Татьяна Турве - Если ты индиго

— Тебя.

Сергей, это ж надо было так!.. Прямо по закону подлости, сработал во всей красе.

В трубке всё молчали, даже дыхания не было слышно. Наконец раздался знакомый слегка приглушенный голос:

— А я не мог дозвониться. Уже думал, неправильный номер дала.

— Хорошо ты про меня думаешь! — ей неудержимо хотелось улыбаться и скакать по всей комнате от радости, но папа стоял в дверях с видом сильно задумчивым, будто пытался вспомнить, зачем сюда пришел. Любопытная Варвара! Янка для чего–то прикрыла пальцами мембрану и выразительно на него замахала одной рукой, вскидывая со значением брови. Фазер комически–послушно приподнял руки вверх и задним ходом ретировался из комнаты, аккуратно прикрыв ногой дверь. «С этими родителями хлопот не оберешься, совсем от рук отбились!» — она тихонько рассмеялась и Сергей без промедления осведомился:

— Я что–то пропустил?

В который уже раз он набирал знакомый номер, запомнить его раз плюнуть, не ошибешься: два — сорок семь — три — сорок семь. Но в ухо заунывно пиликали длинные гудки — занято! С кем она может весь вечер трындеть, да еще без перерыва — ла–ла–ла, бла–бла–бла?.. Может, с подругой какой–нибудь, не наговорились за неделю в лицее, или с тем хмырем, что был в парке, или сняла трубку и так оставила, пережидает. Ничего, терпения ему не занимать!

Всей пятерней Стас нажал на сброс и вдруг — как всегда, в самый неподходящий момент — почувствовал за спиной чье–то присутствие. Так и есть, сестра, вот ведь зараза!.. Заботливо и едва ли не с нежностью заглядывая ему в глаза — ну точно как больному! — она сладким до приторности голосом проворковала:

— А ты не пробовал с ней… просто поговорить?

— Прикрой свою варежку!

Но сеструха не прикрыла, вместо того издевательски рассмеялась, и Стас разозлился еще больше: конечно, поговоришь с ней! Если она каждый раз, только в ее сторону посмотришь, начинает хихикать, как ненормальная, и все подружки подключаются за компанию, вся эта мелкогабаритная «банда». Интересно, что в нем такого смешного?..

— Хоть записку ей напиши, Ромео! — успела крикнуть вслед сестрица, змея подколодная.

Яна не устояла перед соблазном: еще у Дуба порывалась у Сергея спросить, но потом слово за слово, заболталась и напрочь забыла:

— А кто ты по знаку?

Сережка шумно вздохнул в самое ухо, напоминая недавнего Воздыхателя:

— Что, еще и астрология?

— А что тут такого?

— Наворотов у тебя…

— Так кто?

Сергей с ответом не спешил, конспиративно дышал в трубку, но Яна решила не сдаваться. По телефону ведь в тысячу раз проще проявить настойчивость, и самое главное, откуда ни возьмись накатила бесшабашная легкость и свобода. Не то, что лицом к лицу, там намного сложней… Янка с трудом отвлеклась от своих рассеянных мыслей и поддразнила:

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны!

Он ловко прикинулся, что ничего не понял:

— При чем тут партизаны?

— Скрываешься?

— Почему сразу скрываюсь!

— Ничего, сейчас мы и без тебя сообразим… Что нам стоит… Что–то воздушное.

— Почему это воздушное? — хмыкнул он недоверчиво.

— Не перебивай. Весы вряд ли, они создания утонченные…

— А я не утонченный?

— Не перебивай, а то собьюсь! Может, Близнецы? Хотя нет, для Близнецов недостаточная болтливость. — Он на эту «болтливость» опять саркастически хмыкнул. — Тогда остается Водолей…

После секундной паузы на том конце снова тяжко вздохнули в самую мембрану:

— Ну и кто после этого будет с тобой встречаться?

— Что, угадала?! — Янка запрыгала на месте и на радостях исполнила на ковре нечто вроде победной шотландской джиги. Всё равно ему там не видно, можно расслабиться. (C Водолеями Янка обычно ладит неплохо, взять хотя бы Юльку: полное взаимопонимание!)

— Как ты узнала?

— Элементарно, Ватсон! Для Водолея важней всего — чтоб никто не совал нос в его дела, не диктовал свои условия. В общем, независимость, самая яркая его черта. Для продвинутого Водолея — идея свободы, равенства и братства… Считается революционный знак.

— А я продвинутый или нет?

— Поживем — увидим.

— Учти, ты только что назвала меня… Как там? Не утонченным и недостаточно болтливым.

— Но зато независимым! Уже кое–что.

На том конце провода задушевно промолчали, но и без того было прекрасно слышно, что улыбается от уха до уха.

Володя прислушался к невнятному говору из–за двери. Янка, если б увидела, страшно бы оскорбилась, но он ничего не мог с собой поделать. «Отцовское беспокойство, — утешил себя, — мало ли, что там за «кадр»!»

— Какой у тебя размер? — внезапно огорошил Сергей, Яна не сразу «въехала»:

— Чего?

— Обуви. А ты о чем подумала?

— Тридцать шестой! — поспешно перебила она.

— Такой бывает? — и опять по голосу чувствуется, что улыбается вовсю! Или это снова картинки по телефону пошли, вторая серия?.. «Если честно, то тридцать пятый с половиной, но об этой подробности мы умолчим», — подумалось со смешком.

— А зачем тебе? — все же поинтересовалась.

— А это правда, что в Одессе отвечают вопросом на вопрос?

— А для чэво вам это нужно зна–а–ть? — подхватила Янка с блатным одесским акцентом, радуясь любимому анекдоту. И опять между ними протянулась невидимая связующая ниточка, как сегодня под Дубом…

Незаметно подкрался вечер, вместе с ним навалилась усталость и странная пустота, и еще какая–то безнадежность, что ли. Марина никак не могла понять, откуда она взялась, всё перебирала мысленно домашние дела, пока не столкнулась с простой и очевидной мыслью: ссора с Янкой, вот что ее беспокоит! С Вовкой–то они помирятся — уже сотни раз так ругались, не привыкать, — а вот Яна… Дочка окопалась в своей комнате, точно в крепости на осадном положении, даже ужинать не потрудилась выйти (а как же, кухня — это мамина территория!). Вовка пару раз носил ей сооруженные наспех бутерброды — балует, как обычно, — и они о чем–то долго секретничали, чересчур громко смеялись и пели дурными козлиными голосами. Это на ночь–то глядя!..

Протерев до блеска посудомоечную машину, Марина отбросила в сторону кухонное полотенце и решительно направилось к увешенной разнокалиберными плакатами двери в Янкину комнату. Как всегда, вздохнула при виде этих издевательских лозунгов, не удержалась, и постучалась согнутым пальцем. Янка играла что–то красивое и невыносимо грустное — мелочь, казалось бы, но даже в этом всё матери наперекор: пианино забросила, а гитару нет, упражняется! Еще бы, это ведь папина любовь, он же у нас бард–самоучка!.. С нарастающим глухим раздражением Марина ворвалась в комнату, как завоеватель: так можно до полуночи ждать, пока тебя соизволят пригласить!