Нина Демина - Любовь в мегабайтах
– Растопчу, сотру с лица земли! – не унимался пьяный Станислас. – К чертям "Хадраш текнолоджи", да здравствует "Глоуб Коммьюникейшн"!
– Хочешь купить Глоуб? – вымолвила я.
– Купить?! Я и есть владелец "Глоуб Коммьюникейшн"! Приятно познакомиться! А ты маленькая, страшная сучка, которая не стоит того, что бы прикоснуться и пальцем!
Для кого ты старалась?! Шпионила для моего папаши?! Он что, трахает тебя?! Скажи, сука?!
Он схватил меня за ворот моей футболки и с силой притянул к себе. Он тряс меня и дышал мне в лицо водочным перегаром. Его лицо было искажено злобой, болью и еще чем-то, чего я никак не могла угадать. Так вот кто владелец Глоуб! Вот это да!
Он и вправду гений!
– Что молчишь?! Я прав?!
– Дурак, – сказала я. – Ты забыл, я была девственницей.
– Кому это мешает?!
– Ты сумасшедший. Зачем твоему папаше какая-то пугало секретарша-девственница, когда рядом Натали?
– Значит это кто-то из "Хадраш текнолоджи"! Казбек?!!
– Ты ревнуешь или злишься на то, что я тебя провела?
– Я стараюсь понять твои мотивы!
– А то, что ты всё это время обманывал меня, мстил отцу моими руками это не мотив? Кстати, смерть Еремеева твоих рук дело?
– Не разбив яиц яичницу не приготовить, – Станислас немного убавил громкость, отпустил порванный ворот футболки, и, тяжело дыша, сел на табурет. Я села напротив.
Мы молчали. В желудке у меня было пусто и холодно, словно я проглотила кубик льда. От напряжения меня немного подташнивало. Я прижала руки к животу и наклонилась вперед, что бы унять неприятные ощущения.
– Что с тобой? Я тебя не бил…
– Желудок разошелся…
– Понервничала, наверное.
– Наверное.
– Заживет, как на собаке. Нет, собака для тебя слишком хорошо. Собака это друг, – снова завелся Станислас. – А ты – гиена. Нет, падаль, которую жрет гиена.
– Ты поэт.
– Но не романтик. Ты убила во мне романтика. Убийца. Я окружен убийцами.
– От убийцы слышу, – огрызнулась я, меня ужасно обидели его слова.
– Кстати, Еремеева убили молодцы Ставицкого. Я тут абсолютно не причем.
– "Рожа" сотрудник нашего департамента по безопасности?!
– Какая рожа?
– Ну, тот, кто караулил у твоего дома?
– После аварии Ставицкий усилил охрану не только меня, но и моей собственности, на всякий случай. Поэтому он и не заинтересовался твоими наблюдениями. Ставицкий из тебя душу бы вытряс, если ему б пришла нужда.
– О, авария! Ты рассказывал мне, что это Глоуб устроили твое побоище! А?
– В аварию я попал случайно, но решил выжать из этого всё, что можно. Тут же сообщил Ставицкому про "руку Глоуб". Ставицкий – цепной пес, Глоуб у него в печенках, он скушал мою сказку за милую душу! Я и тебя выписал!
– Выписал?!
– Выклянчил у отца. Не поверил, что ты такая сообразительная! За что и поплатился.
– Зачем же так многоходово и сложно?
– Папаша не дурак, секреты свои держит под семью замками. Сыну не доверял.
Молодец, чутье есть у старика! Филиальчик в зубы и будь здоров! Повезло с информатором, его мне передал покойный Еремеев. Не зря его Ставицкий стер. Тот еще был мерзавец. За деньги душу дьяволу продаст. В аду сковородки лижет продажная душонка… – и Станисласа передернуло от омерзения.
– О мертвых или хорошо или ничего.
– Ничего.
– Мое соблазнение входило в рецепт блюда под названием "Ужасная месть Станисласа"?
– Так, сначала от скуки, потом интересно стало, как долго ты продержишься. А уж когда ты в прозрачной кофточке заявилась, всё стало ясно.
– И чего тебе стало ясно? – зло спросила я.
– Что ты готова завалиться на спинку, да еще и ножки сама разведешь. Никакого усилия с моей стороны.
– Свинья! – не выдержала я и, вскочив со скамьи, выбросила вперед руку в надежде влепить ему пощечину.
Он поймал ее, вывернул назад. Я застонала от боли. Мой стон раззадорил Станисласа, и он поднял вывернутую руку выше.
– Понравилось тебе? Я знаю, ты стонешь, когда тебе нравится…
От своих слов и двусмысленной позы Станислас возбудился. Насилие обострило ощущения, и он перестал соображать. Алкоголь погасил остатки здравого смысла.
Станислас подтащил меня, одуревшую от боли к скамье, и, дернув футболку, порвал ее от горла до середины. От увеличивающейся боли я застонала снова, хотя поклялась себе не радовать мучителя.
– Подожди, осталось немного. Порадую тебя напоследок, – пообещал Станислас, – вряд ли потом ты найдешь такого дурака, который будет трахать тебя.
Он сорвал остатки трикотажа и, наконец, отпустив мою руку, свел обе спереди и, намотав на них футболку, привязал мои руки к ножке скамьи, на которую положил меня животом. Я готова была умереть от страха и унижения. Станислас стащил мои джинсы и трусы до середины колен, и я заскулила от безысходности.
– Что, терпенья не хватает? Немного осталось.
Я слышала, как он расстегнул свои джинсы, вжикнув молнией.
– Чего-то не хватает… А!
Его шаги удалились от меня, и надежда мелькнула яркой вспышкой, но тут же угасла, когда он, вернувшись, стал подкладывать подушку под мой живот. Лежать стало удобней, но думал он скорее не о моем удобстве. Приподняв руками мои ягодицы и бедра, старавшиеся уйти от расправы, он заявил:
– Ты меня поимела, красотка! Долг платежом красен, теперь моя очередь.
Меня от моего позора и Станисласа от преступления спас Игорь Александрович Ставицкий, нагрянувший как гром среди ясного неба в нашу заброшенную деревеньку.
Шел по нашим следам Ставицкий давно, выполнял задание Хадраш-старшего.
Не хотелось фигурировать без штанов перед молодцами из службы безопасности, но, увы! Пришлось. Они вломились в нашу ветхую избенку, и вокруг всё стало так тесно, вмиг протрезвевший Станислас закрыл меня своим полуобнаженным телом, а я, скукожившись в своей выдуманно-безопасной скорлупке, от страха вжала голову в плечи и, зажмурив глаза, пыталась отключить слух. Кричащий голос Станисласа пробивался ко мне. Он весьма эмоционально и по-русски велел выйти всем из избы, но молодцы подчинились лишь, когда приказал Ставицкий. Сам Игорь Александрович остался, не захотел испортить эффект неожиданности и не дать нам договориться.
Станислас отвязал мои руки, накинул свою, сброшенную на пол рубашку, на мои оголенные плечи и грудь, и помог натянуть джинсы, не подвластными мне руками я не справлялась. Не сказав ему ни слова, я отошла к окну. Мы стояли в разных углах горницы и не глядели друг на друга.
– Итак, – начал нелегкую беседу Ставицкий, – расскажите мне, пожалуйста, что собственно здесь происходит?
– Это наше личное дело! – вскинулся Станислас.
– Александра Сергеевна едва не подверглась насилию, значит дело уже не личное, – возразил Ставицкий.
