осенью.
А Максим его почти ненавидел. И у него на это были причины. Как, впрочем, были они и у нее.
Зачем она предложила мужу приехать сюда? Ведь знала же, что он разозлится. Он никогда не любил парки. А этот — особенно. О многом он ему напоминал. О том, о чем Максим вспоминать не хотел. Но о чем постоянно напоминал ей. Он не забыл. Да такое и не забывается! И до сих пор не простил ее.
И она чувствовала свою вину.
Если бы не Лена, тогда девять лет назад… Если бы так не получилось…
— Мамочка! Мамочка! Посмотри на меня!
Лена вздрогнула, напряглась. Но не подняла головы, не остановилась, сдержалась.
Послышались детские голоса… Веселый смех… Лай собаки… Снова смех…
Лена сжала руки в карманах плаща, но не обернулась. А так хотелось!
Она стиснула зубы и ускорила шаг.
Было слишком больно.
Может быть, именно поэтому она и приходила на старую лавочку в заброшенной части парка, скрытую от всеобщего взгляда? И от собственного взгляда, способного увидеть нечто запретное, — тоже.
Потому что было слишком больно. До сих пор — больно.
Но она постоянно приходила сюда, не могла не приходить. С этим местом было связано слишком много.
Однажды Максим уже просил ее больше не посещать этот парк, не терзать себя, забыть то, что было. И он действительно просил, а не назидательно уговаривал. Но она не подчинилась. И он сдался. Больше слова ей не сказал, но… Лена видела неудовольствие на его красивом лице и раздраженный блеск в синих глазах, когда она говорила, что вновь приходила сюда. Или слышала стальные нотки в голосе… Как сегодня…
И он по-прежнему продолжал ее контролировать. Опасался?… Совершенно напрасно.
В сумке вновь завибрировал телефон.
Нащупывая его пальцами, но, не глядя на дисплей, Лена уже знала, кто звонит. Максим.
— Да?
— Ты все еще там?!
Лена сжалась. Вновь вместо приветствия требовательные вопросы.
— Уже ухожу.
— Я говорил тебе, что ты должна быть дома в пять? — мгновенно сменил он тему.
— Нет, не говорил…
— Ну, так говорю сейчас! — отрезал он. — Приезжай, я тоже скоро буду.
— Хорошо…
И он отключился. Она так и не успела сказать ему что-нибудь еще.
Обида застыла в горле соленым комком слез, но Лена не позволила ей вырваться из груди.
Сглотнув и поджав губы, она положила телефон назад в сумку.
Так было всегда. Он звонил, оставляя за собой последнее слово, а она потом молча глотала слезы от невозможности что-либо ему ответить.
Лена знала, что он звонил лишь с одной целью. Убедиться в том, что она ушла.
Преданная, безвольная, ждущая и безумно любящая его. Слабая в своей безграничной любви женщина.
Он всегда контролировал каждый ее шаг. Уже девять лет подряд, изо дня в день.
И она позволяла ему это делать.
Тяжело вздохнув, Лена свернула к выходу и быстрыми шагами направилась к остановке.
Максим тяжело выдохнул и уставился на телефон, с силой зажатый в руке. Глаза потемнели, а губы сжались так, что на скулах заходили желваки.
Он. Опять. Это. Сделал. Позвонил ей!
Не для того, чтобы напомнить об ужине у родителей — это была лишь отговорка, и он это понимал. Лена никогда ни о чем не забывала. А для того, чтобы проверить, чем сейчас занимается жена. Хотя и без этого прекрасно знал, что она сейчас в том самом парке кормит голубей. Но ему нужно было убедиться. Услышать ее голос, подтверждающий это. А потом еще раз услышать его, чтобы узнать, что она уходит.
И он был просто в гневе на самого себя от бесконтрольного желания подчинить ее себе. Знать, где она и с кем. Что делает и чем думает заниматься потом. Он бесился, когда не мог до нее дозвониться, телефон ли был отключен, или же Лена просто не ответила. А потом срывал свою злость на ней! Говорил пару слов раздраженным голосом, чтобы она слышала его злость, и отключался сам. Всегда первый. Чтобы она не успела заметить и понять, — что злится он на себя, а не на нее.
Максим отбросил телефон в сторону, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
А сейчас Лена едет домой. Он тоже скоро поедет. К пяти будет дома, как и обещал…
Максим резко выпрямился в кресле, посмотрел на часы. Половина третьего.
Стиснул зубы и чертыхнулся себе под нос.
Рано заканчивать рабочий день.
Максим нахмурился. Плевать на все! Это его фирма, черт побери!
Он наклонился над столом и связался с секретаршей.
— Марина, я еду домой. Встречи перенеси на понедельник, позвони Маркову и скажи, что совещание переносится, тоже на понедельник. Если будет звонить Кожан, проси перезвонить мне на мобильный. Если придет Петя… Петр Михайлович, я перезвоню ему сам, завтра. Все ясно?
Марина, ошарашенная заявлением, вначале промычала что-то невразумительное, а потом выдавила:
— М-да, Максим Александрович. Я все сделаю.
— Отлично. Я буду на связи, если что, — он хотел отключиться, но Марина вдруг воскликнула:
— Эээ… А как же Нуварова?
Максим чертыхнулся в голос и стиснул зубы.
— А что Нуварова?
— Она же… она приходила к вам, вы о встрече договаривались, — пробормотала Марина. — Вечером. И столик в ресторане на девять.
Максим вновь чертыхнулся, уже громче. Навалился на стол всем телом.
— Я сам ей позвоню, — он привстал с кресла. — Это все?
— Д-да… вроде бы, д-да…
— Отлично, — и отключился.
Через десять минут оделся, выскочил из офиса, запрыгнул в машину и на всей допустимой скорости помчался домой.
Когда Лена пришла, Макс был уже дома.
Она еще не видела его, но чувствовала, что он здесь. Она всегда знала, что он где-то рядом. Словно электрический разряд пронзал ее тело миллионами вольт, посылая импульсы к сердцу, к каждой клеточке ее тела, к каждой частичке ее души. Он рядом.
Лена прошла в прихожую, поставила сумку на стул и повернулась к вешалке, снимая с плеч плащ.
И тогда он подошел к ней сзади. Совсем неслышно, словно передвигался по воздуху. Она не услышала его передвижения.
