Марат. Любить вопреки - Екатерина Аверина
Аврора улыбается, а ее водитель уже активно маякует, что мне пора сваливать. Я расцепляю ее пальчики, впившиеся в рукава моей мокрой куртки, разворачиваю и слегка подталкиваю в сторону ворот. Сам ухожу в деревья и вдоль забора двигаюсь к перекрестку. Мужчина, что подвозил меня, так и стоит здесь, только перепарковался.
Сажусь в теплый салон. Сердце опять грохочет и самому, откровенно говоря, хочется плакать от отчаяния. Подношу к лицу ладони и вдыхаю оставшийся на них запах своей девочки. Мне вообще насрать, что сейчас обо мне подумают. Это мое лекарство.
— Теперь то в больницу? — смеется водила.
— Домой. Только давай я все же сам.
— Сиди. Адрес только надиктуй.
Он довозит меня по навигатору прямо до подъезда. Пытаюсь хоть денег ему перевести. Не берет. Оставляет свой номер телефона и берет мой, просто на всякий случай. Жму его горячую ладонь и раз в пятый уже искреннее благодарю.
— Береги себя. И девочку свою береги, — бросает мне на прощание и уезжает.
Захожу в подъезд, на автомате преодолеваю лестницу и стучу в дверь. На поиски ключей сил не осталось. Мать не открывает. Стучу еще раз и наконец из квартиры слышатся шаги. Щелкает замок. Я вваливаюсь в прихожую, оттесняя маму своей массой. Трезвая вроде. Вот и славно.
Снимаю обувь и плетусь в свою комнату, где-то по дороге роняя на пол куртку.
— Что случилось, сынок? — мать идет за мной.
— Потом, — морщась от боли, ложусь на кровать разбитым лицом в подушку. — Не трогай меня пока. Устал.
В тепле веки быстро тяжелеют. Вся жесть последних суток махом наваливается на меня и придавливает к кровати. Мама садится рядом, касается волос и медленно гладит по голове, как маленького. Позволяю себе отдаться этому ощущению в надежде хоть немного расслабиться и поспать.
Глава 21. Нет выбора
Глава 21. Нет выбора
Аврора
С самого утра со двора доносятся крики. Я не спала, поэтому услышала их без труда. Мне казалось, если не засыпать, рассвет настанет еще не скоро, но вот он уже осветил прозрачное зимнее небо, а вместе с поднимающимся над городом солнцем ко мне вдруг пришло осознание — я повзрослела. Еще пару дней назад была восемнадцатилетней девчонкой, а сегодня все изменилось.
Раздраженно выдохнув, наступаю босыми ступнями на теплый пол, укутываюсь в одеяло, и волоча его край за собой иду к окну, чтобы посмотреть, что же там происходит.
Отец на повышенных тонах говорит с моим личным водителем и двумя охранниками, дежурившими вчера у ворот. Я просто смотрю, как они ругаются. Мне пусто и холодно. Хочется прижаться к боку Марата и слушать, как он дышит. Вдыхать горьковатый запах сигарет с его пальцев. Просто чувствовать его, но этого не случится. Нам не позволят.
У меня теперь есть его частичка.
Опускаю взгляд, кладу ладошку на живот, медленно поглаживаю и роняю слезы на собственные руки.
— Я ни секунды не жалею, что ты у меня есть, — шепчу малышу. — Знаешь, твой папа, он замечательный. В моем мире нет таких мужчин. Они либо бесчувственные снобы, либо жестокие ублюдки как твой дед. Я бы не хотела, чтобы ты рос в таком мире среди таких людей. Я хочу, чтобы ты крутил гайки, сидя у мотоцикла. Чтобы не боялся испачкать одежду маслом или бензином. Чтобы влюблялся и это было твое чувство и твое решение. Я обещаю, что поддержу его. Поддержу тебя. Твоего папу у меня забрали. Мне без него очень одиноко. Ты помогаешь, малыш, — рисую пальчиками по животу и продолжаю хрипло говорить, даже не пытаясь стереть с лица бесконечные слезы. — Я надеюсь, что мы его еще увидим. Ты родишься, твой отец возьмёт тебя на руки и будет счастливо улыбаться. И твой дед растает, увидев тебя. И бабушка перестанет быть снежной королевой. Ты только не бросай меня, а я постараюсь тебя сберечь. Я уже очень люблю тебя, мой маленький. Сильнее всего на свете. Ты — теперь единственное, ради чего мне имеет смысл жить.
— Собирайся, — раздаётся у меня за спиной.
— Я не дам тебе убить моего ребенка, — разворачиваюсь и смотрю в глаза отцу. — Ты уже вырвал мне сердце, забрав у меня Марата. Если намерен лишить меня еще и ребёнка, лучше сразу убей. Тебе ведь не привыкать.
Отец вздрагивает от моих слов. Я впервые говорю с ним так. Не радуюсь очередным граммам внимания раз в несколько месяцев, не стараюсь выпросить немного отцовской любви и тепла. У меня все дрожит внутри, но я не покажу ему этого.
Он быстро скидывает с себя удивление и продолжает командовать:
— У тебя пятнадцать минут на сборы, Аврора. Говорить будем после посещения клиники. И не задерживайся. Я ночью вылетаю в Сургут. Мы должны все успеть.
Отец уходит, оставив дверь открытой. Захлопываю ее сама. Получается немного громче, чем того требуют приличия. Сажусь на свою кровать, плотнее кутаясь в одеяло. Никакой больницы! Мой ребенок будет жить!
Дверь снова распахивается. Входит недовольная, но гордая мать.
— Посмотри, во что ты превратилась!
— Во что? — спрашиваю равнодушно.
— В такое же отребье, как твой нищий, вонючий мужлан!
— А мне нравится быть просто живой, — пожимаю плечами. — Если ты пришла уговаривать меня поехать в больницу, не утруждайся. Я никуда не поеду и не дам вам навредить своему сыну.
— Сыну? — фыркает мать, едва ли не позеленев от презрения.
— Мне кажется, будет мальчик. Он обязательно будет похож на своего отца. Всем вам на зло. И у него уже есть имя, — болтаю ногами, разглядывая собственные пальцы.
Не хочу смотреть на мать. Ни на кого не хочу. Пусть просто все уйдут, исчезнут и дадут мне спокойно поплакать.
— Прекрати! — мать раздраженно повышает голос. — Ты знаешь, кто принимает решение! Сейчас же собирайся!
— Нет. И мне восемнадцать. Я имею право решать сама.
К нам поднимается отец. Он успел переодеться и
