Томас Уайсман - Царь Голливуда
— Где же именно находится это помещение?
— Только повернуть за угол. Несколько кварталов отсюда — на Рейбурн-стрит.
— Но Рейбурн-стрит считается трущобной улицей.
— Что вы хотите? Вы хотите обосноваться на Лонгакр-сквэе?
— Ну хорошо… Так сколько они запрашивают?
— Я скажу вам кое-что, мистер Сейерман. Эта собственность принадлежит человеку, владеющему массой недвижимости, и он не имеет никакой нужды беспокоиться о столь незначительном зале. Он готов отдать его такому предприимчивому парню, как вы, за сущие пустяки.
Пока мистер Брейли все это говорил, он внимательно изучал Вилли, прикидывая его финансовые возможности на манер ростовщика, оценивающего стоимость принесенного ему в заклад предмета.
— Восемьсот долларов вы заплатите за двухгодичный найм, — сказал он наконец.
— Восемьсот долларов? Не многовато ли для такой местности?
— Многовато? Эта сумма включает в себя одногодичную арендную плату авансом. Слушайте, место будет сказочно рентабельно! А вы хотите потерять его из-за того, что жалеете пары сотен? Посмотрите-ка сами это помещение, тогда скажете. Я пойду с вами.
— Да, мистер Брейли, не мешало бы взглянуть на него, — задумчиво согласился Вилли.
Владение под номером 14 на Рейбурн-стрит имело не очень-то свежий вид, занято оно было парикмахерской и татуировщиком по имени Чарли Гофф. Главная витрина разбита и заколочена досками, вывеска, висящая над входом, гласила: "Бритье 5 центов; стрижка 10 центов". Ниже висела маленькая вывеска, извещавшая: "Татуировка, нижний этаж". И на каждой стеклянной панели входной двери было по примитивному изображению человеческого глаза, а ниже слова: "Черные Глаза Сделаем Натурально". Внизу корявыми буквами приписка: "Чарли Гофф, мастер-татуировщик. Все виды работ 20 центов. Входите".
Рейбурн-стрит выглядела мрачновато. Неподалеку от Чарли Гоффа располагалась лавка старьевщика, все вокруг загромоздившая и обезобразившая своим хламом, сквозь который пробирались по узкому проходу. Содержимое лавки, переполняя ее, вывалилось на улицу, на тротуар, поражая разнообразием предметов, — рамы от картин, латунные кровати, тазы и кувшины, неожиданное чучело лосиной головы, резные дубовые стулья, на которых тоже стояли предметы, керосиновая лампа, например, большой медный поднос, загроможденный всякой мелочью, и возвышающийся надо всем довольно изящной формы самовар; тут же припали к стене замурзанные и щербатые мраморные плиты, старинные рукомойники, мясницкие колоды. По другую сторону от Чарли Гоффа располагался ночлежный дом, взимавший за ночлег 30 центов, а дальше галантерейная лавочка, торгующая пуговицами и детскими товарами, еще дальше находился ресторанчик, решительно сообщавший нечто о своем меню: "Бобовый суп — 5 центов".
Вилли знал эту улицу; здесь был салун, возле которого вечно околачивались проститутки, а немного дальше, за перекрестком, располагалось известное заведение Толстушки Анны. Одним словом, это была не очень здоровая улица. Но Вилли понимал, что именно здесь и можно сделать хороший бизнес; он прикинул, что и люди, коротающие ночь в ночлежке или возле Толстушки Анны, и те, что ждут, когда в аптеке на углу им приготовят по рецепту нужное лекарство, и те, что выходят из салунов, — все это его потенциальные клиенты. В посетителях лавки старьевщика и покупателях детских товаров он не был уверен, но все же место прекрасное, а главное, недалеко от магистрали, и многоквартирных домов здесь хватает, а в них живет немало любопытных и желающих убить свое время.
— Мистер Сейерман, вы только посмотрите на этот фасад, — сказал мистер Брейли. — Тридцать футов[8], не меньше. Прямо специально для вашей будущей световой рекламы, о которой вы мечтаете. Советую вам только купить на окна зеркальные стекла, хоть оно и дороговато выходит, но послушайте меня, сделайте так, и потом сами скажете спасибо.
Лицо Вилли приняло довольно раздумчивое выражение; он помнил, что все время должен быть начеку, чтобы не сказать лишнего, не выдать своего истинного отношения к месту.
— Давайте войдем внутрь и все осмотрим, — сказал он.
Мистер Брейли отпер висячий замок и открыл дверь, ведущую в большое помещение, будущий зал развлечений. Подстригальщик с татуировщиком уже устранили свое снаряжение и всякий хлам, и место выглядело удручающе пусто. Тут же была довольно большая комната, служившая раньше парикмахеру чем-то вроде лавочки, за ней находилась комната поменьше, которую Чарли Гофф приспособил под свои трапезы и даже — послеобеденный сон, если бизнес шел из рук вон плохо. Отсюда в подвал вела винтовая лестница. Сам же подвал, когда-то тоже занимаемый татуировщиком, был довольно поместителен, сух и не так темен, и Вилли подумал, ощутив прилив радости, что тут можно устроить превосходное жилое помещение; в задней комнате наверху имелась железная печка, а в передней — бывшей парикмахерской лавочке — сохранилась система водоснабжения. Если он возьмет это помещение, отпадет нужда платить еще и за жилье.
— Да, хоть местность и не из престижных, ну, ничего, — сказал Вилли, когда они вышли на улицу. — Ничего. Хорошенько все тут устроить, и — ничего. Как-нибудь…
— Да что вы! Я вам говорю, для такого предприимчивого человека, как вы, если он возьмет это помещение оно окажется просто золотоносной жилой. А вы говорите!
— Вот что я скажу вам, мистер Брейли, — продолжал Вилли, я не хочу торговаться. Сдача внаем практически ничего не стоит в этом случае. Позвольте сказать, я решил потратиться, пусть это место будет за мной. Но вы видите, какие тут предстоят расходы, чтобы привести его в порядок? Я скажу вам так: я заплачу шестьсот долларов годовой арендной платы и подпишу арендную плату на другой год с последующей выплатой.
— Мистер Сейерман, я буду с вами откровенен, я думаю, что мой клиент может получить и лучшее предложение, а я ведь должен действовать исключительно в его интересах, я, конечно, могу посоветовать ему принять ваше предложение, но единственное, что может заставить меня приступить к уговорам клиента, это то, что нам удастся уладить все дело через двадцать четыре часа. Это единственное, что может показаться ему привлекательным, поскольку он не хочет снова и снова утомлять себя долгими переговорами.
Вилли быстро думал. Потом он достаточно твердо сказал:
— Двадцать четыре часа — невозможно. Но сорок восемь часов — это другое дело. За сорок восемь часов, мистер Брейли, я достану деньги и мы все уладим, если, конечно, вы пообещаете подождать эти сорок восемь часов.
— Сорок восемь часов… Значит, в среду, в двадцать часов тридцать минут вы придете ко мне в офис с шестьюстами долларами, а я подготовлю все необходимые бумаги, и место, мистер Сейерман, будет ваше.
