Марат. Любить вопреки - Екатерина Аверина
— Я бы попросил вас сбавить тон. В мой адрес вы можете говорить что угодно, но с ней не стоит так разговаривать.
На мою реплику у матери Авроры совсем не эстетично приоткрывается рот. Ну сорри. Я свое защищаю как могу. И вежливо, между прочим.
На лестнице, ведущей на второй этаж, появляется мужчина в черных брюках, серой рубашке с небрежно расстегнутой верхней пуговицей и закатанными до локтя рукавами. От его взгляда по позвоночнику пробегается неприятный холод и тут же исчезает, потому у меня за спиной за мою куртку пальчиками цепляется Аврора, и я чувствую, как ей страшно.
— Кто такой? — мужчина спускается к нам и подходит ближе, тоже рассматривая меня с ног до головы.
— Марат, — представляюсь я. — Нам бы поговорить. Если можно, без присутствия женщин.
— Нет, — слышу шепот за своей спиной.
— Аврора, в свою комнату, — приказывает ей отец. — И не сметь выходить оттуда, пока я не позову.
— Папа, пожалуйста, — она выглядывает из-за меня.
Одного его взгляда оказывается достаточно, чтобы дочь подчинилась. Я не возражаю. Не надо ей слышать мужской разговор. Он явно будет происходить на повышенных тонах.
Меня же приглашают следовать за хозяином дома. К нам присоединяются два похожих друг на друга шкафа килограмм по сто двадцать каждый. Проходим в кабинет, а мебель остается за дверью.
— У тебя три секунды, — разворачивается ко мне отец Авроры, — чтобы объяснить мне, что ты делаешь рядом с моей дочерью.
— Люблю, — выбираю самое подходящее слово.
— Любишь? — хрипло смеется он. — Мальчик, ты ничего не перепутал? Или тебе наскучили дешевые девки из твоего мира, ты решил влезть в мой?! — он идет к сейфу, набирает код и вновь поворачивается ко мне уже со стволом в руке. Демонстративно передергивает затвор и кладет оружие на стол так, чтобы я его видел.
— Я действительно люблю вашу дочь, — смотрю ему в глаза. Мужик удивляется, но делает вид, что это не так. — Мы встречаемся чуть больше двух месяцев и уверяю вас, это серьезно.
Он нервно дергает рукой и снова берет в руки пистолет. Медленно идет ко мне, играя желваками.
— Если ты сейчас скажешь мне, что засунул в нее свой член, я отстрелю тебе яйца и ты сдохнешь прямо на этом полу, который стоит дороже, чем вся твоя жизнь. Продолжим беседу? — он взводит курок и направляет оружие мне в пах.
Надо, наверное, дернуться или прикрыться, но мои инстинкты умерли. Я думаю лишь об Авроре, о своем ребенке и о том, что должен стоять до конца, чтобы сейчас не происходило.
— Ваша дочь беременна от меня, и я намерен стать хорошим отцом для этого ребенка, — сообщаю главную новость, все также глядя ему в глаза. Его рука дергается. Кадык ходит ходуном, а глаза становятся практически черными.
А я стою. Стою, блядь! И буду лгать, если скажу, что не страшно видеть, как ствол медленно двигается от моего паха к моему лицу и замирает в районе лба. Отец Авроры делает шаг ко мне и вдавливает дуло пистолета мне в кожу.
— Повтори! — хрипит он. — Повтори, выродок, что ты сейчас сказал!
— Я люблю вашу дочь, нашего с ней будущего ребенка и готов взять ответственность за них на себя. Опустите оружие. Она вас за это не простит.
Удар кулака в солнечное сплетение вышибает из меня весь воздух.
— Ты!!! — ревет ее отец, тыкая в меня пистолетом. — Ты посмел прикасаться к ней! Тварь! Ты сломал ей жизнь! Ты влез в мою карьеру своим поганым членом! Этого ребенка не будет! Не будет, слышишь меня?! И ты будешь смотреть, как ей делают аборт! Ты будешь смотреть, как убивают твоего выродка! А потом я убью тебя. Аврора простит, поверь. У меня есть хорошие психологи. Они ей помогут. Она имени твоего не вспомнит!
— Нет! — делаю шаг к нему, сжав кулаки.
— Что? Ты, блядь, еще возражать мне вздумал? — усмехается он. — Ты еще не понял, куда попал? Я здесь решаю! Я! Сюда идите! — рявкает он мне за спину и в кабинет входят те самые амбалы. — Объясните мальчику, кто здесь главный, а я посмотрю.
Он вальяжно усаживается в кожаное кресло с высокой спинкой, а я получаю первый удар под колено и сразу теряю равновесие. Только сдаваться никто не собирается! Я обещал Авроре бороться за нее и, если это надо делать так, пусть будет так.
Перекатываюсь по полу и ухватив одного амбала за ногу, резко дергаю на себя. Не ожидая такой наглости, он теряет равновесие и громко падает. Правда на одно колено, но это тоже больно при таком весе. Мне хватает, чтобы подняться на ноги. Уроды не нападают вдвоем. Они хотят сделать меня красиво.
Не знаю, есть ли шансы, но я кидаюсь на второго, попадая ему кулаком под подбородок. Чел теряется на мгновение. Меня дергают за шкирку сзади и кидают на стену. Серия тяжелых ударов кулаками в живот как по боксерской груше сгибает меня пополам. Я знаю, что будет дальше и несмотря на то, что мне пиздец как больно и глаза слезятся от кашля, успеваю увернуться от удара коленом в лицо.
— Ты смотри какой прыткий, — слышу насмешку отца Авроры. — Может и правда любит.
Люблю. Я очень ее люблю!
Второй приходит в себя, но пока не вмешивается. У нас потасовка с первым. Ну как потасовка. Я прикрываю голову и другие жизненноважные органы от ударов и просто жду, когда у него сдохнет дыхалка.
Все тело уже болит. В других обстоятельствах я бы уже лежал и меня добивали, но ради девочки с серыми глазами я еще немножко продержусь.
Первый выдыхается, я совсем не солидарно бью его кулаком в пах и тут же ловлю удар ногой в голову от его друга.
Фатально открылся.
В глазах темнеет. В ушах звенит. Падаю на этот чертов дорогой пол и получаю еще один удар. В этот раз тяжелый ботинок врезается мне в живот, а следом в лицо. Во рту появляется противный привкус крови.
— Папа! — слышу за дверью. Цепляюсь за ее голос как за якорь и держусь в сознании. Глаза
