Привычка ненавидеть - Катя Саммер
— Как ты стал главным? У своих волков? В стае? — спрашиваю на свой страх и риск.
Ян будто и не удивлен вопросом, но не спешит отвечать. Проходит не одна минута, и я уже не надеюсь услышать ответ.
— Тогда не было как таковой стаи, — все-таки отвечает он. — Славик, капитан команды, заканчивал универ, когда я пришел в регби. Все ждали, что после него главным станет его младший брат, но мы… в общем, подставили его. — Он зависает, глядя перед собой, а затем поясняет: — Точнее, он сам себя подставил, когда толкал первокурсникам травку. Мы всего лишь сделали так, чтобы об этом узнал тренер.
— Но, — я хмурю брови, продолжая мысль, — то, что ты избавился от соперника, не объясняет, почему стал главным. Кто угодно ведь мог. А стал именно ты.
Бессонов отрывается от увлекательного занятия по ремонту крыши, кривит нос. Он что, смущается? Мне безумно нравится эта мысль, она делает Яна каким-то… смертным, что ли?
— Я занес финальные очки в местном турнире и просто стал капитаном.
— Капитанами просто так не становятся, — продолжаю стоять на своем.
Повисает неловкая пауза, которую никто из нас не хочет разбивать. Ян продолжает убирать треснутые куски черепицы, клеит, латает, забивает, а я перебираю пальцами и коплю силы, чтобы выдавить короткое «спасибо».
— За что? — спрашивает он и сам же отвечает: — Ты и меня топишь. У местных рабочих очередь на две недели вперед, а тут вроде… несложно, я посмотрел на «Ютубе».
Значит, понял сразу за что, но снова изображал из себя идиота. Почему он такой сложный? И почему мне все равно нравится быть с ним? После всего?
Мне до безумия приятно сидеть вдвоем (пусть даже в тишине) на крыше, которую обдувает легкий ветер. Говорить и молчать под палящим солнцем. Мне нравится смущать Яна и смущаться самой. Узнавать о нем новое и обо всем спорить. Сейчас его резкость даже не кажется мне обидной, я понимаю, что он защищается изо всех сил — от себя, от меня, да от целого мира, который точно не за него. Может, и не против, но уж точно не за.
Я уплываю. Понимаю, что сейчас самое время идти домой, бежать со всех ног, чтобы не разбиться о новые оскорбления, которые созреют в голове Бессонова, когда тот вспомнит, каким может быть мудаком. Честно, я осознаю, но не могу перестать представлять, как все сложилось бы, будь Наташа сейчас в порядке, продолжи папа писать о Барине и... Если бы мы просто проживали свои жизни, случился бы душ и прочее? Или наша непонятная связь родилась и кормится только ненавистью? Я захожу на очень опасную территорию.
— Что бы ты сделал, не будь между нами целой пропасти злости и лжи? — в своих фантазиях я кричу ему вычурные фразы в духе романов Джейн Остин. Наверное, даже под проливным дождем, так эпичнее.
— Это, — рычит он мне в ответ и целует меня. Сладко, страстно, отдавая всего себя и срастаясь клетками на веки веков.
Боже мой. Я вскакиваю на ноги и, бросив пирог и Бессонова с молотком, бегу подальше от всего, что придумала себе. Через чердак быстро спускаюсь в дом, спешу по лестнице вниз. Я точно знаю, что займусь опять уборкой — она меня успокаивает. Или приготовлю еще что-нибудь. Или поговорю с папой.
Папа.
Я прирастаю к паркету, потому что его компьютер лежит на полу с потухшим экраном. Замираю на месте с открытым ртом, вслушиваюсь в тишину. Боюсь шелохнуться, но срываюсь со всех ног в сторону ванной комнаты, когда различаю оттуда глухие хрипы. Распахиваю дверь с такой силой, что она громко врезается в стену.
Папа.
Повсюду разлит вонючий коньяк, разбросаны осколки разбитой бутылки, скорее всего, из его тайника в подвесном шкафу, а в раковине…
Боже, папа!
В раковине рассыпаны таблетки. Папа лежит на кафеле с сине-бордовым лицом и пытается дышать из последних сил. А я цепенею. На меня комом накатывает весь ужас увиденного, и следом оглушает крик. И я далеко не сразу понимаю, что кричу сама.
Глава 15
Ян
Ht Bristol, Charlie Bannister, Vincent Steele Nine One One — Bring Me Back to Life
На видео по запросу «как починить крышу» все было просто: поднять сломанные плитки, забить деревянные бруски, чтобы держали весь ряд кровли, склеить и заменить черепицу — все. Но я, блять, не учел отвлекающий фактор в лице Ланской. Ни о чем другом думать рядом с ней не могу: душ, горячий язык и потоп между ее ног. С психом бросаю молоток со шпателем — завтра доделаю все. Тру лицо и пытаюсь привести мысли в порядок, но в голове самый настоящий бардак. Так и до психушки недалеко, надо успокоиться. Вот только как?
Да я все дни пахал, как черт, чтобы заглушить ее стоны в башке: днем зависал на поле, по вечерам у Книжников в тренажерке, а на ночь брал лишние смены у парней в детейлинге, лишь бы не оставаться одному. Тем более дома. За тонкой стеной. С чертовым общим чердаком. И только увидел ее на крыше, меня, блин, в щепки разнесло. Как можно так сильно хотеть человека, которого ты ненавидишь? Я ведь по всем законам жанра должен ее ненавидеть. Ненависть — это чувство сильной вражды и отвращения к объекту. Тогда почему мне не мерзко ее касаться? Почему не выворачивает от поцелуев? Логики нет. Я, как долбаный девственник, готов кончить, только вспомню, что было. И ведь ладно если бы меня держали на голодном пайке, так нет — с Софой у нас и сейчас все отлично в постели. Только во время секса мы, наверное, и не спорим. Вчера, правда, у нас так до него и не дошло, потому что она заявилась без приглашения и с порога стала задавать вопросы,
