Десять (СИ) - Романова Наталия

Юля карабкалась на эту ступеньку, преодолевала себя, заставляла, уговаривала, она почти смирилась с тем, что уедет с Симоном, что лишится профессии. В такие вечера, как этот, она была готова встать, идти пешком в далекую, чужую ей страну. Оставить любимую работу, необходимую учебу, которую не прекращала ни на один день, своих пациентов — все ради того, чтобы упасть в объятия мужа и никогда, ни за что с ним не разлучаться.

Ныло все тело, нещадно ломило кости. Она понимала — это психосоматика, эмоциональное перенапряжение, нервы, но справиться с собой с каждым месяцем, каждой неделей, каждым днем становилось всё сложнее и сложнее.

Иногда Симон приезжал, купал Юлю в подарках, тепле, нежности и сексе. Бесконечном, беспрерывном сексе.

— Я скучаю, маленький, — говорил он.

Она с готовностью давала всё, что только не попросит Симон, но самой ей хотелось вытянуться струной рядом с ним, не шевелиться, запомнить, запечатлеть себя, вжатую в его тело, запах и тепло.

Наконец, выйдя из транса, вытащив никому не нужный пирог из духовки, она медленно оглядела кухню. Полка, которую прибивал Симон, газовая плита, которую он устанавливал, семейные фотографии на стене.

Юля не хотела оставлять этот дом, она любила его, каждый кирпич, каждый прочерк толстым фломастером на стене руками Кима. Глянув на небрежно брошенную брошюру по рабочей тематике, она остро поняла, что не хочет оставлять свою работу… но придётся ради её веснушек, её Симона, её мужа.

Наверное, она сможет сделать шаг на любую ступеньку, взобраться на любую высоту ради него и абсолютного уюта, которое дарит его любовь и обожание. Она искренне любила своего мужа и скучала по нему до невыносимой боли в сердце, бесконечной, безостановочной тоске.

На глаза попалась бутылка вина, пришла простая мысль — напиться. Этот вечер был слишком долгим, а сама Юля — слишком жалкой.

Не утруждаясь сервировкой стола, Юля попросту ковыряла пирог руками, запивала тягучей жидкостью из горла бутылки. Вот только, чем больше она пила, тем несчастнее становилась. Ей всё больше хотелось тепла, всё отчаянней на глаза набегали слезы.

К началу второй бутылки она ревела, отчаянно жалея себя. Единственно верное решение было попросту лечь спать, закончив бесконечный вечер. Пустая постель усугубила настроение Юли, поэтому она попросту допивала уже вторую бутылку, ощущая себя как никогда несчастной, одинокой, покинутой всеми.

Ей нужны были объятья. Сейчас.

В задумчивости она смотрела на телефон, прокручивая в памяти слова, как на репите:

— Ты можешь в любой момент позвать меня, пупс. В любой, если тебе действительно тебе будет необходима моя помощь. Знаю, что ты не станешь злоупотреблять, но все же помни — в любой момент. Я приду.

После той, первой розы, когда она узнала адрес квартиры, где её будет ждать Юра, она (для счастливой замужней женщины) не слишком долго думала, прежде чем отправиться туда.

Всё, что она сделала — это сказала Симону, что задержится дольше обычного, и её привезут домой. Сходила в душ в отделении, надела свежий комплект белья, который всегда лежал в столе на случай непредвиденного дежурства.

Обстановка в квартире была самой обыкновенной, ситуация — банальной. Тысячи раз пройденная до Юли и тысячи раз будет пройденной после.

Чужая жена, чужой муж, одна квартира, два часа.

Она медленно подходила к сидящему на кровати Юре. В её движениях, позе, во взгляде, помимо грации, читалась неуверенность. Задавала сама себе вопросы: зачем она здесь? А он? И не находила ответа. Видимо, и не хотела найти.

— О чём ты думаешь? — спросил Юра, притянув к себе Юлю, поставил между своих ног. — В общем-то, судя по тому, что ты пришла, ты не думаешь вовсе, но всё же… о чем?

— Я не понимаю, — Юля нахмурилась, — Не понимаю тебя. У тебя жена, ты влюблён в кого-то… Зачем ты здесь?

— Мужчины — кобели, слышала такое? Ты найдёшь ответ на этот вопрос, если ответишь, зачем ты пришла. Насколько я знаю, ты любишь своего мужа, он не обижает тебя, ты счастлива, что ты делаешь, Юль?

— Не знаю, — растерянно пробормотала Юля, не зная, что ответить.

— И я не знаю.

Но Юле казалось, что он знает больше, чем говорит.

Она ощущала неуверенность и, возможно, страх. Страх близости с этим мужчиной вкупе с безотчётным, неконтролируемым желанием того же. Болезненную неуверенность в себе. Вдруг вспомнила, что комплект белья, который на ней, вовсе не изысканный, собственно, он и комплектом-то он не был. Обычный трикотаж лишь формально подходящий по цвету. Руки Юры расстегивали пуговицы на ее блузке, а Юля отчётливо понимала, что и этот раз станет катастрофой. Чудовищным разочарованием для них обоих.

Симон не уставал повторять, что мужчины любят глазами, дарил красивые комплекты белья, порой слишком откровенные, беззастенчиво восхищался женой в них. Было просто чувствовать себя желанной под карим взглядом мужа. Голубые глаза Юры смотрели иначе. Не оценивающе, не восхищенно, не ожидающе, а… нежно?

Она перехватила руку, которая продолжала расстегивать пуговицы, решила убежать из этой квартиры, а потом постараться забыть собственный позор. И этот тоже.

— Пупс, я сейчас тебе открою главную мужскую тайну, — серьезно произнес Юра, внимательно глядя на Юлю, как на студентку, которой собирался прочитать цикл лекций.

— Что? — Юля от неожиданности тряхнула головой. Все происходящее, от антуража до слов, взглядов, запахов не было похоже на то, что она привыкла считать близостью.

— Тайну. Если мужчина хочет женщину, кружева на её теле не имеют значения. Они добавляют эстетики, но не имеют значения. Он уже хочет.

— Откуда ты знаешь? — опешила Юля. Юра просто человек, он не может читать мысли.

Как он понял, догадался о ее потаенных, самых скрытых страхах, ведь она сама от себя их тщательно прятала, не то, что от других. Для всех — она безупречная красавица, не знавшая неуверенности и отказов.

Всё в этой ситуации и этом разговоре было алогично. Вплоть до того, зачем он вообще происходит здесь и сейчас? К чему пустые слова?

— Я работаю с женщинами, — улыбнулся Юра. — В прошлый раз на тебе был умопомрачительный комплект. Ярко-синий, на твоей прозрачной коже, хрустальная… — тихим, вкрадчивым голосом продолжил Юра, словно поглаживая Юлину неуверенность, как кошку.

— Не бойся пупс, — сказал он, поймав взгляд Юли. — Всё будет по-другому. Давай поищем твои сладкие местечки, а? — Он гладил практически обнажённое женское тело, на Юле к тому времени остались лишь трусы. — На сгибе локтя? — Он поцеловал тонкую кожу, внимательно наблюдая за реакцией, и продолжил исследования. — Ниже? Выше? — Легко поглаживал пальцами, скользил губами. — Шея сзади? — Горячее мужское дыхание опаляло, посылая мурашки по всему телу. — Ниже, между лопаток?..

Так Юра нашёл тайные уголки, эрогенные зоны Юли. Пальцы, словно руки пианиста, играли с Юлей, не давя, не заставляя, не настаивая, но неминуемо получая желаемое в ответ. Взгляд Юры вселял в Юлю странную, беспричинную уверенность, не прикрытую кружевом или лосьоном для тела с тонким ароматом.

Теперь, когда прошло время, Юля была уверена, что хороша для Юры всегда, в любой ситуации. Он беззастенчиво смаковал её тело в нежнейшем белье, в восхищении провожал только ей понятным взглядом, когда она появлялась на общем празднике в новом платье, безусловно, идущем ей — ведь выбирал Симон. Но точно так же он улыбался, подмигивал ей на субботнике, когда она расхаживала в старых, подогнутых под колено джинсах или шла по коридору в белом халате после изматывающего дежурства. С изысканным макияжем или без. В великолепии новогодних огней и в рабочих буднях — Юля знала, что всегда хороша для Юры.

Однажды она спросила:

— Ты видишь, что я красивая?

— К чему этот вопрос?

— Симон всегда говорит, что я красивая, а ты никогда.

— Какой я тебя вижу?

— Да, какой ты меня видишь?

— Ты невероятно умная женщина, целеустремленная, работоспособная. У тебя огромное доброе сердце, ты переживаешь, борешься за каждого из своих пациентов. Про них ты говоришь: «Мои». Ты очень романтичная, да-да, не спорь. Ты читаешь слезливые книжки, смотришь мелодрамы. Ты способна переживать и сопереживать. Ты любящая, отдающая, не всегда уверенная в себе женщина. И да, ты красивая. Это приятный бонус к остальным твоим достоинствам.