Тереза Маммерт - Этот прекрасный сон
– Джош, мне пришлось это сделать. Я не готова стать матерью.
Я кивнул и, сцепив руки за головой, протяжно выдохнул. Сказать хотелось многое: я не понимал, почему Брук повела себя так, почему не дождалась моего ответа, чтобы все со мной обсудить. Но я не сердился. Мы оба очень перепугались, и теперь я не понимал, что чувствую. Так или иначе, она сделала выбор, и ничего уже нельзя было изменить.
Брук бросилась в объятия к Дэниелу. К Дэниелу, не ко мне. А я стоял и беспомощно смотрел. Он заранее позаботился о том, чтобы она стала искать утешения именно у него, и теперь я чувствовал себя ненужным свидетелем семейной сцены. Пожалуй, я действительно не имел права им мешать. После того как я переспал с Брук, Дэниел признался мне, что влюблен в нее со школы. А когда я сказал ему про ребенка, пошел к ней и пообещал быть рядом вне зависимости от моего решения.
Накануне вечером она плакала, и этот звук до сих пор стоял у меня в ушах. Брук заявила, что не знает меня, не доверяет мне и что, пока она сидит дома, беспокоясь о будущем, я занимаюсь копанием в собственных чувствах. Это было правдой, и я не упрекал ее за то, что она сказала это вслух.
У Брук подогнулись колени. Дэниел подхватил ее и стал гладить по голове. Он смотрел на меня, как на непрошеного гостя.
– Брук, мне уйти? – спросил я.
Она повернула голову, не отрывая щеки от плеча Дэниела, и, посмотрев на меня, всхлипнула:
– Ты свободен, Джош. Мы оба свободны.
* * *Раздвижные двери со свистом открылись, и я быстро поднял глаза: из здания, весело улыбаясь Куинну, выскользнула Деб. Все это время я так крепко сжимал пакетик с едой, что костяшки заболели. Посмотрев на руку, я подумал: «Слава богу, это простой бумажный мешок, а не то, что до сих пор является мне в черно-белых снах».
– Все нормально, старик? – спросил Куинн, встав возле заднего бампера машины.
– Да. – Я снова переключил внимание на Деб: – Где Эйвери?
– Разговаривает с доктором Розенбергом.
Мои ноги сами собой понесли меня через парковку, но, как только я приблизился ко входу, двери распахнулись, и Эйвери, смеясь, вышла мне навстречу. Оглянувшись через плечо, она посмотрела на доктора, который шагал за ней. Его рука касалась ее поясницы, но она либо не замечала этого, либо не возражала.
Увидав меня, Розенберг улыбнулся так, будто поздравил себя с победой. Кровь во мне закипела, и я с огромным трудом сдержался, чтобы не сделать неверного шага, после которого невозможно было бы остановиться. Они разошлись: док Роз направился к своей машине, а Эйвери – ко мне.
– Вот и я, – прошептала она и, привстав на цыпочки, чмокнула меня в губы.
Я понадеялся, что она сделала это специально, чтобы всем показать, кто ей просто друг, а кто не просто. Моя злоба немного улеглась, я обнял Эйвери и, приподняв от земли, поцеловал крепче. Когда я ее опустил, она зарделась. Я усмехнулся.
– Как это понимать? – спросила она.
Я пожал плечами, взглянув поверх ее головы на Розенберга. Он дернул дверцу своей машины и плюхнулся в салон, явно раздраженный. Вот урод!
– Что это? – Я взглянул на книгу, которую Эйвери сжимала в руках.
– Ах, это Роз дал мне почитать.
– Правда? – Я взял у нее книгу и перевернул, чтобы прочесть аннотацию на задней стороне обложки. Что ж это за хрень? – Хм… Интересно. Можно, я первый прочту?
– Ты? – Эйвери с подозрением вздернула бровь.
– Думаешь, я свинья безграмотная?
– Нет, просто боюсь, что ты собрался бодаться с доктором.
– Проголодалась? – спросил я.
Эйвери скривила губки, будто решая, стоит ли позволить мне соскочить с неприятной темы или лучше меня дожать. Наконец она кивнула, тряхнув конским хвостиком:
– Умираю от голода.
– Аппетит у тебя просто умопомрачительный!
– Я говорила тебе, что меня заводит, когда ты употребляешь такие длинные слова?
– Кроме слов, я иногда употребляю еще кое-что длинное, – сказал я, передавая ей пакет с едой.
* * *Долгая смена наконец-то закончилась. Я потянулся со стоном. Не терпелось скорее увидеть Эйвери. Но сначала надо было кое-что уладить. Я бросил взгляд на книгу, уже две недели торчавшую из моего бардачка. Пришла пора вернуть ее доктору Розенбергу. Засранец всеми правдами и неправдами старался подползти к Эйвери поближе, и я уже не мог это молча терпеть. Когда он подошел к ней сзади и схватил за бедра, мне пришлось мобилизовать всю силу воли, чтобы не выкинуть его из комнаты.
В тот раз я сдержался: не хотелось одновременно потерять и работу, и Эйвери. Но если док Роз хотел игры без правил, я готов был принять вызов. Я включил радио и, барабаня пальцами по рулю, поехал по трассе I-95 в северном направлении – к Алапокусу.
Определенного плана я себе не составил. Просто доктору тоже было что терять, и если он об этом забыл, то я собирался напомнить. Несколько недель назад он перестал таскаться за Эйвери и теперь только наслаждался пересудами, которые вызвал. Я всю жизнь имел дело с такими высокомерными паразитами, как он, и готов был поклясться, что не позволю ему разрушить мои отношения с любимой девушкой.
Остановившись на обочине и выключив двигатель, я окинул взглядом жилище доктора: это оказалось кирпичное строение в шейкерском стиле[7] – обыкновенный пенсильванский загородный дом. Я представлял себе, что Роз живет в викторианском особняке, как те, которые стоят в центре Геттисберга, но, к своему удивлению, увидел нечто гораздо более скромное.
На втором этаже мигнул свет, и я успел заметить в окне силуэт. Весь первый этаж был освещен так, будто в доме вечеринка. Я бы этому порадовался: хотелось навтыкать Розенбергу на глазах у его же богатеньких друзей. «Неслабые у тебя, наверное, счета за электричество», – буркнул я себе под нос и, выйдя из машины, зашагал по широченной подъездной аллее к небольшим воротам. Постучал. Осмотрелся: солнце уже опустилось за крыши домов и в поселке стемнело. Теперь мой визит выглядел еще более зловеще.
Мне открыла женщина в тонком голубом свитере.
– Чем я могу вам помочь? – улыбнулась она, с любопытством глядя на меня.
За ее спиной послышалось жужжание чего-то электрического: на газон выехала девочка-подросток в красном инвалидном кресле. Женщина подвинулась, заслоняя ее от меня.
– Вы заблудились?
Я с усилием сглотнул, уже пожалев, что приехал.
– Пиццу привезли? – Это был глубокий голос Розенберга.
Доктор вышел к воротам и стал рыться в кошельке. Когда он наконец на меня посмотрел, усталость в его глазах сменилась тревогой. Увидев во взгляде соперника испуг, я тут же отбросил сомнения: ублюдок действительно был виноват.
