Кэтрин Блэр - Битва за любовь
Потом два дня прошли тихо. Кэтрин осторожно попробовала, в каком состоянии у нее мускулы на спине, поплавав в бассейне, и убедилась, что спина почти не болит. Она немного поучила Тимоти плавать. Но он не любил бассейн, потому что не мог достать ножками до дна, хотя ему очень нравилось колесить на велосипеде по его широкому мраморному окаймлению.
Они вернулись домой, приняли душ и переоделись. Тимоти — в короткие шорты, какие носят французские мальчики, и белую рубашку, Кэтрин — в розовое платье без рукавов. Они спустились в патио посидеть перед ленчем. Оказалось, что Леон и Филипп сидят там в тени за столиком с напитками. Филипп поклонился и придвинул стул для нее.
Обращаясь к Тимоти, он спросил:
— Чем занимался утром, мой маленький? Набегался?
— Я плавал.
— Ты любишь плавать?
— Мне нравится в воде. Можно мне лимонаду?
— А почему ты боишься плавать? — спросил Леон. — Твоя мама плавает, она тебе не даст утонуть.
На лице Тимоти появилось испуганное выражение.
— Можно мне лимонаду, деда, пожалуйста?
— Почему ты боишься плавать?
— Он не боится, — быстро сказала Кэтрин. — Он просто еще не понял как. Тимоти, иди в кухню и попроси у Луизы лимонаду. И там поешь.
— Но почему бы ему не остаться с нами хоть раз? Вы можете еще ненадолго остаться с нами, Филипп?
Филипп подумал, пожал плечами и ответил:
— Если вы скажете Антуану, чтобы он позвонил мне домой. Чтобы меня можно было найти в случае необходимости.
Он наполнил бокал для Кэтрин и протянул его, не глядя на нее, продолжая говорить с Леоном:
— Ребенку, конечно, лучше есть на кухне. Я бы его туда отпустил.
— Мне это не нравится — вся эта еда на кухне. — Пронзительный взгляд голубых глаз снова остановился на круглом личике и светлых кудряшках. — Хочешь поехать со мной днем, Тим?
Детские красные губки разомкнулись, он сглотнул:
— Ну, я… мне сначала надо отдохнуть… а потом… ну…
— Ты не хочешь ехать со мной?
— Хочу, но…
— Уходи, — коротко сказал Леон. — Иди на кухню завтракать.
Кэтрин привстала, и инстинктивно ее рука скользнула по головке Тимоти и легла ему на плечи.
— Я пойду с ним.
— Он сам знает дорогу, — сказал Леон. — Сядьте, Кэтрин.
Но она встала, взяла Тимоти за руку и пошла с ним в дом. Мальчик жадно напился лимонаду, потом, надув мокрые губы, спросил:
— Мне нужно ехать с дедой днем? Я не хочу.
— Не беспокойся. Я с ним поговорю. Сейчас Луиза даст тебе поесть и отведет наверх. Все будет в порядке, милый. Я потом приду к тебе.
Она быстро поцеловала его в лобик, успокаивающе похлопала и вернулась назад. Села, откинувшись, в кресло, взяв бокал, перевела глаза на Леона. Но прежде чем она успела что-то сказать, заговорил он:
— Не надо, я все это слышал уже тысячу раз! Вот что вам нужно запомнить, моя прекрасная леди: когда я приказываю, я ожидаю, чтобы мне повиновались. Этот ребенок никогда не станет взрослым, если вы собираетесь сглаживать для него все острые углы. Боится лошадей, боится плавать! Он капризен и труслив, как девчонка!
— Он уже меняется, — ответила она, — и пока нельзя ожидать сразу большего. Мне вы можете говорить все, что хотите, но не разговаривайте так с Тимоти. Потому ему и не хочется уезжать с вами — потому что вы требуете от него гораздо больше, чем он может сейчас делать.
— Когда он со мной, я обращаю на него очень мало внимания. Думаете, я хочу, чтобы люди заметили, что мой внук — мой внук! — пугается всего нового, что он видит? Каждый раз я надеюсь, что он будет вести себя, как подобает мальчику, но не тут-то было. Я пришел к заключению, что придется выбивать из него эту боязливость.
— Друг мой, — ровно произнес Филипп, — перед вами обычный чувствительный ребенок, а не звереныш.
— В его возрасте я был зверенышем.
— Но мальчик не такой, как вы. Он больше похож на свою мать.
— Я что-то не замечал, чтобы она пугалась.
— Она старше, у нее выработалась система защиты. И не думайте, что она такая же храбрая, как вы; физическая и интеллектуальная сила необходима такому мужчине, как вы. У женщин другая сила — она в их характере.
— Она упряма, — сказал Леон. — Глядя на нее, никогда этого не подумаешь, но у нее упрямство и напор мула. Вы скажете, что она очень хрупкая, и ошибетесь тысячу раз! В том, что касается ребенка, у нее свои невообразимые принципы и железная воля.
— Видел, — сухо сказал Филипп.
— Пожалуйста, перестаньте обсуждать меня, как будто меня здесь нет! — воскликнула Кэтрин. — Куда вы хотели поехать с Тимоти сегодня днем, Леон?
— Я сам не собирался ехать. Он должен был поехать вместе с Люси и ее приятелями на юношеские соревнования по боксу. Но забудем это, — с яростью сказал он. — А то у него, наверное, будут ночные кошмары после этого. Валяйте, водите с ним хороводы вокруг розочек, собирайте ракушечки у моря, пичкайте его мороженым и телевизором! Но я вам вот что скажу, — он наклонился вперед, стуча пальцем по столу, — я все равно сделаю из него мужчину! Пусть даже придется запирать вас на ключ на это время!
— Ну хорошо, Леон, все понятно. Подумайте о своем кровяном давлении, — прервал его Филипп.
К счастью, как раз подкатили тележку с ленчем, и всем им пришлось пересесть к накрытому рядом столу. Пока по тарелкам разливали холодное консоме и придвигали холодные мясные закуски и салат, Леон успокоился. Но, несмотря на упорно сохраняемую ею полную внешнюю безмятежность, Кэтрин было не по себе, и не только из-за того, что впервые за десять-двенадцать дней Леона так прорвало и он наконец высказал возмущение ее методами воспитания сына.
Филипп вставлял уместные замечания, помогал всем обходить острые углы в разговоре, незаметно, но настойчиво увлек Леона в обсуждение новых мотивов в китайском искусстве. Но в его отношении к Кэтрин сквозило какое-то холодное равнодушие.
Завтрак кончился. Они пересели к другому столу. Кэтрин налила всем кофе, взяла предложенную ей сигарету.
— Значит, вы побывали в казино, — начал Филипп. — И как вам все это показалось?
— Захватывающим и необычным.
— Вы играли?
— Я — нет, а Майкл играл. Он думал, что я принесу ему удачу, но ничего не вышло.
— Не огорчайтесь из-за этого. Есть суеверие, что женщина, приносящая удачу за игорным столом, сама проигрывает. Дин хороший компаньон в таких местах, нет?
— С ним весело.
Как будто они разговаривают через стеклянную преграду. Филипп так умел сохранять этот барьер между собой и всеми женщинами… кроме Марсель Латур, несомненно. Кэтрин чувствовала, что больше не может выносить эту атмосферу.
