Стефка Модар - Секс в Мегаполисе
Тропинки во дворе превратились в грязь, в которой увязали ноги прохожих. Ветер, разнося в порыве холодную капель, массирующим потоком застигал их. Те перебежками прятались на детской площадке под «грибки» и под деревья. Видно, что дождь решил проявить характер, остужая разгорячённый недавним солнышком нрав людей.
Деревья раскачивались, пугая размахом, пригибаясь, выпрямлялись, говоря, что они сильнее, так как могут выстоять и в непогоду. Не то, что она, смотрит и ей уже от вида мощи непогоды страшно.
Кажется, что жизнь остановилась и с этой минуты непременно начнётся «чёрная полоса», как склизская грязь за окном. А ведь ещё недавно были солнечные дни. Вспоминая то приятное тепло, Олеся улыбнулась краешком губ. Невольно память вернула и Аркадия в сегодняшний день. И тут подумалось: Везёт некоторым.
На море. И стала рисоваться картинка его пребывания где-то там далеко.
Она не знала, что он сейчас мог делать. Но её воображение спешило ответить, рисуя кадр за кадром, его жизнь на море, прикусывая губу, пристально всмотрелась…
… Аркадий, на пляже нежась в объятиях двух девушек лёгкого поведения брюнетки и блондинки, с ленцой глядя на проходящих мимо дам, нарочито громко признался:
– Всё-таки свобода – это вещь! – высвобождаясь из объятий лапая блондинку, так, что так от боли вскрикнула, потягиваясь, констатировал:
– Вовремя я развёлся со своим «синим чулком»… – лыбясь, – у неё постоянная мигрень и месячные. Начиталась, что секс должен быть 2 раза в неделю.
На эти слова обернулись две дамы «бальзаковского возраста» в понятии сегодняшнего времени ближе к шестидесяти, но относящие себя непременно по критериям девятнадцатого столетия скажем ближе к тридцати пяти не более. Одна из них с сарказмом выдавила в его адрес:
– Слабак! Видно сам импотент.
Вторая, хихикнув, добавила:
– Под хорошим мужичком и доска шевелится.
Первая констатировала:
– Так какой-то!.. Ни рыба ни мясо.
Тот, не выдержав прессинга со стороны дам, спросил у девушек:
– Девчонки! Я что и впрямь не мужчинка?
Те хором поспешили ответить, целуя в щеки:
– Конечно мужчинка, да ещё и в соку!..
Аркадий, окрылённый такой ремаркой встав в рост глядя в след дамам, уничтожая тех превосходящим взглядом, не церемонясь, схватил в охапку девушек. Те заверещали как резанные, но, однако не поспешили высвободиться из его объятий. Он шёл с ними к воде. На них со стороны смотрели буквально все присутствующие на пляже. И он Аркадий был горд как никогда: Он не слабак! Попав в воду, бросив девушек в волну, нырнул, послышались писки и всплески. Они резвились, как малые дети и как показалось, им завидовали…
…Олеся тоже завидовала, вытирая скупую слезу, успокаивая себя, пробормотала:
– Ну и что! Мне всё равно. Я его люблю.
Так веря своим словам, ей стало так легко, что она вновь открыла створку, впуская в комнату поток свежего воздуха.
За окном осень боролась с летом, и кажется, поборола. Из-за тучки выглянуло солнышко и захотелось жить, радоваться и продолжить любить. Ей так хотелось быть любимой, и она с этим ничего не могла поделать. Поэтому вытирая слезу, улыбнулась и приняла решение: Быть любимой и счастливой!..
Против всех ожиданий солнце прогрело воздух, в комнате было свежо и тепло. Таня, сидя на диване по телефону кокетничала с очередным поклонником. Оля, сидя рядом подслушивала, наматывая на ус «Правила обольщения». Таня, в очередной раз, ляпнув что-то несусветное, стараясь как-то вырулить из этого, умоляюще просила:
– Рафик! Ну, пожалуйста, не смейся! Что я такого сказала? Это же игра слов не более. Просто тебе надо учиться русскому языку.
Стараясь пояснить:
– Что ты делал с «Толкушкой»?! Это означает: что ты делал с девушкой?! – округляя глаза, показывая мимикой и Оле, и Олесе, что тот туп, как «валенок».
Продолжая пояснять:
– «Толкушка» – это не «толкушка» которой мнут картошку. – По-детски смеясь, делая гримасы, – фу! Какой ты «тёмный»…
Олеся и Оля, пожав плечами, продолжали вслушиваться в разговор. Объяснения Тани затянулись. Это было так смешно, что Оля смеялась до упада. Олеся, не выдержав приструнила ту:
– Перестань, разве можно смеяться над тем, что тебя не должно касаться… – шипя, – может она, – тыча в Таню пальцем, – свою судьбу нашла.
На что Оля отреагировала по-своему:
– Гм!.. Судьба?! Пусть русский учит для начала… – кивая в сторону Тани, – вон как вспотела разъяснять. Продолжая смеяться, спросила Таню:
– Тань, он тебе нужен?
Та, сдерживая смех, отрицательно покачала головой. Оля, вырвав из рук подруги мобильный, крикнула:
– Рафик! Ты надоел! Больше не звони! – послышались прерывистые гудки.
Всем стало смешно, давясь смехом, троица опрометью выбежала из комнаты. В коридоре послышались шаги, визги, лай, мяуканье. Таким образом, переполошив и живущих вместе с ними братьев меньших.
Вбежав в комнату Инны, они застали ту за крайне несвойственным ей занятием. Та активно занималась физкультурой. Инна, лежа на полу с бутылками в руках качала пресс. Злорадно про себя бубня:
– Я им покажу – булки!
Она так была увлечена, что даже никак не отреагировала на шум в прихожей, поэтому вошедшие застали подружку врасплох.
Таня, рассматривая Инну, поспешила спросить:
– Что это ты тут делаешь?
Инна присев на коврике, проявляя своё недовольство по поводу вторжения в её пенаты, едко подметила:
– «Блин» достали, – возмущённо, – ну прям забембали. – Срываясь, – будет покой в этом доме?..
Поднявшись с пола, направилась к окну, копошась в горшках с цветами:
– Что-что? Разве не видно цветы поливаю?!
Тут же выйдя из себя вновь сорвавшись, рявкнула:
– И Вы бы могли помочь сделать генеральную уборку, раз уж носитесь по квартире без дела… – тыча рукой в верхний угол, – всё в паутине.
Таня оправдываясь:
– Так я только ногти накрасила.
Инна возмущённо:
– Ну, ты – вообще! А когда ты их не красила? – с сарказмом, – было бы для кого?
Олеся и Оля, боясь попасть под раздачу, поспешили дать задний ход, став поближе к двери. К ним присоединилась и обиженная Таня, бубня себе под нос:
– Это ты достала всех, «Сержант в юбке».
Когда подруги вышли, Инна продолжила усиленно заниматься физическими упражнениями. Вскоре плашмя упав на пол заложив руки за голову стала мечтать, смакую каждую деталь столь приятных грёз…
…Начало рабочего дня. Борисович сидит за столом, входит Инна. Само совершенство. Он выходит из-за стола, направляется к ней со словами:
– Богиня! – падает перед ней на колено, – я все отдам за ночь любви.
Инна гордая отталкивает садиться за стол, говорит, чтобы тот всех уволил, мол, она и сама может всё решать. Тот вскакивает, кланяется, расшаркиваясь:
