Наталья Нестерова - Ищите кота (сборник)
— Королевские замашки, конечно, аргумент, — развела я руками.
Но, повторюсь, как бы бабушки и дедушки ни баловали внуков, расхлебывать родителям.
Муж Ирины трудится в Олимпийском комитете. Когда ушел из спорта, сделался чиновником, и весьма успешным. А у Ирины административная карьера не задалась. После физкультурного института она работала тренером по волейболу в детской спортивной школе. Поскольку Ирина шумная, большая, ее в любом помещении, включая спортзал, много, она производила впечатление активного лидера, который горы сокрушит и, как паровоз, с задорным свистом покатит в счастливые дали. Активная-то верно, только ее энергия не имеет ничего общего с талантами организатора. Ирину назначили заместителем директора спортшколы, и почти сразу же она стала фактическим директором, потому что формальный руководитель заболел на полгода. За шесть месяцев спортшкола едва не развалилась, а Ирина не выходила из клокочущего невроза. Ирина хваталась за все и ничего не доводила до конца, брала горлом мелкие проблемы и не видела главных, у нее были любимчики из числа тренеров, которые потом оказывались предателями, а уволившиеся «негодяи», перейдя в другую школу, оказывались замечательными тренерами. Ирина выслушивала вечером дельные советы мужа Коли, кивала, соглашалась, а утром поступала с точностью до наоборот, поддавшись своим эмоциям. Коле эта свистопляска вскоре надоела. Да и кто долго выдержит жену, которая ополоумела от производственных проблем и задвинула семью в дальний угол?
Нас, подруг, Ирина тоже изводила рассказами о предателях, об аварийной котельной, за ремонт которой строители деньги взяли и смылись, и так далее и тому подобное — бесконечно. Коля выдвинул ультиматум: увольняйся из директоров, или развод и девичья фамилия. Он, конечно, блефовал, но выдернуть Ирину из административного безумия могла только шоковая терапия. Ее начал Коля, а мы с энтузиазмом подключились.
Не давали Ирине слова сказать, засыпали ее вопросами, не требующими ответа.
Катя:
— Тебе что дороже, семья или эта раздолбанная школа?
Я:
— Ты была отличным тренером, правда? Твоя команда гремела? Твоих воспитанников переманили? Ты слепая?
Настя:
— Сколько можно ныть? Изнылась до развода. Не надоело? Не можешь послать их к чертовой матери и заняться тем, что по-настоящему умеешь делать?
Элька:
— Ты ведь сделаешь как следует, сестричка?
Ирина ушла из директоров, вернулась в тренеры. Из-за фиаско на руководящей работе она схватилась за привычную деятельность с утроенной энергией. Впрочем, без утроения Ирина не может. Несколько раз, заезжая за Ириной, я наблюдала ее тренировки. Зрелище доставляло мне истинное наслаждение.
Говорят, что многие оперные певцы не любят судить в жюри конкурсов исполнителей. Потому что, когда слушаешь вокалиста, невольно и беззвучно поешь вместе с ним, напрягаешь связки, а это вредно.
Ирина, наблюдая игру своих ребят, на каждую удачную подачу, хорошо поставленный блок, как и на промахи, ошибки реагировала бурно, вопила, не жалея связок. И неподдельные эмоции тренера действовали на ребят как энергетическое излучение высокой мощности. Да что там дети! Через некоторое время, незаметно для себя, случайные зрители, я в том числе, ловили себя на том, что вовлечены в спортивный спектакль — топаем ногами, аплодируем, хватаемся за голову… А играли-то не чемпионы, не мастера спорта, а тринадцатилетние мальчишки и девчонки!
Правильно ли поступала Ирина впоследствии, отказываясь тренировать юношеские команды в известных престижных клубах? Не знаю, потому что сослагательное наклонение не переношу, оно вызывает у меня приступы раздражения. Настя уверена, что Ирина отмахнулась от подарков судьбы. Катя, начисто лишенная честолюбия, пожимает плечами. Для Кати важен процесс, интересное действие, а где оно происходит — на сцене Большого театра или в сельском клубе, — не важно. Элька считает, что сестра поступила правильно. Ира один раз хлебнула ответственности, превышающей ее природные способности, и зареклась. Обжегшись на молоке, дуешь на воду. Так ведь и вода бывает кипятком.
Ире нравилось из нескладных мальчишек и девчонок, записавшихся в простую районную спортшколу, лепить атлетов, бойцов, наращивать им мышцы и воспитывать командный дух. Дети ее боялись и боготворили.
В свое время я с удивлением узнала, что у Эльки в подчинении пять сотрудников. Элька, пугливая и трепетная, — руководитель? Да еще и успешный, уважаемый? Она заведовала биохимической лабораторией в каком-то секретном институте и про род своих занятий рассказывать не могла. Но для Кати государственных тайн не существовало.
— Ты что? — округляла глаза Катя. — Химическое и биологическое оружие изобретаешь?
— Как тебе могли прийти в голову подобные глупости? — возмущалась Элька. И проговорилась: — Мы изучаем воздействие радиации на живые организмы.
— А где у нас радиация? — не унималась Катя.
— После испытаний атомного оружия, — ответила Настя.
И по лицу Эльки мы поняли, что Настя попала в точку.
— Его же испытывают не в Подмосковье, — выразила общее облегчение Ира, — а в далеких степях и пустынях.
После Чернобыля под эгидой Академии наук была сформирована большая группа ученых из разных институтов, перед которой поставили задачу исследовать влияние последствий аварии на генетический статус пораженных радиаций людей. Элька вошла в эту группу. Поначалу, как водится, денег на исследования отвалили, а заканчивали работу ученые на голом энтузиазме. Доклад группы исследователей не был засекречен, его просто не обнародовали, положили под сукно. Элька могла, не выдавая страшных тайн, рассказывать, и ее слова нас потрясли. Вывод был следующим: малые дозы радиации, Элька несколько раз подчеркнула — малые, как в зоне чернобыльского поражения, — никакого мутационного эффекта на генофонд не оказывают.
— Это подтверждение японских данных, — рассказывала Элька. — После Хиросимы и Нагасаки они проследили несколько поколений — чисто. А в Новергии люди живут на гранитной плите. Гранит фонит отчаянно, в некоторых местах наши счетчики пищали бы истошно. Ничего, живут норвежцы и не плачут, и гены их не мутируют.
— Но как же сюжеты по телевидению про двухголовых коров и треххвостых котов? — спросила я.
— Журналистские утки, — презрительно сморщила носик Элька. — Страшилки для невежд.
— Мы тут все невежды, получается, — сказала Катя. — Жуткая катастрофа, большое горе, а ты говоришь — ерунда.
