Татьяна Белая - Любви все возрасты покорны
В это время в кабинет вошел Попов с большим пакетом.
— Женя! Пойдем со мной, — сказал Шура, сжимая его предплечье железной хваткой, — сейчас тебя Оболенский опохмелит, мало не покажется.
— В чем дело, Александр? Ты что? — пытался сопротивляться мужик, но через пару минут влетел в кабинет Станислава Георгиевича, как из катапульты, с мощной подачи Шуры.
Стас сидел за столом, как изваяние, глядя тяжелым, жестким
взглядом.
— Ну, так расскажи мне Женя, как ты там вчера с моей женой развлекался, — начал он тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Желательно с подробностями, обожаю смачные подробности.
— С какой женой, Георгич? Не знаю я никакую твою жену. Да ты ведь холостой, всем известно.
— Анна Александровна, к вашему сведению, гражданская жена
Станислава Георгиевича, — жестко констатировал Шура, глядя на
того уничтожающим взглядом.
— Мужики, ну я же не знал! Болтанул лишнего. Вчера проигрался вдрызг, с бабой поругался, голова, с похмелья раскалывается, — мямлил Попов.
— Голова, говоришь, болит! — взревел своим басом на полную мощность Оболенский, выходя из-за стола. — Так я полечу, — добавил он, посылая мужика коротким, профессиональным ударом на пол.
— Стас, только не здесь, — подскочил к нему Шура, пытаясь оттеснить друга от лежащего на полу.
На разъяренный рык шефа в кабинет влетел Виктор, который был еще и охранником. Быстро защелкнув дверь, он вопросительно уставился на Оболенского.
— Все в порядке, Витя, — сказал Стас, возвращаясь за стол. — Подними этого хмыря и усади.
Виктор с трудом поднял Попова, усадил на стул. А, увидев, у того на скуле вмятины от костяшек Стаса, с удовлетворением заметил, что удар спецназа ни с чем не перепутаешь. Женя явно находился в состоянии нокдауна и водил по кабинету замутненным взглядом.
Связавшись по местному телефону с завхозом, Оболенский ровным голосом заявил, что господин Попов с завтрашнего дня освобождает, арендуемые им кабинеты и взглядом приказал Виктору вывести того вон. Оставшись вдвоем, Стас с Шурой принялись разыскивать Анну. Мобильник молчал, дома и на работе ее не было.
А в это время Аня сидела у Люсьены и рассказывала о том, что произошло в кабинете Оболенского утром. Перед ней стояла шкатулка со всеми подарками Стаса. В том числе с выключенным мобильником и ключами от квартиры Оболенского.
— Вот такие дела, Люся, — закончила она свое повествование. — Передай это ему, — добавила она, — может, пригодится расплатиться с кем-нибудь.
Люся ничего не могла понять.
— Но ведь вчера вечером он ждал тебя при полном параде, чтобы сделать предложение. — Даже нас выдворил, чтобы ему не мешали, — возмущалась она.
— Он меня даже не выслушал. Отхлестал словами и выпер.
Зазвонил телефон.
— Сиди, — махнула Люся рукой. — Сейчас по автоответчику услышим, кому я понадобилась.
— Люсьена, — раздался голос Стаса, — если Анна к тебе придет, задержи ее и сразу сообщи мне. Или, если позвонит, то узнай, где она и тоже сообщи.
— А зачем тебе это знать? — спросила Люся, поднимая трубку.
— Ты сам-то, случайно, мне не из психушки звонишь? Жених поганый! Она у меня уже была, вот принесла твои подношения, рассказала, как ты ее утром приласкал.
— Люся, она уже ушла? Ты не знаешь, где ее можно найти?
— взволнованно забасил Стас.
Анна жестом показала, что ее здесь нет.
— Стас, ты можешь мне объяснить, что у вас произошло?
— спросила Люся.
Передавая мобильник друг другу, мужики описали события сегодняшнего утра.
— Но я не понимаю, как ты мог в это поверить? — почти закричала Люся. — Ты, экстрасенс хренов!
— Люся, да у меня мозги закипели! — вскричал Стас, — этот хмырь даже поцеловал ее на глазах у меня.
— Какие мозги? У тебя, оказывается, и мозгов-то нет! Почему, ничего не выяснив, ты устроил женщине такой спектакль?
— Да я когда разобрался, этого мужика прямо в кабинете в нокдаун послал.
— Ах, когда разобрался! А вот Кнопочку свою, ты послал сразу в нокаут.
— Она плакала? — тихо поинтересовался Оболенский.
— А представь себе, что нет! Спокойна, как мамонтиха.
Анна в этот момент почувствовала, что у нее действительно потекли слезы, и вышла в ванную.
— Стаська! — быстро зашептала Люся, отключая громкую связь,
— Аня у меня, давай мухой сюда, я постараюсь ее задержать.
Когда Анна вернулась, та уже положила трубку.
— Анют, пойдем, дернем по рюмочке, — предложила Люся.
— Да в моем положении рюмочки маловато будет, — ответила Аня.
— Ну, тогда давай наклюкаемся в усмертяшечку и устроим им "последний день Помпеи", — рассмеялась она.
— Не буду я ему ничего устраивать, — грустно возразила Анна,
— пусть живет, как хочет и как может.
— Да он же рехнется без тебя! Ань! — воскликнула Люся.
— Не рехнется, не такое переживал. Пойду я домой, — как-то обреченно, но спокойно сказала Аня, взяла свою сумочку и направилась к двери.
— Ну, подожди, давай действительно маленько примем, — сказала Люсьена, отбирая у нее сумку. — Думаешь я не переживаю за вас? И за тебя, и за Стаса тоже, — добавила она.
Женщины прошли на кухню.
— Кстати, зря ты эту шкатулку принесла. Не возьмет он у тебя ничего, и вообще, что за глупость возвращать подарки даже, если вы расстанетесь.
— Люся, если бы мы нормально расстались, предположим, надоели бы друг другу и все. По-хорошему, без оскорблений, я бы этого делать не стала. Но, когда он мне заявил, что платил этими цацками за удовольствие, то пусть подавится, мне они не нужны.
Когда мужики с шумом ввалились в квартиру, Аня с Люсей мирно потягивали из рюмочек и вели тихую беседу.
— Нет, ты глянь, Стасон! Они тут винку пьянствуют, а мы с ума сходим. Наливайте и нам, мы тоже хотим! — возмущенно произнес Шура.
Стас присел возле Анюты на корточки и обнял ее за колени.
— Кнопочка, милая моя, я честное слово не знаю, что сказать, чтобы ты простила меня, — прошептал он.
— Все, что хотел ты уже сказал, — ответила Анна, совершенно спокойным голосом.
— Девочка моя… — начал Стас.
— А ты меня ни с кем не перепутал? — перебила его Аня, — помнится, с утра я была старухой.
— Ань, да мы старухами своих одноклассниц в школе называли, — возразил Стас.
— Одноклассниц — это нормально, а когда женщине под пятьдесят, такое обращение, мягко говоря, не любезно.
— Прости меня, Анюта! Ну, прости старого, глупого еврея, который голову потерял от ревности.
— А я тебя простила, Стаси, — ответила Аня, неожиданно распуская его косичку и запуская руки в густую шевелюру. — Я даже благодарна тебе за все хорошее, что у нас было, — продолжила она.
