Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема Книга 1
— Ну подумайте сами, мадам, может ли женщина, которая ищет грошовой работы, позволить себе на каждый день носить такие шикарные туфли? В нашем доме в такой обуви еще никогда не ступала ни одна нога со времен его основания, смею вас уверить. Уж я-то знаю.
— Не надо меня уверять!
— Я хочу вас все же уверить, что никакие женщины у нас не работают.
— А что вы…
— Мы только присматриваем за помещением и проживаем здесь с мужем.
— Но я же видела шесть женщин!
— Не может этого быть, мадам. Вас кто-то неправильно направил к нам.
Мужчина, который наблюдал за словесной баталией своей жены и этой пришелицы, чутко прислушивался, что происходит у него за спиной, очевидно, решил, что уже можно вступать и ему в бой на защиту своего немудрящего заработка. Он решительно отдернул занавеску:
— Ну, смотрите, где они, эти шесть женщин? Где, я вас спрашиваю?
Стэфани и не думает заглядывать в помещение, понимая, что там есть еще выход, и все где-то спрятались. Она переводит взгляд с мужчины на женщину, соображая, обдумывая следующий ход. Она знала точно, что без заработка она отсюда не уйдет — отступать было не в ее правилах.
Мужчина еще больше отодвинул занавеску, требуя, чтобы Стэфани все же туда зашла:
— Ну смотрите. Там ни души, хоть с огнем этот вонючий подвал обыщите! Ну!
Хозяйка, испуг на лице которой все еще подергивал под глазом маленькую, но глубокую морщинку, придвинулась к мужу, стараясь его успокоить:
— Не волнуйся, успокойся, Джек!
— А что мне волноваться?!
— Не говори так с леди.
— Нашла леди!
— Простите его, мадам. Вы сами видите, что здесь никого нет. Сами убедитесь.
Стэфани, отойдя от этой жалкой парочки, оглядевшись вокруг, пошла в следующую атаку:
— Я носом чую, что есть!
— Но где они?! — хором выкрикнули оба защитника своего подвального заработка.
— Вы просто подали им знак спрятаться.
— Почему вы так считаете?
— Потому, что вы нарушаете закон.
— Побойтесь Бога, мадам, — просительно сказала женщина. — Мы живем в согласии с законом.
— Дайте мне работу, или я пошлю на вас заявление в полицию — это мое последнее слово, — решительности Стэфани было не занимать.
Мужчина почесал за ухом — было видно, что он собирается отступать, обдумывая, как бы это лучше сделать.
— Послушайте, леди, — спокойно сказал он, — а не поладить ли нам по-доброму, по-хорошему?
— Как?
— Ну что вам за расчет делать мне неприятности?
— Это зависит от вас.
— Что вы получите, если мою мастерскую закроют?
— А что я получу, если не сообщу в полицию?
Мужчина поднял глаза к грязному потолку, как бы посчитывая что-то в уме, как бы торгуясь сам с собою, и потом нерешительным голосом предложил:
— Как вы посмотрите, если я буду давать вам полмарки в неделю?
— На такую сумму неделю не проживешь.
— А вы посмотрите хорошенько, что делается вокруг?
— И что с того?
— Не понимаете?
— Нет.
— Но мы не одни такие.
— И что?
— Подумайте хорошенько.
— Говорите конкретнее.
Хозяин мастерской оглянулся вокруг, подозревая, что их может кто-то подслушать — всякая опасность наводила на него муки страха, но все же решился сказать:
— Мы в этом месте не одни такие.
Стэфани сообразила, что этот человек решил тонуть не один, а прихватить с собой и своих соперников по грошовым заработкам.
— Вы предлагаете мне жить шантажом?
— Если уж придется платить мне, почему не платить такую же сумму и другим.
— Что ж, давайте адреса других — мне нужна широкая клиентура.
— Я не сомневаюсь, что вы возьмете денежки и с них — это у вас получится.
Стэфани посмотрела на его крысиную физиономию, на напряженно ожидающую ее решения женщину, еще раз оглядела помещение. Мужчина уже достал из кармана полмарки и подбрасывал ее в руке, уверенный, что быстро соблазнит видом монеты эту пришелицу.
— Берете полмарки?
Стэфани молчала. Она изучала эту пару, их мастерскую, и ее экономические планы им были недоступны, как никогда они не смогли бы понять ее, знай эти люди, кто перед ними.
— Берете? — Видите — я даю! — он бросает монету на стол. — Слышите звон настоящих денег?
— Не мельтешите!
— Что? Так вот — это мое последнее слово! — осмелел хозяин заведения. — И каждую пятницу будете приходить за новой монетой, если избавите меня от инспектора. Я хочу тоже поставить вам условие.
— Вы мне?!
— Я же не буду вам платить просто так.
— Какое же?
— Я сказал — избавьте меня от инспектора.
Очевидно мужчина уже сильно раздражал Стэфани и решение она приняла независимо от его слов и поступков. Внешние раздражители, естественно, действовали на нее, но решения всех своих дел она принимала только по своей инициативе, руководствуясь своим даром финансового воротилы.
— Нечего передо мной звенеть этой жалкой монетой, — властно сказала она.
— Почему это она жалкая?
— Я их видала!
— Видала? Видеть — это еще не иметь!
Стэфани улыбнулась, но сочувствия в этой улыбке не было. В денежном вопросе у нее никто не вызывал сочувствия, если он не умел делать деньги, не умел их беречь и умножать, не умел их превращать в разумные и радостные дела.
— Я отлично знаю, — ее властный голос, который отдавался эхом в этом подвале, пугал хозяйку все больше и больше; она подалась к Стэфани, но та отстранилась и продолжала: — что, если я захочу, вы дадите и пять марок!
Женщина, уже готовая упасть на колени, взмолилась, почти согнувшись в поклоне:
— О, мадам, будьте подобрей!
— Помолчите!
— Вы даже не знаете, уважаемая, как нам приходится трудно заработать эти полкроны.
Но хозяину уже не терпелось побыстрей избавиться от Стэфани. Рассердившись, он решил уступить. Видеть свою жену униженно просящей о милости у этой хищницы ему было невыносимо.
— Ну хватит!
— Что хватит? Мы еще ни о чем не договорились, и запомните, последнее слово будет за мной!
— Мы не такие уже и нищие, — грубо сказал мужчина. — Я заплачу столько, сколько будет нужно, сколько это будет стоить и не больше.
— Все понятно!
— А раз понятно, раз вы все знаете, то знаете, что больше с нас не возьмешь, то берите свои пять марок и оставьте нас, ради всего святого.
Окончательно рассвирепев, хозяин бросает на стол еще несколько монет, которые со звоном покатились на край стола. Хозяйка бросилась к деньгам, подобрала их. С трепетом сложила в одну маленькую стопку в центре стола, но убрать побоялась, только с испугом обратилась к мужу:
