Мейси Эйтс - Скованы страстью
Но дело даже не в том, что она по-прежнему остается невестой другого мужчины.
Дело в нем самом.
Если он забудется и заснет в ее объятиях, царившая в его сердце тьма сможет поглотить их обоих, он станет тянуться к ней, как умирающий, что из последних сил ползет к оазису, пока досуха не осушит ее душу и тело, ничего не дав взамен.
Отныне все его помыслы должны сосредоточиться на Альсабе, и любовь к женщине вновь станет непозволительной роскошью. Независимо от его желаний. Так почему же в нем начали просыпаться давно забытые чувства?
− Пока мы в пути… Ты можешь спать вместе со мной.
− Хорошо.
Развалившись на одеяле, Зафар задумчиво наблюдал, как обнаженная Анна выбирается из палатки. После первого раунда любви она так и не стала одеваться, не стесняясь своей наготы, словно действительно только что появилась на свет.
Чтобы жить лишь ради себя самой.
− Иди сюда, − велел Зафар.
Обернувшись, она тепло улыбнулась, и в ее глазах зажглось ответное желание. Если бы только это мгновение можно было растянуть на всю жизнь…
Но скоро их путь закончится, а вместе с ним закончится и эта странная связь. Он просто не вправе втоптать в грязь нежданный подарок судьбы.
− Зафар? − Опустившись рядом с ним на колени, Анна нагнулась и поцеловала его в губы. − Почему ты такой серьезный? − Еще один поцелуй.
− Это тебе только кажется. − Он легонько пробежался пальцами по нежной коже, глядя в ясные голубые глаза того же цвета, что и бесконечное небо Альсабы. Но в отличие от равнодушного неба в них читались забота и прощение, которых он не заслуживал. Она слишком красива, слишком сильна.
− Позволь мне тебе помочь.
Прижимая Анну к себе еще крепче, Зафар углубил поцелуй и осторожно усадил ее на себя верхом. Сейчас он хотел лишь эту женщину, а все остальное отошло на второй план. Годы борьбы и изгнания, ясная цель…
Наверное, именно поэтому он и хотел Анну так сильно, что, лишь держа ее в руках, мог забыть обо всех бесконечных лишениях и трудностях…
Нежные пальчики легонько поглаживали его грудь, и Зафар вновь сосредоточился на пухлых губах.
− Посчитай, habibti.
− Что?
− Помнишь, как ты считала, когда учила меня танцевать? Меня это все время отвлекало от вальса.
− Как скажешь, − слегка приподнимаясь, улыбнулась Анна.
− Ты готова?
− Для тебя я всегда готова.
Осторожно направляя, Зафар усадил ее на себя.
− Раз, два, три, − прерывисто засчитала Анна, крепко впиваясь ногтями в его плечи. − Раз, два…
− Как по-твоему, я достаточно умел, чтобы вести в этом танце? − улыбнулся Зафар.
− Ты был прав, − тяжело дыша, выдохнула Анна. − Меня действительно нужно раскультурить. Прямо сейчас.
Не заставляя себя упрашивать, Зафар зарычал и крепко ухватил ее за талию, резко поменял позицию так, что Анна снова оказалась снизу. Удерживая ее за бедра, он вонзался в нее в бешеном ритме. В его диких необузданных движениях не осталось ничего культурного и цивилизованного, одна лишь животная страсть и желание.
И именно это им сейчас и было нужно.
Им обоим.
Изгибаясь в его руках, Анна обхватила его бедра ногами, отвечая на каждый его выпад встречным движением, и совсем скоро они вместе дошли до предела, крепко сжимая друг друга в объятиях. Вокруг них по-прежнему лежала бескрайняя пустыня, но в эту секунду она отодвинулась куда-то далеко-далеко, уступая под натиском очищающих и перерождающих волн блаженства.
И не осталось ничего, кроме них самих.
Ничего, кроме Зафара. Ничего, кроме Анны.
Все еще сжимая ее в своих руках, он прислушивался к тяжелому дыханию и стуку женского сердца. Какая же она живая… Теплая и мягкая…
И если бы только не было всех прошлых лет, всей пролитой крови и ошибок, которые нельзя простить…
Но все это уже не важно.
Ничто не важно.
Кроме Анны.
Пахло серой.
Как и всегда, когда на земле разверзался его персональный ад. Выстрелы, дым, крики… И боль. Много-много боли.
Израненное лицо матери, напуганные глаза…
И глаза эти смотрели лишь на него одного. Скованный по рукам и ногам, Зафар с радостью поменялся бы с ней местами, но не мог даже по шевелиться. Его самого никто не бил и не истязал, но любые физические мучения стали бы сейчас облегчением. Что угодно, лишь бы не сидеть без движения и не смотреть, как зверски пытают родителей. И все из-за того, что он доверился Фатин…
Насквозь промокнув от пота, Зафар проснулся от собственного крика, схватив врага за горло. Потянувшись за ножом, он вдруг осознал, что полностью раздет, а ножа нет.
Ладно, это не так уж и важно. Сейчас он способен придушить врага и голыми руками.
Но стоило ему разглядеть в темноте светлые волосы, как он сразу же окончательно проснулся, понимая, где и с кем находится.
Проклятье, он все-таки заснул! Рядом с Анной.
− Анна. − Стоило ему только разжать пальцы, как она сразу же отстранилась, а он не посмел к ней притронуться. У него больше нет права к ней прикасаться. − Извини. Извини, я бы никогда специально не причинил тебе боли.
Она вся дрожала, и Зафар, не выдержав, отвел взгляд.
Он не хотел видеть выражение ее глаз, теперь, когда он наконец-то показал ей свою истинную натуру.
− Я знаю, − выдохнула она.
Набравшись смелости, Зафар потянулся за фонарем.
По ее щекам катились слезы, но она даже не пыталась их вытереть.
− Анна… Именно поэтому я всегда и сплю один. Именно поэтому…
− Что ты видишь?
− Нет. − Он покачал головой. − Не спрашивай, не старайся мне помочь.
− Но как ты можешь жить со всем этим ужасом и болью? − Она попыталась к нему прикоснуться, но Зафар резко отпрянул.
− Потому что я сам во всем виноват и обязан до конца нести свою ношу.
− Расскажи мне.
− Нет. Я и так причинил тебе слишком много боли.
− Зафар, пожалуйста, позволь мне тебе помочь.
− Да ты и так уже почти все знаешь. Из-за того что я не думая рассказал все Фатин, родителей схватили. Но убили их не сразу, а долго истязали и мучили. Сперва мать, потом отца… Меня заковали в цепи и заставили смотреть, как лучший из людей ломается и превращается в жалкий обрубок плоти… Просто чтобы показать свою власть и силу. Но я не мог ни пошевелиться, ни закричать, и мне оставалось лишь плакать, сознавая, что все это происходит по моей вине. Понимаешь, я уже считал себя взрослым мужчиной, а оказалось, что я всего лишь ребенок, по собственной глупости растоптавший все лучшее, что было в моей жизни. − Он судорожно сглотнул. − Я молил о смерти, но меня они не убили. Я весь день лежал связанный рядом с кровавыми останками родителей, а утром меня нашел дядя. Наша армия все же поборола врагов, но для папы с мамой было уже слишком поздно. И когда дядя спросил, что случилось, я во всем признался. И он изгнал меня. Разумеется, не он возглавлял восстание, не тем он был человеком, но, увидев перед собой легкий путь к власти, он просто не смог удержаться. Он сказал, что обязательно пойдут слухи и мне лучше покинуть город. Он сказал, что я должен оставить дворец и что мне все равно никогда уже не стать королем. И я поверил и бежал, сколько было сил, пока не свалился от усталости и жажды. Но даже тогда мне не была дарована смерть.
