Алина Дворецкая - Сказка о Снежной Королеве
Безграничная нежность, нежность и покой. Как он мог бояться этого слабого, чувствительного существа?
— Забудь, — сказал Роман. — Должен же я посердиться.
— Мне очень важно, чтобы ты простил меня.
* * *В ночь с четверга на пятницу Роман провожал Анжелику с дочкой в Финляндию. Они подъехали к гостинице «Октябрьская», где был назначен общий сбор, намного раньше времени отправления, и потому Роман смог как следует разглядеть ребенка. Это была высокая, изящная девочка с волнистыми волосами цвета спелой пшеницы, доходящими почти до талии; эта прическа делала ее похожей более всего на куклу. По сравнению с ней Романов Сашка показался бы мелким, болезненным, бледным и… как бы это точнее выразиться… кривоватым, что ли, искореженным, неправильным, как чахлый кустарничек рядом со стройной березкой. Девочка несла забавный вздор про львов и оленей, смеялась, сверкая глазами невероятно фиолетового цвета… Роман всегда считал своего ребенка каким-то особенным, красивым, одаренным, но Сашка не смог бы сложить и половины тех запутанно-взрослых фраз, которыми оперировала девочка, а что касается внешнего вида… Роман почувствовал даже некоторую затаенную боль, вспомнив бледного и нервного своего сына («впечатлительного», — говорила жена). «Это из-за нее, — подумал Роман горько, — это Катькины гены. У нас в роду все были статные, крепкие, а Катя — просто доходяга, и теща — мелкая, вредная, худая, с вечно искаженными чертами лица… Верно говорила Анжелика: нужно выбирать второго родителя своему ребенку. Любовь любовью, трах трахом, а детей нужно заводить только с тем, в чьей генетичеcкой благополучности уверен… А где гарантия, что в Сашке не проявляются уже истерические наклонности сошедшей с ума Катиной бабки?!»
— Это у тебя «Опель»? — спросила девочка у Романа, когда они вышли из автомобиля и двинулись к подошедшему автобусу. — А у моего папы — «Линкольн Таункар». И еще «Мерседес». Только он уехал насовсем, мой папа.
— Она у тебя машины различает? — поразился Роман.
— Да, по значкам. Саша научил.
Роман вновь вспомнил своего Сашку: он с таким удовольствием играл с машинками, имея их во множестве, с таким благоговением относился к автомобилям вообще и, в частности, к машине Романа, но вряд ли бы он смог ответить на вопрос, как называется тачка его отца. «Я займусь с ним, обязательно займусь», — пообещал себе Роман. Он поднялся вместе с Анжеликой в автобус, помог ей разместить вещи.
— Посиди здесь, — сказала Анжелика дочке и спустилась с Романом вниз. Они обнялись и поцеловались; это было похоже на прощание мужа с женой, если бы Анжелика не оглядывалась воровато в сторону автобуса: не видит ли их поцелуй дочь.
— Ну все, давай, — сказала она торопливо. — Будешь скучать?
— Я не успею заскучать, наверно, — ответил Роман. — Ты же не на месяц уезжаешь.
— Ну, ла-адно, — протянула Анжелика немного обиженно. Роман тут же пожалел, что сказал так.
— Будешь подъезжать к Петербургу, позвони мне на трубку, — напомнил он давно договоренное. — Я сразу поеду тебя встречать.
— Мама, мама, а вон смотри, «Мерседес» какой крутой! — закричала Анжеликина девочка, повиснув на поручнях автобуса. — «Шестисотый», наверно!
* * *Финляндия была чудесной страной. Каких-то шесть часов езды на автобусе — и другой, чистый, умытый, холодный мир, скалы из красного камня слева и справа от шоссе, увитые плющом, напоминающие по структуре ореховый шербет. Пили кофе на автозаправке, туалет, не на туалет похожий, а на гостиную в доме нового русского; мягкие булки с джемом, вкусные до ненастоящести, густое, как сливки, молоко. Катенька была в восторге от всего, всему радовалась — и огромным белым полотенцам в гостиничном номере, теплым, пушистым, и удобным постелям, застеленным хрустящим бельем, и уютному креслу. «Мама, а мы здесь жить останемся?» Из окна — вид на железную дорогу и город вдали, странно волнующее ощущение нового, все те же красные скалы. Понеслись экскурсии по городу, храм в скале, море свечей, музыка, гладкие скамьи, потом центральная площадь, провинциальная до удивительности, простенький храмик, клумба с памятником в центре площади. Повсюду — осенние цветы, будто и не конец сентября, будто и не север. Ресторан в гостинице, куда Анжелика притащила Катеньку обедать, витиеватые мраморные колонны, алая роза на столе, пицца с ананасами, мороженое. Вечером — поездка в аквапарк, вот уж где Катенька визжала от счастья: горки, аэротрубы (в одной из них Анжелика испытала и себя, летела в полной темноте, под музыку, отвесно вниз, потом по спирали, вместе с потоками воды, какие-то светящиеся круги и полосы пролетали мимо), подземная река, бассейны с теплой и холодной водой, «море» с волнами и надувными плотами, пальмы, цветы…Наутро поехали в огромный универмаг покупать подарки. Роме Анжелика купила крохотный сувенир, магнитик в виде медвежонка для холодильника, а Катенька нашла мечту свою — игрушечных львят из мультфильма про Короля Льва, давно хотела. Анжелика купила себе кожаное платье, маме — шикарные бокалы под шампанское, еще ерунды всякой… Деньги не считала, все купленное так сильно отличалось от питерских товаров… или Анжелике так казалось. По крайней мере, чувствовала себя ужасно крутой, с сотовым в сумочке, в дорогих сапогах и длинном пальто. Когда вечером поехали уже без экскурсионного автобуса гулять по городу вдвоем с Катенькой, на нее все оглядывались. Даже здесь, в равнодушной Финляндии — с восхищением. Фотографировались на фоне смешных небольших особнячков, блестящих универмагов, непонятных памятников — и неизменно в объектив попадали аккуратные клумбы, неяркие цветы, щедро усыпанные сверху пожелтевшей листвой. Перед сном посетили гостиничную сауну, бассейн, все чистое, вкусно пахнущее. Катенька восторгалась «звездным небом» из маленьких лампочек в сауне, разноцветной подсветкой в бассейне, ярко выкрашенными скамейками, розовомраморной душевой. В последнее утро успели погулять только в парке за гостиницей, забрались на эти скалы — красные, чужие, — посмотрели сверху на город… Вот и все, собственно, деревья на прощание осыпали светло-желтые листья… И снова автобус. По пути рыбная ферма, где еще живую, оранжевую, трепещущую вмиг разделали для них, приправами присыпали и в бумагу завернули. Потом магазин при кондитерском заводе, огромные пластиковые пакеты с разноцветными мармеладками, шоколадом, пастилой, бесконечные полки сладостей, детская мечта. Еще пара кафе, еще магазин на выезде из Финляндии, и вот уже они с Катенькой стоят с набитыми сумками у гостиницы «Октябрьская», там, откуда началось их путешествие, и высматривают Ромин «Опель» среди припаркованных машин. Вновь реальность, поездка эта заграничная будто привиделась, приснилась, растаяла воспоминанием, терпким малиновым привкусом мороженого на губах. Вот они с Ромой идут по Анжеликиной улице, Катенька уже спит, наверно, с новенькими львятами в обнимку, дома, а здесь — промозг-лая реальность. Фонари оранжевые, тяжелая дымка ночного тумана, зябкий осенний воздух. Анжелика, поддерживая незатейливую беседу, мучилась, как бы поестественнее подарить Роме сувенир, этого фарфорового медведика с магнитиком. Медведик приятно оттягивал карман, Анжелика тискала его ставшей уже влажной от напряжения рукой. Подарок казался маленьким и смешным. Наконец, решившись, демонстративно порылась в недрах кармана, вытащила на свет божий. — Держи. Это тебе. Рома внимательно рассмотрел фарфорового зверька, улыбнулся, понял сразу — Это я? — Ну, наверно, — смутилась Анжелика. — Спасибо. Была еще какая-то секундная неловкость, и Анжелика поспешила перевести разговор на другое — Так ты совсем не скучал по мне? — Я все эти дни сидел над программой, — сообщил Рома. — Некогда было. Я с пятницы вечера вот только первый раз из дома вышел. Практически не вставал из-за компьютера. Анжелика улыбнулась натянуто, кивнула. Черные деревья одно за другим выступали из тумана, пугая неожиданной суровостью, протягивая к запоздалым прохожим мрачно нависшие ветки. «Вот она, реальная жизнь, — подумала Анжелика. — А аквапарки с сиреневой водой — это сон. Сон». — Мне жена напомнила одну фразу, — сказал Рома, вглядываясь внимательно в Анжеликино лицо (с тем же выражением, с каким только что изучал заграничный подарок). — «Мы все в ответе за тех, кого приручили». — По отношению к тебе? — поинтересовалась Анжелика. — По отношению к тебе, — веско сказал Рома. Анжелика поежилась, глубже засунула руки в карманы — но там больше не было ничего. Ничего из того, что могло бы согреть сердце. — Что-то ее вдруг заволновала твоя судьба, — продолжал Рома. — Она сказала, что это нечестно с моей стороны — приручать тебя. — Ой, меня фактически невозможно приручить, — отмахнулась Анжелика. — Так уж невозможно? Бледная луна выплыла внезапно из-за туч, ломкая, дрожащая. «Все это точно уже было когда-то, — подумалось Анжелике, — вот только с кем и когда?» Были однажды разборки с Сашкой, вот в этом сквере у дома, но была ли тогда луна?.. Бог ее знает. Приручить… ее приручить… — Не знаю, — сказала Анжелика. — Попробуй. — Я наверно, уже пробую, — невесело усмехнулся Рома. — Ну и как, получается? — Не знаю. Я очень плохо понимаю тебя. Но я очень боюсь, что ты приручишься. — Принц, чтобы приручить Лиса, каждый день садился чуть ближе, — сказала Анжелика. — А ты то становишься ближе, то отдаляешься. Приручения не получится. — А если вдруг получится? — Я очень боюсь зависеть от кого-то, — призналась Анжелика. — Если я почувствую, что это случилось… тогда, наверно, я вернусь к себе. — Куда? — удивленно переспросил Рома. — Туда, — Анжелика подняла глаза, указывая на дрожащую луну. И восхитительные мурашки поползли по спине, когда она увидела испуганное лицо Ромы. Испуганное, непонятно-бледное, похожее на луну в небе.
