Вирджиния Эндрюс - Шепот в ночи
– Но я думала тебе придется пересдать те предметы, которые ты провалила в этом году.
Она резко повернулась.
– Знаешь, ты как старая дева… все пилишь и пилишь. Когда мне было шестнадцать, я уже потеряла свою невинность. – Она захохотала, увидев выражение моего лица. – Ты уже прочитала ту главу? Не так ли? – спросила она. – Все в порядке, храни свои маленькие секреты, – горько сказала она, – у всех в этой семье они есть. И уж, конечно, были у твоей матери.
– Не смей говорить что-либо отвратительное о моей маме, – резко ответила я. Она снова качнулась и покачала головой.
– Кончилось время, когда ты жила как Алиса в стране Чудес. Твои папа и мама выросли, живя в одной комнате, пока ей не исполнилось шестнадцать, а затем она влюбилась в Филипа, не зная, что он ей брат. Как ты думаешь, чем они занимались на свиданиях, в игрушки играли? Конечно, он все это будет держать в секрете, но я никому из них не позволю указывать мне, что делать. Все они не лучше меня.
– Это неправда, это неправда то, что ты говоришь о моей маме и дяде Филипе! – воскликнула я. Она пожала плечами.
– Спроси его как-нибудь, – сказала она. – И когда это случится, спроси заодно о том, как он «случайно» заходил ко мне в комнату, когда я переодевалась, и говорил, что ищет Дон или Джимми.
Достаточно одного взгляда на его жену, Кристи, и ты поймешь, почему он заглядывается на кого-то еще.
– Это ужасно, тетя Ферн. Я знаю, что ты снова напилась и только поэтому говоришь все эти гадости, но это тебя не оправдывает. Я не хочу ничего больше слышать, – заявила я. Она засмеялась.
– Не хочешь? – Она подошла ко мне, и ее лицо перекосило злобное подобие улыбки. – Ты не хочешь узнать, как Дон и Джимми, думая, что они брат и сестра, спали, причем в одном белье, рядом друг с другом.
– Прекрати! – закричала я, затыкая уши.
– Ты не хочешь услышать, как твою маму целовал в губы дядя Филип, как она упала в обморок, когда самый красивый мальчик старших классов поцеловал ее в шею?
– Прекрати!
Я бросилась в ванную комнату и захлопнула за собой дверь. Там я обхватила себя руками и, упав на пол, зашлась в рыданиях. Я услышала, как она засмеялась, и затем подошла к двери.
– Хорошо, принцесса Кристи, я оставляю тебя в твоей стране Чудес. Мне тебя жаль. Они всегда баловали тебя и благоволили к тебе. Кристи – то, Кристи – се. Ты была самая замечательная и талантливая девочка, а я была камнем на шее, приносящая одни неприятности. Теперь ты одна, так же, как и я когда-то. Посмотрим, как это тебе понравится, – проговорила она. Я услышала ее шаги, когда она уходила из моей комнаты.
Некоторое время я просто лежала на полу и плакала. Какой мерзкой и невыносимой она может быть, думала я. Папа хотел помочь ей стать счастливой, и мама так старалась полюбить ее и быть ей ближе. Я была рада, что она уезжает, и надеялась, что она больше не вернется.
Я медленно поднялась и умылась. Я думала, что не смогу заснуть еще несколько часов, но, как только моя голова коснулась подушки, эмоциональное истощение дало о себе знать и не отпустило, пока печальный серый свет раннего утра, утра с проносящимися по небу рассерженными облаками, похожими на караван верблюдов, пока этот свет не просочился сквозь занавески и не разбудил меня. Я посмотрела прямо перед собой. Мое черное платье, лежащее на стуле, напомнило мне о том, что произошло вчера, и о том, что все это не ночной кошмар, а реальные ужасные события.
Но прежде чем мои глаза снова наполнились слезами, слабый звук чьего-то вздоха заставил меня оглянуться, и я была изумлена, обнаружив дядю Филипа. Он поставил стул с другой стороны моей кровати и сидел, тоскливо глядя на меня. Его волосы были всклочены, а рубашка расстегнута. Ни галстука, ни пиджака на нем не было. Он показался мне бледным и усталым.
– Дядя Филип! – закричала я, вцепившись в одеяло. Кое-что из тех гадких вещей, рассказанных тетей Ферн, подобно плесени на стенах осело в моей памяти. – Что ты здесь делаешь?
Я не представляла, сколько времени он сидел здесь и смотрел на меня, пока я спала.
Он еще раз вздохнул, на этот раз громче и протяжнее.
– Я не смог заснуть, – начал объяснять он, – и я беспокоился о тебе, поэтому и зашел, чтобы проведать тебя, решил, что мне может удастся заснуть здесь. Я спал почти все это время, – заключил он, но мне казалось, что он выглядит как человек, не спавший всю ночь.
– Со мной все в порядке, дядя Филип, – сказала я, все еще смущенная его взглядом и поступком.
– Нет, нет, я хорошо тебя знаю. Я знаю, какая ты хрупкая и чувствительная и отчего ты страдаешь, – произнес он, приблизившись. Взгляд его глаз потеплел, встретившись с моим. – Тебе нужно больше нежности, любви и заботы. Я хочу дать тебе все это, сделать все, что в моих силах.
Он мягко улыбнулся, в его глазах была бездна нежности. Дядя Филип наклонился и поцеловал меня в лоб.
– Бедная, бедная Кристи, – проговорил он, поглаживая меня по волосам.
Я расслабилась.
– Все в порядке, дядя Филип. Иди к себе и поспи. Я в порядке, – уверяла его я. Но он продолжал улыбаться, любовно поглаживая мои волосы.
– Дорогая, дорогая Кристи. Любимая Кристи, дочка Дон. Я помню тот день, когда она принесла тебя назад в отель. Я говорил ей, чтобы она не беспокоилась о том, что твой настоящий отец предал ее. Я всегда буду отцом и для тебя. Так и будет. Да, – пообещал он.
– Хорошо, дядя Филип, спасибо. – Я быстро села и отстранилась от него. – Теперь я в порядке. Я сейчас собираюсь встать, принять душ, одеться и разбудить Джефферсона. В это время он обычно бывает уже здесь, – добавила я. Дядя Филип кивнул. Затем он откинулся назад, глубоко вздохнул, закрыв глаза и оперевшись ладонями на колени, встал. С поникшими плечами он направился к выходу, но остановился у самых дверей.
– Я тоже приму душ и переоденусь, – сказал он. – И мы сможем позавтракать вместе… как одна семья.
Как только он вышел, я встала и прошла в ванную комнату. Я стояла под горячим душем так долго, как только могла, как будто так можно было смыть со своего тела все это горе и печаль. Я быстро оделась и пошла посмотреть, не проснулся ли Джефферсон. Миссис Бостон была уже там и помогала ему одеться. Джефферсон причесывался в ванной.
– О, доброе утро, миссис Бостон, – проговорила я.
– Доброе утро, дорогая. Я пришла взглянуть на твоего братца, – сообщила она мне, – но он уже проснулся и собирался встать и одеться. Он теперь и в самом деле большой, – добавила она больше для него, чем для меня.
– Да, он уже большой. Вам не нужно больше им заниматься, а также готовить завтрак для каждого, миссис Бостон, – сказала я. Она не была членом нашей семьи, но восприняла смерть моих родителей так, будто была одной из нас.
