Вайолет Уинспир - Терракотовые пески
Она, не говоря ни слова, забралась на сиденье, и они тронулись с места.
— Мы скоро остановимся, — заверил Рауль. — Вы голодны, устали и ненавидите меня.
— У меня все чувства притупились.
— А у меня нет. Но я не намерен растрачивать их на шакалов или на глупых дующихся девиц.
— Я не хочу мешать вам вести машину, поэтом я буду тихо сидеть и молчать. А то в следующий раз вы врежетесь в верблюда.
— Сидите как хотите, — буркнул Рауль. — Мне о многом надо подумать… между прочим, арабы называют упрямых женщин маленькими верблюжатами.
— Я… я не люблю бессердечных людей.
— Я всего лишь голодный мужчина, который много часов провел за рулем и выбился из сил. А у вас есть сердце, дорогая?
Она почувствовала угрызения совести. Дорога темная, левая фара потускнела, дав трещину, когда они столкнулись с шакалом, убившим большеглазого тушканчика. Жанна повела себя глупо, но ей становилось плохо даже тогда, когда кто-то наступал на паука.
— Извините, если я показался вам жестоким, — заговорил он, — мне действительно стало бы жаль, если бы это была газель или заяц.
— Вы не охотитесь на газелей? — оживилась она.
— Это, к счастью, запрещено, а потому красивые грациозные животные чувствуют себя абсолютно свободно. Но иногда я охочусь на диких кабанов или лесных барсов. Неподалеку есть районы с кедровыми лесами, там и промышляет этот кот-убийца.
— Я рада, что газелей оставили в покое, — пробормотала она.
— Вы не любите охоту, да? В охоте преследуемый вынужден сдаться. Поэтому мне не нравятся браки, организованные кем-то. Иной раз супруги приноравливаются друг к другу, но в таком союзе нет волнения и страсти… Нет того, чтобы, взглянув на супруга, ты понял бы, что отдашь все на свете, чтобы прожить с этим человеком всю жизнь.
Жанна взглянула на Рауля и увидела, что тот серьезен. Несмотря на то что Эль-Амара так много значит для него и несмотря на его привязанность к принцессе, он будет готов отдать все… во имя женщины, которую любит.
Машина замедлила ход.
— Я вижу несколько пальм и кусты тамариска. Мы остановимся здесь на ночь, разведем большой костер, сварим кофе, приготовим ужин и ляжем спать под звездами.
Он свернул с дороги, и они остановились.
Жанна почувствовала одновременно облегчение и волнение. Пульс у нее участился. Ночью она будет совершенно одна с мужчиной, которого совершенно не знает, который может быть и очень добрым, и поразительно жестким. Мужчиной, присутствие которого делает все совсем другим.
Их окружала бескрайняя пустыня, костер из тамариска наполнял воздух неповторимым ароматом. Похожие на кометы звезды, сбившись в группы, сияли на небесном бархате цвета индиго. Волновало все: смешанный аромат дыма и жареного мяса, шелест пальм, высокая фигура Рауля, держащего сковородку в руках, чтобы котлеты не подгорели.
На Жанне все еще красовался его пиджак. Он с небрежной грацией набросил на себя бурнус и теперь выглядел истинным сыном пустыни.
— Котлеты готовы, — позвал он. — Если вы взобьете яйца в этой миске, я приготовлю омлет.
— Вы очень самостоятельны, дон Рауль, — заметила Жанна, взбивая яйца вилкой. — Я думала, что внук принцессы привык, чтобы его обслуживали.
— Меня никогда не старались возвысить над окружающими, — пояснил он. — Моя бабушка очень следила за тем, чтобы со мной не нянчились. Я учился в одной из самых строгих школ Англии и служил в Королевской армии Марокко. А вы думали, что за мной день и ночь следовал слуга?
На его прекрасном лице играли блики огня. Он носил на своих широких плечах бурнус с достоинством человека, который умеет держаться в седле и совершенно не испорчен безмятежной жизнью.
— Нет, не думала, — улыбнулась она. — Вам нравилось служить в армии?
— Полезен любой опыт, он учит жизни. Англичане показались мне очень интересными людьми. Мне нравилась их терпимость, ненавязчивый юмор, хладнокровие и умение тонко различать вещи.
— Вы льстите нам, сеньор.
— Нисколько. Я никогда не говорю комплиментов просто так. Этому я, кстати, тоже научился у ваших соотечественников.
— Вы великолепно говорите по-английски. Я никогда не смогу научиться так изъясняться по-испански.
— Вы еще удивите себя, сеньора.
Он взял у нее миску со взбитыми яйцами и вылил ее содержимое на сковородку. Через минуту на раскаленной поверхности запузырился омлет. Сковорода с котлетами была отодвинута на край костра. Воздух наполнился ароматом хорошо приготовленной еды. Жанна, нарезая хлеб, расставляя тарелки, раскладывая ложки и вилки, чувствовала, как у нее разыгрывается аппетит. Какой волнующий необычный опыт — пикник у костра из тамариска в центре марокканской пустыни!
Удивительно! Ведь всего неделю назад она была заперта в клетушке отеля, а ее будущее находилось в руках Милдред Нойс. В силу странного поворота судьбы она сейчас испытывает и ужас и восторг одновременно, а будущее ее теперь в руках Рауля Цезаря-бея.
Он словно в шутку называл себя шейхом, но это было недалеко от истины. С холодной решимостью он увлек ее за собой, и она не смела даже гадать, о чем он думает, встречаясь с ней взглядом и, как всегда, чуть насмешливо улыбаясь.
— Голодны? — спросил он.
Жанна кивнула.
— Так вкусно пахнет.
— Давайте тарелку. — Она послушалась, и он положил ей половину золотистого омлета. — Потом баранья котлета с подливкой. Налетайте.
— Спасибо, — робко улыбнулась она.
— На здоровье, — ответил Рауль, сев рядом с ней на мягкий песок.
— М-м-м, потрясающе. — Она никогда не ела ничего вкуснее этой еды у костра под пальмовыми листьями, сквозь которые просвечивало покрытое драгоценностями звезд ночное небо.
— О чем вы думаете? — полюбопытствовал, насытившись, дон Рауль. — О том, что все это отличается от жизни с мадам Нойс?
— Трудно вообразить себе что-то более не похожее. — В голосе Жанны слышались восторг и удивление. — По-моему, мне все это снится.
— Надеюсь, что сон приятный, дорогая.
— Не стану отрицать, сеньор. — Она приняла из его рук чашку арабского кофе, в которую уже был добавлен сахар.
— Вчера вы были так напряжены, а сегодня улыбаетесь. Вы чувствуете зов пустыни, это голос судьбы, подобных которому нет. Посмотрите! — Он указал на небо, и они увидели, как с черного бархата серебряной стрелой упала звезда. — Судьба ткет нить нашей жизни, и здесь, в пустыне, ночью, понимаешь это лучше, чем где бы то ни было. Створки сердца раскрыты, чтобы впустить в него тайну счастья… которое не что иное, как тишина, поющая в унисон со звездами.
