Луанн Райс - Тихая гавань
— Он ничего такого не говорил?
— Да нет. Ничего плохого я от него не слышал.
Дана взяла брошюру, взглянула на фотографию: пожилые люди в бассейне занимаются йогой. Выглядело это как-то фальшиво и искусственно и казалось очень далеким от жизни Даны и ее семьи. Сэм забрал у нее брошюру.
— Дана…
— Он действительно не сказал ничего плохого?
— Действительно.
Она бросила взгляд на брошюру.
— Майк понимал, что рекламные материалы помогут ему выгодно продать объект, — сказала она. — Но думаю, его это и самого немного смущало.
— Потому что Лили была очень естественной, да?
— Наверное. Иногда мне кажется, что ей было лучше не знать всех подробностей. — Дана с грустью взглянула на Сэма. — Не хочу больше об этом думать. Хочу просто вернуться домой, к девочкам, и хочу, чтобы все у нас было хорошо.
— Прекрасно тебя понимаю. Майк давно мертв, и, что бы он ни натворил, теперь это значения не имеет.
— Нет, — вздохнула Дана, — имеет. Это важно и мне, и Куинн.
— Значит, мы постараемся все выяснить.
— Бабушка! — крикнула на бегу Элли. — Ее нет в комнате! Ее нигде нет!
— Александра, отдышись, успокойся. О чем это ты?
— Куинн не ночевала дома! На кровати под одеялом лежит куча ее одежды. Будто это она там спит.
— Она дома не ночевала?
Элли замотала головой.
— Так, давай соображать, — сказала Марта, — куда она могла подеваться.
— Литл-Бич! — воскликнули хором Элли и бабушка.
Марта быстро надела соломенную шляпку, сунула ноги в шлепанцы, и они с внучкой отправились на поиски Куинн.
Куинн сидела на своем камне и смотрела вдаль. Погода стояла чудесная. Ярко светило солнце, море было спокойное. Рядом с ней лежали дневник, рюкзак с запасом провизии, жестяная коробка и подарок, который она приносила сюда каждый день. Подарки она будет приносить и дальше, только уже не сюда.
Куинн твердо решила покинуть родной дом. Слишком уж больно было находиться здесь. Теперь она понимала тетю Дану. В Хаббардз-Пойнте все наполнено воспоминаниями. Куда бы Куинн ни взглянула, она думала о маме с папой. Были хорошие воспоминания: вот они сажают цветы, собирают в корзинку продукты для пикника, а были и плохие: как она стоит в коридоре на втором этаже, а за дверью ругаются родители, как приходит бабушка и говорит, что мамы с папой больше нет. И еще — жестяная коробка у тети Даны под кроватью.
Об этом мама и говорила — о взятке. Все остальное Куинн додумала сама. Очень хочется, чтобы тетя Дана на нее не злилась. Куинн надо кое-что исправить, а для этого понадобятся деньги.
Из ума не шли те страшные слова, которые родители наговорили друг другу в последнюю ночь.
— А если кто-нибудь узнает? — прошептала Лили. — Ты и раньше так делал? Ты нас погубил, ты уничтожил свою семью. Неужели мы всегда жили на взятки?
— Лили, ты прекрасно знаешь, что это не так. И не это тебя беспокоит.
— Этот райский уголок… Священное для нас место.
— Лили, все равно его кто-нибудь начал бы застраивать. Владелец умер. Наследники обратились ко мне, потому что знают, что к этой земле я отнесусь с уважением.
— Жимолостный холм…
— Нам надо будет учить девочек. Надо оплачивать счета. Лили тихонько плакала. Она молчала, и Майк заговорил снова:
— Ты же знаешь, я взяток не беру. Джек Конвей боялся, что я не найму его, — Майк горько усмехнулся, — если он меня не задобрит.
— Ничего смешного в этом нет! Джек уже лет двадцать ничего не строил, — сказала Лили. — Что, если его дома рухнут?
— Да ладно тебе, Лили. Джек просто хотел в этом участвовать. Он же не будет начальником строительства.
— Меня не деньги волнуют. Я знаю, ты их ему отдашь. Но Жимолостный холм…
— Понимаю. Я бы сохранил его, если бы мог. Но раз выкупить его у нас средств нет, так уж лучше застройщиком стану я, а не кто-то еще.
— Нет, — упрямо прошептала она.
— Лили, родная моя… Девочки спят. Давай выйдем в море и все обговорим. Я люблю тебя. Сама знаешь, людям свойственно ошибаться. Если я сделал что-то не так, прости меня. Я хотел поддержать старика.
— Понимаю.
— Пойдем, любовь моя. Сегодня чудесная лунная ночь. Выйдем в море.
— Ой, не знаю. А вдруг они проснутся?
— Да ничего не случится. Нас не будет всего пару часов.
Куинн вспомнила все это и содрогнулась. Прошлой ночью она не спала дома и безумно устала. Когда бабушка на нее накричала, она схватила фонарик и побежала сюда, к дневнику. А потом, вместо того чтобы вернуться домой, забралась на «Русалку» и ночевала там.
Проснувшись, она разработала план. Она уплывет отсюда, уплывет на «Русалке» далеко-далеко.
Дневник был с ней, завернутый в два пакета — чтобы не намок. Оставалось только положить на песок подарок.
— Бабушка, осторожно, не споткнись о корень, — услышала Куинн голос Элли.
Куинн лежала, свернувшись калачиком, под камнем. Она слышала, как сестра подбежала к камню, заглянула за него и тут же побежала обратно.
— Бабушка, ее тут нет! — крикнула Элли.
— Я так волнуюсь. Ну, будем надеяться, она уже дома.
В глазах Куинн стояли слезы. Она понимала, что будет скучать по бабушке, а еще больше — по сестре. Скучать по ее светлым косичкам и огромным глазам, по тому, как Элли сосет большой палец и закручивает на указательный палец волосы.
А вот про то, что мама больше всего любила белые цветы, помнит не одна Элли. Куинн, снова оставшись одна, полезла в рюкзак и достала подарок.
Она оставляла его каждый день — для мамы. Белый цветок.
— Тебе, мамочка, — прошептала Куинн и пустила лилию по волнам, а потом долго смотрела, как она плывет к Охотничьей мели.
Куинн скоро тоже будет там. Она поплывет за цветком, за мамой, туда, куда придется плыть.
Гроза мчалась по пятам за машиной Сэма. Впереди дорога была сухая, а позади них все уже залил дождь. По радио сообщали о задержках авиарейсов. В Ныо-Джерси и Коннектикуте уже бушевал торнадо.
— Мы уйдем от грозы, — пообещал Сэм, взглянув на небо.
Над Нью-Йорком небо было свинцово-серое, а над Коннектикутом еще светило солнце.
— Очень на это надеюсь, — сказала Дана. — Бедная моя лодочка…
— Мы не допустим, чтобы «Русалку» смыло в море, — сказал Сэм. — Это ведь такая же яхта, как та, что свела нас.
Дана улыбнулась. Надо всего-то спасти лодку, думала она, держа Сэма за руку. Но почему пересохло во рту, почему так неспокойно на душе? У нее было предчувствие, что дело не только в лодке, что надо скорее добраться до дома, пока не случилось что-то ужасное.
Паруса были огромными и тяжелыми. Куинн сначала поставила кливер, потом пристроила все свои пожитки — рюкзак, одеяло и жестянку с деньгами — на носу. Грот она подняла последним. И когда он взвился на мачте, Куинн показалось, словно она объявила о своих намерениях всему миру.
