Впечатляющий пик (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

Я не знала, как лучше поступить, если бы только Глеб был дома, мы бы решили все по-человечески. Не собиралась уезжать навсегда, думала  вернуться к ним со Стешей в выходные. Но он не дождался, все сделал по-своему. Мой командир. От этой мысли тепло сладкой карамелью струится по телу. Как же будоражат эти темные глаза, густые волосы, приятный мужской аромат, он вьется вокруг меня, окутывая соблазнительной дымкой, лишая здравомыслия. От воспоминаний того, что произошло только что в ванной все тело вибрирует. Я сажусь за стол, наполняя стаканы ярко-оранжевой жидкостью свежевыжатого сока, врачи советовали мне употреблять как можно больше витамина С, вот я и мучаю апельсины. Протягиваю ему блестящее стекло. Глеб садится напротив, собирая волосы в хвостик на макушке, как я люблю. Он все еще голый по пояс, не могу перестать любоваться темными птицами, что летят на его груди.

Сразу же после  моего возвращения, на пороге появился первый букет. Это были хризантемы, не слишком дорого, но объемно и довольно эффектно. Потом были розы, снова хризантемы, дурацкие гвоздики и еще какие-то цветы с синими колокольчиками. В мусорное ведро букеты не помещались, пришлось завести специальный пакет, а один из пучков я выкинула через окно, когда заметила машину Егора. Я очень рада, что Глеб приехал не только потому что я соскучилась. Я откровенно боюсь своего бывшего парня.

Кто-то напал на Глеба и это все из-за меня, а у него ведь дочь. Вчера, ближе к вечеру, Егор уселся под мою входную дверь, умоляя открыть. Просил прощения за то, что попытался сделать в горах, говорил о любви и о том, что сходит с ума, не может ни есть, ни спать. Я тысячу раз сказала, чтобы уходил, есть другой мужчина, но он как будто оглох, отупел и сошел с ума одновременно.

- Не хочешь ехать? – сурово смотрит на меня спасатель, на лбу появляется знакомая морщина, он то ли спрашивает, то ли утверждает, - не желаешь быть со мной и Стешей?

- Хочу, - говорю то, что чувствую, не думая ни секунды, глядя прямо на него.

При воспоминании о том, как мы жили втроем в его доме, хотя отношений между нами еще не было, мне становится тепло и уютно. Да, я хочу, чтобы они были рядом. Я пока боюсь давать название тому, что испытываю к этому высокому смелому мужчине, уж очень сильно обожглась совсем недавно, но мне определенно хорошо, когда он рядом.

Но как же моя работа, моя жизнь? Хотя какая собственно жизнь? Эта старая квартира, магазин за углом? Работа? В горах меня тоже ждут детишки, к которым, кстати, я успела привязаться. Мой спасатель подтаскивает стул, садится рядом со мной, притягивая к себе на грудь, кладу голову на его плечо, не замечаю, как начинаю нежиться в мужских объятьях. Как же приятно, когда он вот так прижимает меня к своему сильному телу.

- У меня мало времени, - он оглядывается по сторонам, хмурится, глядя на свалку в углу, - это что за монумент?

Имеет в виду букеты, небрежно брошенные в кучу.

- Я не очень хочу выходить из квартиры.

Его взгляд становится острым, как клинок ножа, я физически ощущаю его злость. Он, конечно, догадался чьих это рук дело.

- Вот же упрямый говнюк. И как ты собиралась ходить на работу? По крышам прыгать?

- Он два раза наведывался к моим родителям, - проглатываю застрявшую в горле слюну, - мать от него в восторге, отец спокоен, держится в стороне, он сложно сходится с людьми, но мать просто как сдурела, уговаривает меня дать ему шанс. Она говорит, что не верит, будто у Егорки есть жена и дети, что ты что-то перепутал.

- Я? - загадочно приподымает бровь, потирая бороду.

Подходит к куче и подбрасывает цветы ногой, пакеты шуршат, лепестки летят в разные стороны.

- Да, он рассказал ей, что меня глупую и безмозглую окрутил мужик гораздо старше.

Ловлю его взгляд, карие глаза вспыхивают усмешкой, собственная фраза вызывают улыбку, когда я вот так вот смотрю на него, кожу странно покалывает. Глеб хитро щурится, взгляд гуляет по мне, я начинаю чувствовать дискомфорт, не могу это объяснить, он словно гипнотизирует. Кто-нибудь спасите меня от моего спасателя.

- Значит, я тебя окрутил? – подходит к стулу, на котором я сижу.

Задираю голову, чтобы видеть его лицо, а он берет мой подбородок, шершавым пальцем проводит по нижней губе. Непроизвольно, языком касаюсь подушечки мужского пальца. Вижу, что ему нравится, как напрягаются скулы, расширяются зрачки. Жмурюсь, наслаждаясь его близостью. Я не открываю глаз, жду прикосновения. Хочу поцелуя, мечтаю о горячих губах, о его жёсткой бороде на своем лице. Губы пересыхают от желания, трепещут. Почти ощущаю, как именно это будет. Мой спасатель целуется так же, как спасает людей: решительно, жёстко, так, что внутри все обрывается. В ванной он меня не поцеловал, возможно его беспокоит разбитая губа. Становится стыдно за свой эгоизм. Но я очень хочу глубокого и жадного поцелуя.

Когда я разлепляю ресницы, вижу довольную ухмылку и скрещенные на голой груди руки.

- В следующий раз я поцелую тебя в горах, возможно не только в губы. Собирайся, - без проблем читает он мои мысли, опуская на землю.

- Но? – я недовольно хмурюсь, хочется по-детски топнуть ногой, а Глеб, мать его Дмитриевич, направляется к шифоньеру, доставая мою сумку.

- Я не могу уехать, а если из-за своей сумасшедшей любви, он что-нибудь сделает с моими родителями? Он уже напал на тебя.

Но Глеб, как будто не слышит, он бесцеремонно раскрывает дверцы. Одна наклоняется, стукаясь об пол, частично отваливаясь.

- Все спасатели такие невоспитанные и наглые? - отбираю у него вещи, запихивая обратно, впрочем, он не слишком расстраивается и толкает в сумку другие штаны.

- Он тебя не любит, - говорит сосредоточено, сгребая вещи в кучу с полок.

- Не то, чтобы меня это очень волновало, но с чего ты взял?

- Когда у любимого человека появляется кто-то другой - это похоже на разрыв аорты, - подносит он палец к виску, - в голове перемыкает, что-то бесконечно пульсирует внутри, хочется реветь, рвать и метать, грызть деревья и зарываться башкой в землю...

От его слов мне становится не по себе. Слишком много чувств для сурового спасателя. Это его «у любимого человека появляется кто-то другой», как будто основано на реальных событиях. Опускаю голову, мне почему-то неприятно, ревную к чему-то незримому.

- А уж точно не дарить цветы мешками и любезничать с родителями.

- Все переживают по-своему.

Спасатель ухмыляется, добираясь до моего нижнего белья. Тонкие кружевные трусики, состоящие из трех кусочков красной полупрозрачной ткани, в его руках смотрятся еще меньше, отбираю укладывая обратно. Качаю головой, а он подмигивает мне.

- В горах, все будет в горах.

Снова раскрывает шкаф, продолжая складывать вещи. Злюсь из-за того, что он делает вид, будто это нужно только мне, но слова все равно горячат кровь.

- Он ко мне не ревнует, а должен. Тут что-то не так. Я ему просто мешаю вернуть тебя на прежнее место.

- А это с чего ты взял? – теперь моя очередь скрещивать руки на груди.

- Потому что, если мужик ревнует и бесится из-за соперника, он набьет ему морду сам, вымещая накопившуюся злость, а не посылает двух дебилоидов.

- Ну это ты знаешь ли про нормальных мужиков говоришь.

- А зачем же ты такого выбрала? – проходит мимо меня, легонько толкая плечом, так глядя при этом, что хочется удавиться от стыда.

Злюсь, что он попрекает меня Егором. Понимаю, что вела себя глупо, безрассудно и наивно, даже не узнала его фамилии прежде, чем поперлась на гору. И из-за того, что я связалась черт знает с кем, теперь вынуждена сидеть дома. Подозреваю, что спасатель ревнует, меня точно так же  убивает мысль, что совсем недавно он трахал Жанну. От картинок, что сами собой рождаются в мозгу, я говорю гадости:

- Ну прости, папочка, в следующей раз я с тобой обязательно посоветуюсь.

- Не дерзи, Полина, следующего раза не будет, - грозно оборачиваясь, он указывает на посуду, - это твое или было здесь? У нас полно посуды, не думаю, что нам это понадобится.