Императрица Ядов (ЛП) - Портер Бри

Прошло три года, и теперь у нас была впечатляющая коллекция кустов черники. Ягоды были тем, что у нас, казалось, никогда не заканчивалось.

Это и пули.

Николай обрадовался, что я предложил ему немного черники, и сразу же отправил горсть в рот. Фиолетовый сок пролился на его губы и запачкал пижаму.

— Как это ты уже устраиваешь беспорядок? — я схватил тряпку и вытер ему подбородок. Когда он попытался увернуться, я окликнул его. — Ты сейчас запачкаешься.

Его зеленые глаза расширились, и он оглянулся на мать, ожидая подтверждения. Елена перестала шевелиться и стояла совершенно неподвижно, не сводя с нас глаз, словно приклеенная к месту. У нее было странное выражение лица, она видела что-то, чего я не мог видеть.

— Елена? — подсказал я.

— А? — Елена сглотнула, возвращаясь на планету Земля. — Прости. О чем ты говорил?

— Если Николай испачкается, — я постучал себя по подбородку, лукаво говоря ей об этом.

Ее взгляд упал на Николая, и она вздохнула.

— Как я родила самого грязного едока на планете? С кем я могу поговорить об этом? — она, казалось, вернулась к жизни, возобновив свое шевеление. — Это правда, мой дикий мальчик. Вытри лицо, а то запачкаешься.

Николай позволил мне вытереть ему подбородок, но провел черту, когда я подошел протереть его кофту. Наказывая меня, он запихнул в рот еще черники, убедившись, что его пальцы тоже туда попали и испачкал их так же сильно.

— Ты будешь кошмаром для купания, — размышлял я.

Он ухмыльнулся и кивнул.

— Ага!

Когда пришло время готовить блины, Елена опустила ногу.

— Готовка это большая работа для человека, — сказала она ноющему Николаю.

Он стоял у ее ног, умоляя попробовать.

— Я большой мальчик, — сказал он ей.

— Нет, ты не большой, — ответила она беззлобно. — Ты маленький мальчик. Но однажды ты станешь большим, и тогда сможешь пользоваться плитой.

Николай откинул голову назад, будто это худшая новость, которую он когда-либо слышал в своей жизни. Он издал пронзительный вой.

— Я уже большой мальчик!

— Еще несколько дней рождения, — сказал я ему.

Он скосил на меня глаза, словно не мог поверить, что я вмешиваюсь в его истерику. Елена была единственной дисциплинирующей силой, которую он когда-либо испытывал.

— Когда ты будешь такого же роста, как я, то сможешь пользоваться плитой.

Николай посмотрел на мои ноги, а затем медленно откинул голову назад, пока его глаза не достигли моего лица. Он нахмурился.

— Когда мне будет сто?

Елена издала кашляющий звук, очень похожий на сдавленный смех.

Я спрятал улыбку.

— Сколько мне лет, как ты думаешь? Тогда сколько лет твоей матери?

— Осторожно, — предупредила Елена, поднимая лопатку.

Николай выглядел так, словно думал об этом.

— Четыре.

Она рассмеялась.

— Ох, спасибо, малыш. Я дам тебе самый большой блин. — она скосила на меня глаза. — А ты можешь взять подгоревший.

— Уважай старших, — предупредил я ее.

Елена отвернулась, но я мог увидеть, как ее щеки изогнулись при усмешке. Усмешка исчезла, как только она вспомнила, кто я и что мы сделали друг с другом — или, скорее, что она сделала со мной и с моей семьей.

Это, казалось, было общей темой, между нами, двумя. Мы упали в счастье, но каким-то образом, пока падали, мы с потрясением поняли: я ненавижу этого человека прямо сейчас. Этот человек разбил мне сердце и разжег мою ярость.

Просто так счастье испарилось, и наше угрюмое отношение друг к другу вернулось.

Николай, казалось, ничего не заметил.

— Ты можешь помочь мне с другой работой для большого мальчика, — сказал я ему, отвлекая свое внимание от Елены. Внимание к моему сыну не вызывало у меня желания выходить из себя. — На самом деле, некоторые могут сказать, что это самая важная работа большого мальчика. — я уловил его интерес, но его взгляд то и дело возвращался к горящей плите. — Накрыть на стол.

И Елена, и Николай одинаково посмотрели на меня, говоря, что это какая-то чушь. Я бы не смог расположить к себе Елену, но Николай мог бы быть немного более сговорчивым.

— Нет, это не так, — проворчал он.

— Да, это так. Маленькие мальчики не могут прикасаться к ножам.

Упоминание об опасных столовых приборах заставило Николая оживиться. Он сосредоточил все свое внимание на мне, его лицо засветилось интересом.

В этот момент я увидел в нем Тарханова. Волнение из-за ножей?

В его жилах текла чистая кровь Тарханова.

Николай Константинович Тарханов.

Я не мог бы сказать вам, сколько раз я произносил его фамилию. Я рассказал об этом всей семье и позволил этому распространиться среди охранников. Я повторял это снова и снова, пока это не стало больше шумом, чем словом, пока это не прозвучало как сигнал тревоги, а не фамилией.

Николай Тарханов.

Когда Елена сказала, что его зовут Николай, мужская версия имени Николия, я удивился. Это было первым признаком того, что Елена все еще была связана с этой семьей. Но потом она произнесла его фамилию...

Николай Константинович Тарханов.

Это не было похоже на оду его отцу, тезке ради ее вины. Казалось, она назвала его так с намерением, чтобы он использовал эту фамилию в будущем. Она назвала его так, будто я был с ней в родильной палате, будто я был тем, кто заполнял свидетельство о рождении моего первенца.

Возможно, она сделала это не нарочно, рассуждал я сам с собой, когда та старая знакомая луковица надежды снова начала расцветать. Она была одна и только что перенесла роды; возможно, ее разум все еще был затуманен эпидуральной анестезией.

Не в первый раз я задавался вопросом, что происходит в голове Елены. Какие секреты она скрывала за этими красивыми волосами и острыми зелеными глазами.

Я повторил вопрос, который задавал почти три года.

Какова настоящая причина твоего ухода, lyubimaya — любимая ?

15

Константин Тарханов

Солнечный свет струился через окна, согревая столовую оттенками золота и апельсинов. В воздухе витал запах блинов и бекона, смешанный со звоном столовых приборов. Все, кроме Антона, собрались за завтраком, даже Бабушка дала о себе знать. Она села на подоконник поближе к детям.

Я наблюдал, как Елена общается с остальными. Она изо всех сил старалась не вернуться в наше лоно, но я видел, как она прилагает усилия сохранить видимость. Точно так же, как когда она впервые приехала сюда, когда была той эгоистичной красивой девушкой, стараясь держаться на расстоянии.

Но каждый член семьи, казалось, был полон решимости вернуть ее обратно. Ты одна из нас, казалось, говорили они каждый раз, когда им предлагали тарелку или рассказывали анекдот. Нравится тебе это или нет.

Когда мое внимание не было приковано к Елене, я наблюдал за Николаем. Он и Евва хихикали между своими матерями, не сводя глаз со своего дяди Романа. Быстро стало ясно, почему. Каждый раз, когда Роман отводил взгляд, Николай протягивал руку и крал что-нибудь с его тарелки.

Каждый раз, когда он это делал, он всегда делился половиной своей добычи с Еввой. У этих двоих было много еды, но именно острые ощущения от неприятностей и того, что их поймали, сделали сироп из черники намного вкуснее.

Я улыбнулся, но не обратил внимания на их маленькую игру. Я не хотел портить им веселье.

Рядом со мной зазвонил телефон Даники. Она допила свой апельсиновый сок, прежде чем достать его.

— Никаких телефонов за завтраком, — предупредил я ее.

Она покачала головой, глядя на меня.

— Я быстро. Это может быть Олежка.

Артем тоже заметил мобильный Даники. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но замолчал, встретившись со мной взглядом. Наши отношения оставались кислыми; теперь это скорее напряженное сотрудничество, чем братская привязанность.