Никогда_не... (СИ) - Танич Таня

— Бафометовой головой клянёшься? — спрашивает Тамара Гордеевна, и я еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Несмотря на мои убеждения, что старшее поколение не сидит в мессенджерах, кажется, Кристинино разоблачение пошло гулять по городу и добралось до всех и каждого, и конечно, до Наташкиной семьи. Ну что ж, придётся использовать это в своих целях, чтобы уберечь Артура от того, что сейчас переживаю я.

— Клянусь головой Бафомета как оберегающего меня… артефакта! — главное не смеяться, главное держать себя в руках. Я знаю, стоит мне захохотать и дальше будет истерика и нервный срыв. Я уже и так еле выдерживаются это — но никаких нервных срывов, пока мы не выехали отсюда.

— Ясно. Вижу… не врешь, — посверлив меня еще пару секунд подозрительным взглядом, Тамара Гордеевна отступает, а заодно и магия ее зловещих слов тут же рассеивается — все эти призрачные преграды, не дающие мне выбраться из города, угрозы потерь и страшной расплаты. Она поверила в мой не слишком умелый обман, повелась на «страшную» клятву головой Бафомета, которую я дала легко и бездумно — и с каждой секундой это все больше становится похоже на манию уставшей, заигравшейся в сверхъестественное женщины, которая, не найдя личного счастья, растворилась в детях, подпитывая свою надуманную исключительность древними байками.

И тут же, как будто в довершение прояснения моего сознания, в дверь раздаётся негромкий стук:

— Тамарочка Гордеевна? Вы там все успели обговорить? Все свое решили? Выходите, душа моя, пора! Сейчас люди полдничать придут!

— Секунду, Валера! — голосом, совсем не похожим на угрожающий и «колдовской», звонко отвечает Тамара Гордеевна и я снова удивляюсь, как много в ней артистизма, и как быстро она меняет роли. Эту бы энергию, да в мирное русло…

— Он все равно не будет твоим, — она склоняется к моему уху совсем близко, даже жутко вонючая мазь, которой залеплены мои синяки и кровоподтёки на лице, не пугает ее — так же, как и Артура. Но если он обнимал меня, чтобы успокоить, то цель его матери прямо противоположная. — Помни об этом. Зачем ты ему, сама подумай… Ты ж как машина с большим пробегом — кто на тебе только ни ездил. Или как запасная жена, с которой можно погулять и попробовать взрослую жизнь. А вот настоящей — не станешь никогда.

— Никогда не… говорите никогда, — тоже шепчу я в ответ, понимая, что это даже не возражение ей, а спасительная соломинка для самой себя, чтобы вынести этот разговор до конца.

— Никогда — оно и есть никогда Поля. Не бывает такого, чтоб по своей воле в нарушение всех правил по жизни шло. А волю ты Артурке освободишь, как и забрала. И сама посмотришь потом на его привычки — недолго, но увидишь и поймёшь. Бросит он тебя. Сразу же, как разум прояснится, бросит. Сынуля сызмальства только новенькое любил, никем не тронутое. И лошадей под себя всегда объезжал, и машины такие же выбирал. Не надо ему то, на чем полмира каталось. Ты — не его женщина. Материнское сердце знает и видит, с кем будет счастье детям, а с кем нет. Не будет ему с тобой счастья. Дай ему семью с хорошей, чистой девочкой построить, не гневи судьбу. И так себе солидный шмат ухватила того, что для тебя не предназначено. Отойди сама. По-хорошему прошу.

— А то… что? — даже все в мире адекватные аргументы, говорящие о том, что сейчас мне лучше подыграть ей, не могут меня заставить согласиться с ее словами.

— Сама увидишь. Не снимешь отворот сама, я знаю, где твой оберег находится, как до тебя через него добраться, — в ответ на еще один, более громкий стук в дверь, говорит Тамара Гордеевна и отстраняется от меня. — Два часа даю, чтоб сын домой вернулся. Не придёт… Пеняй на себя. Я предупредила.

— Иду, Валера, родной, не переживай так! — и снова, как будто превращаясь в другого человека, говорит она, быстро проходя к двери и одним легким движением отщелкивая шпингалет — и только в эту секунду я могу выдохнуть.

— Ох и душно тут у вас! Вы чего окно не открыли, Тамарочка Гордеевна? Как не задохнулись тут? Духота страшная, и за пять минут сомлеть можно! Вон и егоза… Эй, ты чего такая бледная, вставай давай, и бегом в процедурную! А ну… Давай руку! Давай-давай, не притворяйся, тебе не ту дозу снотворного вкололи, чтобы ты на ходу отключалась! Ну-ка! Раз-два! — громко хлопает он в ладоши перед моим носом. — Не спать тут! Помнишь, куда идти надо?

— Помню, — я хотела сказать это громче, но получается лишь невнятное хрипение. — Помню! — откашлявшись произношу я с деланной бодростью. Меньше всего после психологической атаки Тамары Гордеевны мне надо, чтобы доктор увидел, как меня развезло и, чего доброго, назначил мне строгий постельный режим с запретом посетителей. А я не могу, не имею права. Сегодня вечером… Вечером придёт Артур и все эти разговоры, весь больничный быт покажется мне дурным сном. Или я застряну и останусь здесь навсегда, без надежды на возвращение в нормальную жизнь.

Процедурная и все сопутствующие манипуляции проходят для меня в каком-то тумане. Кажется, я до сих пор пребываю под странным влиянием Тамары Гордеевны, в колдовство которой, конечно, не верю, но в силу морального давления — очень даже. Я даже не помню, как вернулась назад в палату — кажется, медсестре пришлось провести меня до конца коридора. В себя я прихожу только опускаясь на неуютную, с расшатанной сеткой, но ставшую уже в меру родной, кровать с серыми простынями и подозрительного вида наволочкой. Здесь все такое же, как и тогда, когда я уходила на обход — и это вселяет в меня ощущение стабильности и умиротворения.

Как быстро мы привыкаем к плохому, если оно кажется неминуемым. Вот только мое плохое закончится уже через несколько часов. Я уйду отсюда, чего бы мне то ни стоило. После визита Тамары Гордеевны в безопасности я себя чувствую едва ли не меньше, чем если бы в окна летели камни и бутылки с зажигательной смесью.

Люда, которая, кажется, никогда не спит, тут же обращается ко мне, сообщая очередную новость:

— А к тебе опять приходили.

— Кто еще? — по старой привычке мне очень хочется провести руками по волосам, откинуть их с лица, чтобы успокоиться — но моих волос больше нет, кое-как остриженный ёжик прячется под повязкой-чепчиком и на секунду я испытываю едва ли не фантомную боль, вспоминая, ощущение своих же прядей в своих руках. Ничего страшного. Это еще не безысходность. Волосы — не зубы, отрастут. Все исправится. Надо только потерпеть.

— Плохой человек. Хорошо, что она тебя не застала. Тебя долго не было, и она тебя не нашла.

О господи. Ну, кто еще? Мало мне, что ли, и без этого непрошенных и не самых приятных гостей? Но мое беспокойство тут же проходит, когда выясняется, мне уже «посчастливилось» встретиться с моей посетительницей, пусть не здесь, так в кабинете Валерия Ивановича.

— Плохая женщина. Нехорошая. Не надо ее слушаться.

— Да Тамара Никишина! Знаешь ее? Вижу, знаешь! И она тебя знает, хорошо знает, в деталях описала! — подаёт голос жена главного энергетика-ловеласа. Я не удивляюсь, что она знает мать Артура Здесь все друг друга знают, пора бы к этому привыкнуть. И, кроме того, они почти ровесницы, крутятся в одних и тех же кругах.

— Да, это… Это мать моей одноклассницы. Мы с детства знакомы.

— Не надо ее слушаться, — твердит свое Люда, и я делаю успокаивающийся жест рукой, чтобы показать, что кого-кого, а «нехорошую женщину» я слушаться не буду. Тем более, вещи она наговорила мне совсем не такие, которым хотелось бы последовать.

— А-а, ну это такое дело. Тамару у нас многие знают, — расчесывая волосы перед карманным зеркальцем, деловито сообщает жена энергетика. — Так что, встретились вы с ней? Нашлись? Вот только не принесла она тебе ничего, без гостинца, даже странно. Ну так, хлопчина твой прибежит скоро, не переживай — тот точно не с пустыми руками! Ох и хорошенький он у тебя, прям картинка! Такие обычно гулящие… — грустно вздыхает она о своём, и я снова переключаю внимание на Люду, которая вдруг начинает странно раскачиваться.

— Нехорошая она. Нехорошая. И советы ее плохие. Это после них у меня в голове голоса начались.