Дмитрий Грунюшкин - Цветы на снегу
— Только переживают, что не могут попробовать твоих пирогов, — вставила озорная Майя.
— Да уж, с пирогами обратно на тот свет из увольнительной не заявишься, — подтвердил Николай.
— На таможне у Петра отберут и сами стрескают, — захохотал Кирилл.
Компания оживилась. Эти люди, как дети, не могли долго печалиться, в них кипела жизнь. Они едва знакомы были Кириллу, а казалось, что у него собрались старые друзья. С этими удивительно искренними людьми было очень весело и в то же время уютно. На душе был комфорт и спокойствие.
Борис, как и полагается «звезде», был самым шумным и, безусловно, лидировал в команде. Он шутил, рассказывал забавные истории, успевал и полицедействовать. Майя постоянно его перебивала, выкладывая свои варианты развития событий, на что Борис шутливо сердился. Инна редко влезала в разговор, но Кириллу показалось, что на самом деле именно она скрытый лидер компании. Иногда возникало ощущение, что весь этот балаган разыгрывался именно для нее. А может, Борису и Майе просто требовались благодарные зрители. Тем более что Коля, например, на благодарного зрителя не тянул. Скорее уж тогда на критика. Он вальяжно развалился в кресле с толстенной сигарой в зубах, делавшей его похожим на какого-нибудь Мистера Твистера или еще какого буржуина, ехидно улыбался и без малейшего пиетета перед своим знаменитым товарищем вставлял едкие замечания. Анна держалась просто, время от времени вклиниваясь в разговор, и всегда ее замечания были убийственно остроумны.
Дым в комнате стоял коромыслом — Коля не выпускал из зубов свою сигару, Борис прикуривал одну сигарету от другой. Женщин это, видимо, не напрягало. Поэтому Кирилл махнул рукой на свои сомнения, сходил за трубками и с удовольствием закурил.
— Анна, Майя, — я правильно догадался, что вы из одного театра?
— Да мы с Майей всю жизнь друг за другом, как ниточка с иголочкой.
— После театрального училища их в одну труппу взяли, только потом Майкин муж их выгнал, — прокомментировал Борис.
— Как это — выгнал? — не понял Кирилл.
— А вот так, запросто, — со смехом махнула рукой Анна.
— Аня у нас всегда рассудительностью страдала, собственным видением всего на свете и театрального искусства в особенности, — пояснила Майя.
— А также клиническим неумением «фильтровать базар», — вставила Анна.
— Господи! — оторопел Борис. — Откуда такая терминология, Анечка?
— У меня есть внук, которому скоро шестнадцать, — захохотала Анна. — У нынешней молодежи еще и не такого наберешься. Тебе ли не знать, старый ты лицемер! Сам-то в бандитских фильмах снимаешься вовсю!
— Может, и лицемер, но не такой уж и старый! — возмутился Борис.
— В общем, Кирилл, эти старики не дадут мне никогда рассказать об этом важном в нашей жизни событии! — перебила Майя. — Я тогда быстренько выскочила замуж за видного театрального деятеля двадцати с небольшим лет, считавшего себя гениальным режиссером. Гениальность его заключалась большей частью в родственных связях с другим видным театральным деятелем, на этот раз настоящим. На беду, в качестве поля для его экспериментов была выделена наша сценическая площадка, и он на нас экспериментировал, как Павлов над своими собаками. Анечка с ним не раз спорила. Отчаянно, не взирая на лица. А однажды она настолько была выведена из себя, что смогла пробиться на прием и высказать свои претензии самому влиятельному родственнику юного дарования. Тот подобного оскорбления снести не смог. И когда Анечка на следующий день появилась на репетиции, с порога ей заявил: «С этой минуты вы, Анна Петровна, в моем театре не служите!» Да-да, именно так и сказал — в МОЕМ театре.
— Ну, Майка и тут воспользовалась случившимся для решения собственных проблем, — вставила Анна.
— Злостная клевета! — всплеснула руками Майя. — Да как ты можешь? Ну да, я давно разлюбила этого человека. Ну и что?
— Очень уж удачно ты в ту же секунду соскочила со сцены со словами «А вы со следующей минуты поищите себе другую жену!» — лукаво прищурилась Анна.
— Вечно ты на меня наговариваешь! — надула губы Майя, но не выдержала и рассмеялась. — Ладно, убила двух зайцев, чего уж скрывать — и подругу поддержала, и с опостылевшим муженьком порвала. Вот только ревела я по-настоящему!
— Еще бы не реветь! Вылетели мы из театра быстрее стука собственных каблуков по проходу. И куда нам теперь деваться? Идем по городу, ревем белугами…
— И тут в дело вступает кавалерия! — перехватил инициативу Борис, радуясь возможности обратить внимание на себя. — Выгуливаю я своего любимого фокстерьера Филимона, жизни радуюсь. Филька тоже развлекается на всю катушку. Ты представляешь себе фокстерьера, Кирилл? Это же ураган! Мне казалось, что я приобретаю диванную игрушку, а оказалось, что купил самонаводящуюся на все живое торпеду. Он бросался в драку на любую собаку, невзирая на ее размеры. Его истинной страстью были кошки. Он на них охотился яростно и бескорыстно, исключительно из любви к искусству. Но самое ужасное, что в Москве водятся голуби. Много голубей. Много добычи. Каждая такая прогулка превращалась для меня в боевые действия.
И вот иду, значит, я со своим Филимоном, вернее, он таскает меня по всем известным ему злачным собачьим местам столицы. Выхожу из какого-то переулка на Никитской, и вижу замечательную картину — идут мне навстречу две девицы и заливаются горючими слезами. А им вслед все прохожие оборачиваются. Я и так всегда переживал, когда при мне девушки плачут…
— Ага, известный дамский утешитель! — вставила вездесущая Майя.
— А уж если это молодые, но очень перспективные актрисы! — яростно зыркнул на нее Борис, продолжая историю. — Немудрено, что прохожие оборачивались — каждая из них успела по одной довольно заметной роли в кино исполнить.
— И что же дальше? — нетерпеливо спросил Кирилл, когда Борис начал прикуривать свою очередную сигарету.
— А дальше Боря взял «молодых и перспективных» артисток в свой театр, — не мудря подвела черту под сказанием Инна.
— Вот! Кирилл, ты видишь, что я вынужден терпеть в этой компании?! — задохнулся от возмущения Борис. — Инна, как ты могла так бесцеремонно прикончить эту замечательную и интереснейшую историю?
— Боря, я сочувствую Кириллу, который не услышит все твои живописания, но я слышу ее уже, не знаю какой раз, уж то, что не менее чем в двухсотый, — это однозначно.
— Ладно, Кирилл, я тебе расскажу эту историю в другой раз, когда рядом не будет этой жестокой и бессердечной женщины! В свой театр! Ха, если бы у меня в то время был бы свой театр, мне бы сейчас было лет девяносто или сто, не меньше! Что может обо мне подумать не знающий моего возраста человек? Скажем так, Кирилл, я был близко знаком с художественным руководителем этого театра. В общем, чем-то это напоминало ситуацию с первым мужем Майи, и девушки поначалу относились к моей благотворительности очень настороженно. Но мое природное обаяние и искренняя заинтересованность в судьбе девушек сделали свое дело.
