Елена Лобанова - Фамильные ценности
Ближе к вечеру явилась новая когорта искусителей. В кабинете сольфеджио раскинулась выставка ажурных скатертей и занавесок, теснимая пестрыми стопками полотенец и махровых простыней. А дерматиновый диван на лестничной площадке ровно через пять минут после ухода администрации скрылся под грудой строгих элегантных костюмов и обольстительных блузок на плечиках.
Учебный процесс был скомкан. В спешке получив задание, а то и оставшись без такового, дети резво разбежались по домам. Учителя же – как с утра собиравшиеся на «толчок», так и твёрдо решившие донести зарплату домой в полной сохранности – упоенно рылись в горках трикотажа и шифона, страстно восклицая: «Бери немедленно! И даже не снимай!» – «Да? И с чем же я буду её носить, интересно?!» – «Вот! Вот это и есть твой стиль – запомни!» – «А мне братик привёз платье из Москвы. Тёмно-голубое, фасон простенький, но главное – сидит!» – «Эх, нет у меня братика в Москве!» – «Ой, не могу… Снимай скорей! Ну просто девушка по вызову!»
Собрав всю свою волю в кулак, Зоя хладнокровно обогнула всё это великолепие и спустилась по лестнице, ни разу не оглянувшись.
В полутёмном фойе на одном из кресел, обычно занятых ожидающими бабушками и дедушками, сидела Илона.
Зоя приостановилась.
– Илона Ильинична! Вы почему домой не идёте? Или вам нехорошо?
– Хорошо-хорошо, не беспокойтесь! Спасибо, – отозвалась старушка.
Но странное дело: Зое почему-то показалось, что та её не узнала.
– А… точно хорошо? – недоверчиво переспросила она.
– Да иди себе, Зоя Никитична, своей дорогой! Паникёрша! – прикрикнула Илона своим обычным пронзительным голоском.
Зоя пожала плечами, толкнула входную дверь и шагнула в сумеречный, беспорядочно грохающий петардами внешний мир.
С этого дня она твёрдо решила начать новую жизнь. Дворянка или не дворянка (тут она мысленно подмигнула Ирусе), но она должна, наконец, навести хоть какой-то порядок в своей судьбе!
Главное – положить конец ночным истерикам и утренним опозданиям. А также прекратить самой и отучить Пашку от поздних чаепитий и стихийного приёма пищи. Пора наконец взяться за здоровье и нервы – или хоть за то, что от них осталось.
Хорошо бы, кстати, научиться беречь ещё и время (на первых порах хоть Ирусино, если уж своего не жалко), а заодно и деньги.
И кстати, учиться последнему предстояло прямо сейчас, в магазине «Магнит».
Странно: «Магнит» был явлением куда более поздним, а кроме того, несравнимо более удобным и организованным, чем безалаберный «толчок», но душа Зои к нему не лежала. Все эти ровно разложенные коробочки с чаем и три сорта растворимого кофе по соседству с картонными прямоугольниками сока «Доброго» и «Никитиной усадьбы» почему-то наводили на неё тоску.
Молочный и хлебный прилавки уже наполовину пустовали, тощенькие старушки добирали кефир в плёночных пакетах и городские хлебы-«кирпичики». Женщины помоложе, отодвинув треснувшее и кое-как заклеенное скотчем стекло холодильника, озабоченно высматривали дату упаковки куриных голеней и котлет «Домашних». Редкие здесь мужчины не вышагивали с гордым видом кормильцев, как на просторах гипермаркета «Красная площадь», а стыдливо теснились за спинами жён, пропуская деловитых молодых служащих в синих рубашках (мерчендайзеров? менеджеров по погрузке?), ловко снующих по узким проходам с горками пачек сахара или крупы в руках.
Не придавали шику даже контуры ёлочек, старательно выложенные на окнах блестящими гирляндами. И даже девчонки-подростки, упоенно разглядывавшие блестящую обложку «Гламура» у стойки с газетами, неизвестно почему вызывали у Зои брезгливую жалость.
Тем не менее, старательно объезжая прилавок за прилавком, она погрузила в проволочную тележку шесть упаковок круп разных видов, два пакета сахара, две бутылки масла (подсолнечное себе, кукурузное – маме) и сетку картошки. Подъезжая к кассе в окружении других аппетитных тележек, она пробормотала сквозь зубы, отгоняя соблазн: «Три тысячи!», имея в виду алименты Толика. Это помогло: остальные покупатели тут же представились ей безрассудными расточителями, по-видимому, то и дело стреляющими у соседей «стольник до получки». И она покинула «Магнит» с лёгкой душой, хотя и с неподъёмными пакетами.
– А у меня как раз масло кончается! – похвалила мама.
Это была первая Зоина награда за благоразумие.
– Можешь и крупы взять, – великодушно предложила она, – мне домой меньше тащить.
– Ну, если только гречку… Мой руки и садись! – распорядилась мама. – Есть паровые котлеты и пюре. Вы как, тридцать первого опять разбежитесь?
– Не знаю, Пашка ещё не говорил. Наверно, у своего Артура соберутся, и вроде новый друг у него, какой-то Серёгин. А меня Ирка пока не приглашала.
– Но пригласит?
– Куда денется!.. Ладно, давай ещё полкотлетки. А может, съездим на Новый год в Высоцкое? – Зое вдруг вспомнилась Катерина Ивановна. Что, если эта самая колдунья чего-нибудь недоговорила? Упустила? И вообще, можно было расспросить и поподробнее… Чего она, собственно, так испугалась? – Давай, а? Я имею в виду, на старый Новый год. Всё-таки родня, и бабе Анфисе сорок дней…
– Бери цéлую. И Паше положу, возьмёшь. А тётю Анфису мы здесь помянем. Повидались же, поговорили, и хватит… Как-нибудь потом.
– Я вот думаю: странный всё-таки обычай – собираться всем за столом и сидеть целый вечер! У них же дел полно, всякие там огороды, куры-утки… И каждый спрашивает что захочет: как Пашка, какая зарплата… А я, может, и не помню из них почти никого.
– А чего странного? Мы раньше каждый выходной с родственниками встречались. Роднились! Всё про всех знали.
– Ну как это – всё про всех? Я не представляю…
– Знали, – упрямо повторила мама.
Зоя попыталась вообразить, как рассказывает за общим столом, например, об академическом: как девчонка играла «Мельника», как выплясывал ансамбль «Прелюдия»… Хотя про «Прелюдию», пожалуй, Надя поняла бы. Да, Надя бы оценила.
– С утра все дела, огороды, куры, базары, а днём собирались, накрывали стол, садились… Разговаривали.
– И всегда всё тихо-мирно? Неужели не ссорились?
– Ну почему, бывало! Кто-нибудь лишнее скажет, другой обидится… Но как-то время проходило, и забывалось. Моя мама, бабушка Поля твоя, говорила: «Пускай на меня обижаются, а я ни на кого не обижаюсь!» Мужчины, бывало, выпьют и заспорят. Тётя Маня своего мужа поскорей увести старалась: он выпивши мог и руку поднять… А трезвый – добрейшей души человек! А дядя Никифор, все знали, мог чужое прихватить. Это вроде болезни: что попадётся на глаза, «плохо лежит», то и в карман.
– И что, его так и приглашали? К себе в дом?!
– А как же! – удивилась мама. – Ну, хорошие вещи убирали подальше, конечно… А так он и за столом всегда, и гулять на речку…
– Точно, я это во сне вспомнила! Как на речку гулять ходили!
– И к реке гулять ходили, и здесь, в городе – в горпарк. Тогда скамеек столько не было: стелили одеяла прямо на траву и сидели. А мама моя – та почти каждое воскресенье к бабе Анфисе ходила. Тётя Фиса, когда помоложе была, жила в городе, за дамбой, это километра три. А троллейбус ещё не провели, вот баба Поля и ходила… Роднились, да! А теперь вот все рассыпались. Что там в гости! Григория вон попробуй к столу дозовись! – мама в сердцах бросила ложку на стол. – Как обед, так сидит и пишет. Самое вдохновение у него, видите ли… Гри-ша! Остыло уже!
Зоя попыталась представить: в воскресенье они с Пашкой, принаряженные – он в наглаженной рубашке, она в «концертном» Ирусином костюме – чинно шествуют три километра… Ну уж это чересчур! И куда же? К кому? К маме с дядей Гришей? Но они же и так почти каждый праздник видятся. И вообще, телефон есть!
– Мам! А ты сына никогда не хотела? – спросила она с набитым ртом. – В смысле, второго ребёнка?
– Что это тебе в голову взбрело? – удивилась мама.
– Ну, просто… Был бы у меня сейчас брат! Сидели бы тут вместе…
– Мне, второго? – мама грустно усмехнулась. – Куда там! И первого-то врачи не разрешали, из-за сердца. Пугали до последнего: риск, риск! Только мама и уговорила. Всё упрашивала: ты только постарайся, ухитрись как-нибудь, роди младенчика, а уж я сама буду пелёнки стирать и всё остальное! Так что она тебе тоже отчасти мама.
– Бабушка Поля? – удивилась Зоя.
– Ну! Она к тебе и ночью вставала, твоя кроватка у неё в комнате стояла. Не помнишь? И покрестила тебя потихоньку, тогда же нельзя было… Ну что, чайку будем? Для кофе вроде поздновато.
Зоя рассеянно пожала плечами. Какая-то мысль не давалась ей, ходила вокруг да около. Что же, выходит, если бы не бабушка Поля… Что Зоя вообще о ней помнила? Тихий голос, какие-то тёмные платья, белый платочек… Да, и ещё она носила её портфель в школу. Дожила, кажется, до Зоиного второго класса… Так что же: если б не она – её, Зои, и на свете не было бы?
А с другой стороны, мало ли матерей упрашивают взрослых дочек: роди ты мне внучка, понянчиться на старости лет? Нормальное явление.
