Галина Артемьева - Колодезь с черной водой

– Вы на Красную идете? – спросил мальчик у Люши.

– Да, – кивнула она.

– Давай так. Я иду рядом. Если кто спросит, ты моя сестра. Просто скажешь: «Что, Кира не может с сестрой повидаться?» Кира – это я. Кирилл. А ты?

– Я… Люся.

– Ну, что? Сделаешь? Я заплачу, как до «Националя» дойдем.

– Скажем, не волнуйся, – раздался слева голос Кирилла-старшего. – И абсолютно бесплатно.

Парень явно успокоился. Поверил.

– А тебе зачем в «Националь»? – спросила неожиданно для себя самой Люша. – У тебя там кто? Родные?

Мальчик посмотрел на нее, как старший на младшую.

– Почему, если человек еще не вырос, сразу у него о родителях спрашивают? На фиг родителей. Их нет. И не было никогда.

– Никогда не было? – недоверчиво проговорила Люша.

– В моей жизни – никогда не было, – убежденно и без тени ожесточения ответил ребенок.

– А как же ты… – начала было Люша, но Кир оборвал ее вопрос.

– Оставь парня в покое. Идет себе и идет. Он ни о чем таком тебя не попросил. И не обязан на твои вопросы отвечать.

Люша почувствовала в его интонациях того самого нечеловека, который был способен убить ее месяц назад. Она ничего не сказала, только сделала шаг вправо, чтобы увеличить между ним и собой дистанцию.

– Да я отвечу. Какие проблемы, – произнес мальчик. – Чего ругаться? Дом малютки, детдом, опекун. Вот и все.

– То есть – все в порядке? – не успокаивалась Люша.

Они проходили мимо собора Василия Блаженного. Сердце ее сжалось от любви и ощущения связи со всем, что она видела.

– Давай-ка ты за руку меня возьмешь, – велел мальчик. – Тут запросто разъединить могут. Незаметно. А мне надо спокойно дойти.

Его сухие тонкие пальцы потянулись к ее ладони. Дальше они так и шли – настоящие брат с сестрой.

– Затрахали, – сказал вдруг ребенок.

– Чего так? Учиться заставляют? Или что? – не поняла Люша.

Она часто жаловалась подругам на родителей именно этим словом – «затрахали». Поучения, повышенный интерес к ее делам… Ну, сколько можно?

– При чем здесь учиться? – равнодушно откликнулся мальчик. – Я говорю: затрахали. Просто – затрахали. Устал я от них.

И вдруг до Люши дошло то, чему она все же отказывалась верить.

– По-настоящему? – выдохнула она.

– Отстань от него, – зло приказал Кирилл-старший.

– По-настоящему. Как трахают? Не знаешь, что ли, – подтвердил догадку ребенок.

И тут она испугалась. Очень сильно. У нее даже сердце забилось в сто раз быстрее. С ним, наверное, все происходит именно так, как это было с ней тогда.

– Не бойся, – посоветовал мальчик, почувствовав дрожь ее пальцев. – Ничего.

– А убежать нельзя? – прошептала Люша.

– Насовсем пока нельзя. Мне вырасти надо. Я денег скоплю и свалю. Но пока надо держаться. Мне одиннадцать. В шестнадцать на учебу поеду. В Штаты. Мне Иен обещал.

– А Иен – это кто? – продолжала допытываться Люша.

– Иен – он меня любит. Мы с ним дождемся, когда я подрасту, полечу к нему. Он сказал, что там можно пожениться. Мы поженимся.

Мальчишка говорил обо всех этих ужасах, как о простой обыденности. И от этого у Люши возникло ощущение полного бреда.

– И что? Иен – не трахает? – попыталась прояснить она кое-что для себя.

– Иен – любит. Это другое.

– Это ты к нему идешь?

– Да. Он прилетает каждый месяц ко мне. Мы встречаемся.

– А эти… которые трахают. Они тебя отпускают. Как?

– Да я вроде говорю, что погулять. Они знают, что я вернусь. Не сбегал же пока.

– Ты в «России» живешь? – догадалась Люша.

Мальчик кивнул.

Какое-то время шли молча. Люша понимала, что совсем чуть-чуть, и ребенок уйдет от нее к этому любящему его Иену, а она будет чувствовать себя виноватой. Так же нельзя. Это неправильно. Люди обязаны помогать друг другу.

– Слушай. А хочешь – пойдем жить ко мне. У меня мама с папой. Квартира хорошая. Никто тебя не тронет. Будешь жить, как человек, – выпалила она.

– Ага, – кивнул мальчик. – А потом мой этот… опекун. Найдет меня и засудит твоих как педофилов. За незаконное удержание несовершеннолетнего. Я в курсе таких вариантов. Он мне все с самого начала объяснил.

«Националь» уже виднелся.

– Ты не переживай, – обратился к Люше ребенок. – У меня все нормально. У всех свое в жизни. И так тоже живут.

– О господи! – сказала Люша.

Мальчик высвободил свою руку и отошел. Шаг, два – и исчез. Словно все это ей привиделось. И лучше так и думать: привиделось.

Люша перевела дух и направилась к Тверской. Кирилл неотступно следовал слева.

– Не лезь ни к кому со своей добротой! – вдруг сказал он очень зло. – Не знаешь жизни, сидишь под крылом у своих чокнутых папочки с мамочкой, а думаешь, что самая умная.

– Это ты чокнутый. А мы с родителями – нормальные, – не вынесла Люша.

– Нормальные в свой дом чужих не пускают. Нормальные понимают законы жизни, как они есть. А вы именно чокнутые.

– Так и оставь меня в покое, отойди. Я не хочу с тобой рядом идти, – потребовала Люша.

– Не понравилось тебе тогда со мной, – сказал Кирилл задумчиво. – Что тебе не понравилось? Я тебе жениться предложил. И ты – взрослая. Ты же сама хотела. Я тебя имел, а ты меня хотела. Молчала же. А вот когда тебя имеют, а ты не хочешь – это знаешь, что такое? Это – как вот тот парнишка. Терпишь годами и ждешь, когда в силу войдешь.

– Заткнись! – завопила Люша. – Не смей говорить, о чем не знаешь! Хотела! Имел! Помойка все это! Пусть я чокнутая! Но к твоей нормальной помойке даже близко не подойду. Лучше сразу сдохнуть!

Прохожие на Тверской с равнодушным любопытством поглядывали на ее истерику.

– Лучше сразу сдохнуть? – подхватил Кир. – Может быть! Только не получается так вот легко взять и сдохнуть, как хотелось бы. И приспосабливаешься… И сам жопу подставляешь, чтоб не так больно было. Человек много чего выносит из того, что себе и представить страшно. Вон, видела его? У него все нормально. Перетерпит, будет еще лучше. А куда денется? Или убьют, задушат, как куру, шею свернут. Или – надо ждать. Тебя твой папаша не трахал? Не трахал! Тогда сама заткнись и не смей о других людях судить. Ты ничего не поймешь. У меня вон мамашка – такая красавица народная, все о большой любви мечтала. Отца моего прогнала, мало он ей денег приносил, не настоящий мужчина был он ей поэтому. А потом нашла настоящего. И при деньгах, и такой весь мачо. Любовь! Похожая на сон! А как же! И так сыночка ее любит! Такой заботливый! Просто – родной папочка! Она меня все инструктировала, чтоб папой его называл. «Он столько для тебя делает!» Папа… А этот папа, как из школы приду, брал меня, как буратину и имел, как хотел. Вот это – папа! И попробовал бы я пикнуть! Он так и сказал мне: «Удавлю!» Я ему верил. Он мог. Конечно, когда я вдруг случайно подрос и стал выше его на голову после лета, я тоже кое-что смог…