Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что
Он сел в кресло, все еще держа в руках карточку.
В последнее время его жизнь неслась так стремительно и так чудесно. Некогда было остановиться — вот и все; он совсем не хотел быть невнимательным к Кэро. Как назло, болезнь надолго приковала ее к постели, и оттого ему, естественно, приходилось меньше времени быть с нею и идти одному своей дорогой.
Но что-то было не так. Джон инстинктивно угадывал это. Он сидел неподвижно и смотрел в огонь.
Как бы то ни было, они с Кэро поженятся через месяц. После этого, видимо, ему придется вернуться в Броксборо, если…
«Невозможно же жить только любовью! — сказал он сам себе почти злобно. — И из того, что я страшно хочу поскорее встать на ноги, вовсе не следует, что я недостаточно люблю Кэро».
Никто и не обвиняет его. Что это с ним такое?
Джон нервно вскочил и поставил фотографию на место.
Да, и кроме того… Если даже так оно и есть — что его работа стоит для него на первом плане, — то Кэро не останется неутешной. Найдется кому утешать ее. Пусть он дает немного — намного ли больше он получает?
Вспомнил сегодняшнее свидание с Кэро, подумал о том, что завтра будут снова объяснения по поводу его отъезда…
Он чувствовал себя виноватым, вспоминая, какой Кэро была сегодня, и, вместе с тем, не признавал за собой никакой вины и злился, что все это мешает ему радоваться от души предстоящему выступлению в Броксборо.
Он лег в постель, но спал плохо. Новая причина для раздражения! Утром за завтраком среди целой кучи приглашений, деловых бумаг, объявлений, счетов он нашел письмо от матери. Она выражала ему сочувствие по поводу болезни Кэро. В письме была приписка от Вэнрайля.
Джон, надутый, разорвал письмо на клочки и бросил в камин. Он еще не освободился до сих пор от чувства глухого возмущения, которое родилось в нем в тот летний день, полгода назад, когда он выслушал признание матери. Он говорил себе, что пойдет один своей дорогой и сам создаст себе имя, — и достигнутый им успех заставит родителей почувствовать, что ни любовь их, ни помощь не нужны ему.
Трудно судить о глубине раны, нанесенной юной гордости или любви. В юности переживают все так остро и тяжело — и, вместе с тем, бессознательно остаются до неприличия оптимистичны.
В юности все может быть изжито — и возродиться. Они заявляют, что «никогда не простят» — а между тем только у них и встретишь эту великолепную веру в возрождение к жизни того, что умерло.
В душе Джона боль оскорбленного самолюбия, горечь раненой любви боролись с чувством справедливости. В прежде ясный круг его представлений вошла какая-то путаница и растерянность.
После завтрака он сделал крюк, чтобы заехать к Соломону и купить целую груду фиалок, белой и лиловой сирени, пушистой мимозы, веток цветущего миндаля. Все это великолепие было бережно уложено в автомобиль. По дороге он купил еще шоколаду и отправился к Кэро.
Она сидела в постели высоко на подушках; окна были открыты, но спущенные оранжевые шторы затеняли свет.
— Что это ты так рано? — удивилась Кэро, погружая лицо в цветы. — Я очень польщена, конечно.
— А поцеловать меня ты не собираешься? — спросил Джон.
Она стремительно выставила подбородок.
— Как будет угодно моему повелителю!
Джон обнял ее.
— У меня есть новости, дорогуша.
— Приятные? Деловые? Опасные?
Джон внутренне поморщился под градом этих прилагательных.
— Дело в том, — начал он, наконец, с храбростью отчаяния, — что у меня имеются шансы попасть в Палату. Старый полковник Строуэн умер, и я сегодня еду, чтобы баллотироваться на освободившуюся вакансию.
— Сегодня? — повторила Кэро.
Он сжал ее плечи немного крепче и смотрел почти вызывающе.
— Сегодня, девочка. В таких делах упустишь минуту — все потеряешь. Как же ты не можешь понять?
— Понимаю.
— Ты не сердишься, дорогая? Я возвращусь за целую вечность до свадьбы и ты к тому времени будешь, надеюсь, совсем молодцом. Как ты себя сегодня чувствуешь?
— О, совсем по-новому, — весело отвечала Кэро. — Я прямо возродилась.
— Ты правду говоришь? — допытывался Джон.
— Правду, мой заботливый возлюбленный, правду! Погляди на меня. Разве не заметно?
Он смотрел на прелестное матовое лицо, тонкие пунцовые губы, глаза, смущающие, таившие какую-то мысль.
— Ты сегодня очень красива, — сказал он сдержанно.
Яркий румянец вспыхнул на миг на щеках Кэро.
— А не пора ли тебе мчаться в пристань твоих надежд и желаний, сиречь в Броксборо? — заметила она небрежно. — Выборы — дело неотложное, не так ли? Какая жалость, что я не могу поехать с тобой и помочь вам считать записки!
— Да, очень обидно, — горячо поддержал Джон. — Это было бы чудесно!
— И полезно тоже.
— И так декоративно! — засмеялся Джон, целуя ей руку. — Ты всегда ведь все собою украшаешь.
— Как, комплименты? — воскликнула Кэро. — Чем объясняется этот неожиданный пыл?
— Отчего ему и не быть? — отпарировал Джон. — В конце концов, моя милая, через месяц мы венчаемся.
— Ах, вот что!
Он усмехнулся несколько неспокойно и поцеловал ее. А Кэро смотрела на него из-под длинных ресниц.
— А не обвенчаться ли нам раньше? — спросила лукаво и, не дав Джону ответить, рассмеялась: — Нет, нет, ведь мы не аркадские пастушки! Тебе надо ехать баллотироваться, а мне — выздороветь, приготовить туалеты, учить свою роль. Кстати, Джон, ты выучил свои реплики?
Глаза ее блестели откровенной насмешкой.
— Я прочитал всю венчальную службу, — сказал Джон почти сердито от смущения.
Кэролайн даже запищала от смеха. Он поднялся, раздраженный, сбитый с толку.
— Боюсь, мне пора, Кэро. Пожелай мне успеха.
Она больше не смеялась. Удержала его руки в своих.
— Я тебе желаю всего… чего тебе самому хочется, — сказала она почти беззвучно. И Джон с удивлением заметил слезы на ее глазах.
— Иди, иди, пожалуйста. Тебе ведь необходимо. Я… пожалуй, я в самом деле еще идиотски слаба после этого гриппа.
— До свиданья, дорогая.
Он на миг встал на колени у постели, чтобы быть ближе к Кэро.
— Ты не сердишься, не будешь огорчена из-за того, что я уехал? Ведь такой случай Бог знает когда еще может представиться снова. Если бы ты была серьезно больна…
— Да, тогда бы ты оказался в большом затруднении, не правда ли? — заметила Кэро без тени иронии. — Но, к счастью, я выздоравливаю, мой нежный жених! Так что отправляйтесь, желаю вам быть избранным и примите мое благословение!
Он смеясь простился с нею поцелуем и постоял еще минутку, вдевая цветок в петлицу.
